– Ты выглядишь… – Она моргнула, не веря своим глазам. У Маркуса был хороший цвет лица, глада не выглядели впалыми, и он, кажется, набрал утраченный вес. – …Выглядишь хорошо.

Ей не удалось скрыть своё удивление.

– Доктор Уинтерс счёл меня здоровым для поездки, – пояснил Маркус. – Он говорит, что ещё не встречал человека, который бы так скоро встал на ноги после лихорадки.

– Должно быть, это воздействие пирога с патокой.

Его глаза потеплели:

– Воистину так.

– Что привело тебя в город? – спросила Онория. Ей хотелось добавить: «Учитывая, что тебя освободили от обязанности следить, чтобы я не сочеталась браком с каким-то идиотом».

Ей было немного горько.

Но злости она не чувствовала. Не было смысла и причины сердиться на него. Маркус лишь выполнял просьбу Дэниела. И он не разбил ничьих сердец. Правду говоря, Онория не была особенно влюблена ни в одного своего поклонника, и если бы кто-то из них сделал ей предложение, она бы вряд ли его приняла.

Но ей было обидно. Почему никто не сказал ей, что Маркус вмешивается в её дела? Наверное, тогда она бы закатила скандал… Ну, ладно, она бы навернякаустроила скандал, но не большой. И знай она правду, то не стала бы превратно понимать действия Маркуса в Фенсмуре. Тогда ей бы не взбрело в голову, что он чуточку влюблён в неё.

И она бы ни за что не позволила себе влюбляться в него.

Единственное, в чём теперь Онория была уверена, так это в том, что она не допустит, чтобы Маркус о чём-то догадался. Пусть думает, что ей неизвестно о его махинациях.

Поэтому она изобразила на лице самую широкую улыбку и приняла заинтересованный вид, когда Маркус ответил:

– Я не хотел пропустить ваш концерт.

– О, теперь я знаю, что ты лжёшь.

– Нет, это правда, – настаивал он. – Знание твоих истинных чувств придаст новую глубину вашим стараниям.

Онория закатила глаза:

– Перестань. Как бы ты не шутил надо мною, и не только надо мною, тебе не избежать какофонии.

– Я тайком заткну уши ватой.

– Если моя мать тебя поймает на обмане, она смертельно оскорбится. А ведь она спасла тебя от верной гибели.

Маркус взглянул на неё с некоторым удивлением:

– Она до сих пор верит в твой талант?

– В талант каждой из нас, – подтвердила Онория. – Думаю, ей жаль, что я последняя из её дочерей, кто выступает. Но я полагаю, что эстафета скоро перейдёт в руки следующего поколения. Многие мои племянницы уже терзают крошечные скрипочки своим маленькими пальчиками.

– Правда? Действительно крошечные?

– Нет. Но так лучше звучит.

Маркус издал смешок и умолк. Они оба молчали, стоя в гостиной, и испытывали необычную неловкость.

Так странно. Совсем не похоже на них.

– Не желаешь ли прогуляться? – внезапно спросил Маркус. – Погода чудесная.

– Нет, – ответила Онория чуть резче, чем ей хотелось. – Благодарю.

Тень мелькнула в его глазах и исчезла так быстро, словно ей померещилось.

– Хорошо, – натянуто сказал он.

– Я не могу, – пояснила Онория, поскольку не хотела ранить его чувства. А, может быть, хотела и чувствовала себя виноватой. – Все мои кузины здесь. Мы репетируем.

Лёгкая тревога омрачила его лицо.

– Ты, вероятно, сейчас вспомнишь дела, ради которых необходимо срочно покинуть пределы Мэйфера, – сообщила ему она. – Дейзи не в ладах с пианиссимо.

На его непонимающий взгляд она пояснила:

– Она играет очень громко.

– А все остальные нет?

– Остроумно, но нет, не настолько.

– Так ты говоришь, что если я действительно приду на концерт, мне стоит занять место в задних рядах?

– Лучше в соседней комнате, если тебе удастся.

– Правда? – Маркус смотрел на неё с комической надеждой. – А будут места в соседней комнате?

– Нет, – ответила Онория, снова закатывая глаза. – Но я не думаю, что задний ряд тебя спасёт. В особенности от Дейзи.

