– Флешетты возьмёшь? – поинтересовался друг, не одевая пока шляпу.
– А… пожалуй што, и нет. Горючего лучше под завязку, хочу охватить как можно больший район, заодно и какая-никакая, а картография. Пугалочек разве только пусть кинут в кабину пару десятков, может и пригодятся.
Обговорив ещё раз со штабными примерный район полётов, дабы в случае чего знали, где искать, пошёл мыться. Плещась под самодельным душем и морщась от собственной вонючести, яростно отдирал кожу намыленной мочалкой.
Блицкриг, оно канешно здорово с точки зрения военной, но толком ни помыться, ни пожрать, ни… хм, посрать. Всё на бегу, всё галопом, да с выпученными глазами. Всем тяжко, а авангарду, разведке и логистам особенно.
– Пообедаешь с нами? – предложил Котяра, подавая полотенце.
– Давай, – яростно растираюсь чистой тканью, – Только знаешь… без этих штоб… без лекций! В прошлый раз ложку в рот положить толком не дали.
– Я уже… – смущённый Котяра показал сжатый кулак, – выговор сделал и предупредил. Щи, а?! По-нашему, с говядинкой!
– Щи… – в животе предвкушающе квакнуло. У буров всё больше мясо с мясом, а если официальщина какая-то, то изыски европейские. Оно вроде как и вкусно, но непривычное брюхо потом частенько бурчит, до конфузов иной раз доходит.
Поднявшись в воздух, сделал круг над Кимберли – по настоянию Снимана, ага! Летадлы мои не успели ещё приесться в войсках, и буров чрезвычайно воодушевляет видеть то, што есть у нас, но нету у врагов. Вроде как пролетел, помахал крылами, и сразу боевой дух вырос в разы. Хером, ага…
Сверяясь с картой и раздражённо находя всё больше и больше ошибок, лечу, делая поминутно пометки. Благо, руль можно застопорить, пусть и ненадолго. Воздушные потоки для моей этажерки вполне чувствительны, постоянно корректировать приходится.
Получасом позже начинаю опасливо поглядывать на небо, где явственно собирается гроза. В горах это особливо опасно, а мне тем паче. Ёбнет молонья, и прости-прощай, белый свет, только комок огненный вниз полетит.
Всматриваясь вниз до рези в глазах, ищу подходящую площадку. А вот и она: ущелистая долина, поросшая по краям обильной растительностью.
Нос чуть вниз, и проваливаюсь мягко, с тревогой ощущая порывы ветра всеми своими крылами. Захожу на…
… выстрел! А потом ещё, ещё и ещё! Небольшой отряд из четверых мужчин при десятке лошадей ведёт яростную стрельбу, находясь аккурат на моём пути.
Рули вверх…
… но нисходящий поток воздуха с силой прижимает меня вниз с такой силой, што вся конструкция застонала жалобно. Резко снижаюсь, едва успевая удержать управление.
Ветер давит, и я с вытаращенными глазами и застрявшим в глотке матом, в пологом пике иду фактически на таран! Лошади разбегаются, да и людям как-то не до стрельбы!
Едва ли не в последний момент успеваю вытянуть рули на себя, пройдя чуть ли не по макушкам обстрелявших меня людей. Дальше лечу низом, опасаясь подняться над долиной. Там, наверху, уже рокочет гроза и сверкают молнии.
Продырявленное пулей крыло разлохмачивается на глазах, и я с превеликим трудом удерживаю летадлу, стремясь уйти как можно дальше. Несколько минут, и не в силах более держать аппарат в равновесии, нахожу относительно ровную площадку и сажусь, как по учебникам.
Пробежка с подпрыжками, и… стойка шасси подламывается, я крепко врезаюсь бедром в ограждение кабины, ломая его и вылетая на каменистую землю.
– Ах ты ж ё… – несколько минут ругаюсь в голос, собирая в кучу весь свой страх и боль, и только затем беру себя в руки. Встав не без труда, скидаю амуницию с исподним, и со свистом втягиваю воздух. По бедру будто врезали окорённым бревном – ссажена кожа до самого мяса, и хорошо ещё, што нога не сломана… кажется.
С осознанием приходит ещё большая боль и желание упасть, ничего не делать, ждать… хоть кого-нибудь! Приходят мысли о плене, и некоторое время я вполне серьёзно рассматриваю этот вариант.
А што? Награду за меня сулят немалую, притом не только Величество, но и всякие там… спонсоры.
