Итоги следствия оглашались на Большом Государственном Совете, куда пригласили представителей всех сословий, для вынесения общего решения, что стоило для двух десятков дворян старейших родов высылки заграницу, и лишения подданства. Ну а пятерым – десятку на каторге за беспримерную глупость. Эти деятели держали у себя оружие, в большом количестве, взрывчатку, и даже портативную типографию, на которой собирались печатать прокламации. Но в основном салонные революционеры получили в личное дело штамп «неблагонадёжен», продолжили дальше прожигать родительские деньги.

Николай за всем этим наблюдал со стороны, так как технический отдел, занимался лишь экспертной поддержкой, и обслуживанием прибора «Правда», который наконец-то доделали в лаборатории академика Павлова.

Техников, допущенных до внутренностей прибора, пришлось учить особым образом, и выдавать специальный допуск, как и врачу, который присутствовал на каждом таком допросе. А выпускал этот сложный и дорогой прибор, завод компании Русская Связь, который стал единственным предприятием, способным обеспечить нужный уровень защиты и безопасности при выпуске прибора.

Тем временем, подоспели арестованные из Астраханской губернии, и карусель правосудия закрутилось, вновь не давая ни дня на передышку.

Егеря, канцеляристы и военная контрразведка, сделали своё дело на «отлично» вскрыв сотни мутных схем по уводу денег, протаскиванию через границу контрабанды, и прочего непотребства, что и вылилось в тяжёлые тома судебных дел, ставшие тонкими листочками приговоров.

На этом фоне, жалоба от депутации московских купцов, прошла почти незамеченной. Дело рассматривали в Торговом суде, и Владимир Ульянов, которому Николай предоставил все документы по конкурсам и требованиям, в пух и прах разнёс все иски жалобщиков, которые не удосужились даже прочитать чего там нужно на заводе сделать, чтобы даже быть допущенным к конкурсу. Да и правильно. Зачем забор и охрана там, где делают секретную военную продукцию? Ясно же – сговор. Правда судьи так не считали и пятью голосами из пяти не только оправдали Николая, но и выразили депутации особое мнение, что такого рода жалобами лишь отнимают время от решения настоящих проблем.

Но сам факт подачи иска, послужил для Николая важным сигналом, и он внимательно прошёлся по всем своим делам, как коммерческим, так и служебным, разбираясь не совершил ли где ошибки, а не найдя, поехал к своему учителю и благодетелю – Ефиму Петровичу Голицыну, застав того в совершеннейшем благолепии, и расслабленности.

Князь только что защитил проект нового порта на Балтике на Государственном Совете, и получил высочайше добро на бюджетные ассигнования, и одновременно, его недоброжелатели и завистники провалились со своим проектом автомагистрали Москва – Урал, которую князь считал несвоевременной, тем более, что магистральная железная дорога уже дошла до Байкала, и никакие тяжёлые грузовики не могли тягаться с железной дорогой по соотношению рубль-километр.

Победу, как бы она ни была значительна, князь Голицын никогда не праздновал, лишь тихо отметив её обедом в кругу семьи, и после удалился в комнату отдыха, любоваться весенним садом и придумывать новые козни соперникам.

Николая, к нему пропустили незамедлительно, и Белоусов поразился, тому, каким разным может быть этот человек. Ефим Петрович, был безусловно из породы хищников, но сейчас, взгляду предстал сытый, довольный жизнью зверь, и даже умытый от крови, так что можно было глубоко ошибиться в оценке князя.

– А, Николай Александрович! Присаживайтесь мой друг, расскажите, как дело решилось в Астрахани, а то мне всякие ужасы рассказывают, но я решился дождаться информации из первых рук.

– Доброго здоровья, Ефим Петрович. – Николай поклонился и присел на указанный князем стул. – Да и вас можно поздравить с победой. Даже до меня долетали отголоски той битвы, что на госсовете устроили.

– А. – Глава коллегии финансов небрежно взмахнул рукой. – Там же всё понятно было. Порт – это проект нужный вот прям сейчас. А автомагистраль, когда ещё понадобится. Нет таких автомоторов чтобы могли взять хоть двадцать тонн груза, а наши вагоны и по сто пятьдесят принимают. Зато вот у вас, виктория настоящая. С кровушкой. – Князь прищурился и едва заметно облизнулся. – Сколько мне люди втирали что за Уралом деньги печатают, сколько мы сил потратили на поиски этих блинопеков[5], не рассказать. И тут мне на стол ложатся документы из Коллегии внутренних дел. И ведь ни словом про вас не обмолвились, словно всё сами. А ведь там и генштабовские были, и даже армеуты[6]… Ну да ладно. Господь им судья, но я уже вижу, что государь-батюшка не поскупился, да. Владимира первой степени да с мечами и дубовыми листьями у нас имеют только пятеро, да вот вы шестой. – Он небрежно взмахнул пальцами отпуская слугу, который расставил чайный набор на столике. – Ну и полковника в двадцать один год, выслужить тоже совсем немало. Тучков – четвёртый тоже вроде получил полковника в двадцать два, да князь Горчаков в двадцать один получил генеральские погоны[7]. Так что вы в хорошей компании.

– Да вот это меня и беспокоит. – Николай благодарно кивнул за чай, налитый в чашку. – Тут вон и купцы московские в суд подали, и вообще, такое ощущение что обкладывают со всех сторон.

– Это ничего. – Ефим Петрович усмехнулся, растянув тонкие жёсткие губы в улыбке. – Это правильно. Осторожность лишней не бывает. Но на самом деле, всё станет плохо лишь тогда, когда вы зарвётесь и перейдёте черту. Что за черта? Да всё просто. Чертой является закон. Закон, как свод общих правил. И для князя, и для крестьянина, и для военного. Для всех. Пока вы в рамках закона, всё в порядке. Если кому-то не нравится то, что вы делаете, пусть борется с вами. Но тоже исключительно в рамках закона. Ну а те, кто перейдут черту, узнают много интересных слов. Например, таких, как ссылка, тюрьма, поражение в правах, и много других. Конечно вам, нужно следить за тем особо. Законность сделок, и их юридическая чистота должны быть абсолютными. Но, про то, я уже как-то сказал вашему компаньону – господину Ульянову, и тот заверил меня, что все контракты и документы проходят через его юристов.

– Да, это так. – Николай кивнул. – Несколько дольше делопроизводство, но намного больше уверенности.

– Скажу больше. – Подхватил тему Голицын. – У меня в Коллегии, теперь тоже и в отделах и вообще появились юристы, которые проверяет документы, и на каждом стоит его личная подпись, так что в случае чего, мы знаем с кого взыскивать ущерб. Ну а там, где есть личная ответственность за результат, всё намного честнее. – Князь улыбнулся и внимательно посмотрел в глаза Николаю. – Но я хочу вот что сказать. У разумного человека, любое сомнение порождает осторожность. Так что вы на правильном пути. Чем больше будет дел, чем выше общественное и служебное положение, тем сложнее будет выбор, и тем выше цена ошибки.