Потом приходит понимание, што почётный плен – сильно не факт! Скорее – объявление меня военным преступником со всеми вытекающими. Или как вариант – сразу вздёрнут, на месте. Для очень и очень многих я олицетворение врага. Разведка, бомбы, флешетты…
Желание жить заставило шевелиться, и я захромал к ледатле.
«– Хм… а почему, собственно, к летадле? Правильно же – самолёт или аэроплан!»
Выкидываю из головы неуместные мысли, вытаскиваю из кабины всё нужное. Промыв рану крепченным ромом, щедро намазюкал мазью из аптечки и перевязал. Вроде как… пусть нет пока полной уверенности, но рана не столь опасная, как показалось в начале. Болезненная, и даже более чем, но кожа скорее содрана скользом, чем продавлена. В противном случае, даже не потеряй я сознание от боли, ходить бы просто не смог.
Более серьёзных ран у меня нет, если не считать отбитого ливера, но ободран так, будто пытался отнять котят у дикой кошки. Промыв раны, поглядывая поминутно наверх, где в небе разворачивается вовсе уж инфернальная картина, спешу одеться и забрать из летадлы всё нужное.
– Н-да… покачав в руках деревянную кобуру маузера, разбитую скорее пулей, достаю пистолет, и…
– С-суки… – шиплю я совершенно по гадючьи! Ствол погнут и немножко смят, – ёб…
В последний момент удерживаю себя от истерики и начинаю спешно перетаскивать вещи повыше метров на двадцать, в длинную горизонтальную расщелину, узкую и неглубокую. С неба уже льётся вода, и я опасливо ожидаю ревущие буруны, в кои за считанные минуты может превратиться почти пересохший ручеёк на дне долины, то и дело пропадающий средь камней.
Сделав пару ходок, напоследок полусаблей нарубаю веток под жопу, и на этом всё. Следующие пару часов я провожу крайне неинтересно, забившись поглубже в расщелину, куда то и дело влетают порывы ветра пополам с водой. Сидеть так холодно, сыро и скучно, но утешаю себя мыслью, што снаружи ещё хуже. Утешается плохо, но снаружи и в самом деле отвратно. Мимо проносятся потоки грязной воды с ветками и камнями, а то и мелкими животными в бурлящих потоках.
Пару часов спустя дождь утихает и я осторожно выглядываю вниз. Ну… бывало и хуже! Внизу не то штобы безмятежные лазурные воды, но и не бурление говн. Так, средней руки горная речушка, разве што склоны сейчас вовсе уж склизкие. Глинисто-каменистые почвы, да подмоченные водой со всей щедростью природы – ни убавить, ни прибавить.
Отчаянно бьёт нетерпёжка, но останавливаю себя тем, што не с моей ногой лазать по таким говнам. Дабы успокоить нервы, сжираю шоколадку и обсасываю вяленое мясо, необыкновенно вкусное, и совершенно немилосердно солёное и перчёное.
Стрелки всё время лезут в голову, и хотя я понимаю, што шли они к выходу из ущелья, а никак не вглубь, утешается плохо. Будь то хотя бы оружие… хотя даже пистолет-карабин «Маузера» никак не вундерваффе в здешних краях. Н-да… сам дурак.
Чуть подсохло, и спускаюсь вниз, то и дело оскальзываясь. Вырубил себе посох, и дело пошло легче. Доковылял до самолёта и осмотрел, што же там за повреждения.
Стойку шасси поменять несложно – благо, в багаже есть топорик. Вот же, а? Топорик есть, а винтовку… сам дурак, действительно.
Двигатель… двигатель захлебнулся водой, но в принципе, решаемо. А вот крыло… обойдя, покачал его… тоже решаемо, нужна только ткань. Расчистить площадку за пару дней смогу, даже с учётом ноги, а там и доковыляю – на одном крыле.
Пока искал стойку для шасси, вырубил заодно и нормальный посох – не железное дерево, но сойдёт. Вырубил, и не успокоился, пока не примотал к посоху полусаблю ремнями от портупеи, будто подгонял кто.
Вот же ж! Голым себя без оружия чувствую, и хотя против винтовок с моим копьём толку никакого, а всё легче.
Чуть погодя сделал ещё дротик из невесть как завалявшейся в кабине флешетты. С некоторым сомнением покачал его в руке, придерживая пальцем за верёвочную петлю.