Он вздохнул.

– Тебе следовало это учесть до того, как ты поспешил выздороветь.

– Теперь я начинаю понимать.

– Ладно, – произнесла Онория, стараясь говорить как очень занятая дама, у которой множество встреч и много дел, не имеющих ни малейшего отношения к графу Чаттерису. – Я должна идти.

– Разумеется, – ответил он, склонив голову на прощание.

– До свидания. – Однако Онория не двинулась с места.

– До свидания.

– Рада нашей встрече.

– И я рад. Передавай моё почтение своей матушке.

– Конечно. Она будет рада услышать, что ты здоров.

Маркус кивнул. И продолжал стоять. А затем произнёс:

– До встречи.

– Да, – торопливо ответила Онория. – Мне нужно идти. До свидания.

На этот раз она вышла из комнаты. И даже не обернулась. Что было серьёзным достижением, о котором она не могла даже мечтать.

Сидя в кабинете своего лондонского дома, Маркус размышлял о том, как мало ему известно об искусстве ухаживания за дамами. Он знает, как их избегать, а ещё лучше ему удавалось избегать внимания их мамаш. Ещё он умеет тайно собирать сведения о джентльменах, которые ухаживают за юными леди (точнее, за Онорией). Он умеет с помощью угроз убеждать их оставить её в покое.

Но что касается его самого, то Маркус понятия не имел, с чего начинать.

Цветы? Он видел, как другие мужчины дарят цветы. Женщинам нравятся цветы. Чёрт, ему самому они нравятся. Кто же не любит цветы?

Маркус подумал, что мог бы найти гиацинты, которые по цвету напоминают глаза Онории, но у них мелкие цветки и они вряд ли хорошо смотрятся в букете. Кроме того, ему тогда придётся лично преподнести их ей и сказать, что они похожи на её глаза? Поскольку необходимо будет пояснить, что речь идёт об одной конкретной части цветка, у основания лепестка.

Что может быть глупее?

Главная проблема с цветами заключается в том, что до сих пор Маркус никогда не дарил Онории цветов. Его поступок пробудит в ней любопытство, а затем и подозрение. Если Онория не испытывает к нему ответных чувств (а у него нет особых причин предполагать, что это так), тогда он будет стоять посреди гостиной как полный идиот.

Учитывая все обстоятельства, Маркусу хотелось бы избежать такого развития событий.

Гораздо безопаснее ухаживать за ней на людях, решил он. Завтра леди Бриджертон даёт бал в свой день рождения, и он знает наверняка, что Онория там будет. Даже если ей этого не хочется, она всё равно приедет. У леди Бриджертон соберутся многие достойные холостяки, что делает отказ невозможным. В их числе Грегори Бриджертон, о котором Маркус успел переменить мнение – юноша слишком молод для женитьбы. Если же Онория решит проявить интерес к молодому Бриджертону, Маркусу придётся вмешаться.

Разумеется, за кулисами и не привлекая к себе внимания. Таким образом, у него имеется ещё одна веская причина посетить этот бал.

Маркус взглянул на свой письменный стол. Слева лежало тиснёное приглашение в Бриджертон Хаус. Справа была записка, оставленная Онорией в Фенсмуре перед отъездом неделю назад. Удивительно безликое послание. Приветствие, подпись и две бесцветные фразы между ними. Ничего, напоминающего о спасении жизни, случившемся поцелуе или краже пирога с патокой… Такие записки пишут, когда хотят поблагодарить хозяев за обычный благопристойный загородный приём. Совершенно не похоже на любовное письмо предполагаемому жениху.

Потому что Маркус собирается жениться на Онории. Как только Дэниел притащит свою чёртову задницу обратно в Англию, Маркус сразу же попросит у него ее руки. Но до этого момента ему придётся ухаживать за девушкой самостоятельно.

И в этом состоит дилемма.

Маркус вздохнул. Некоторые мужчины инстинктивно знают, как говорить с женщинами.

Было бы чрезвычайно удобно принадлежать к их числу. Но Маркус Холройд таковым не является. Вместо этого он умеет разговаривать только с Онорией. А в последнее время и это удаётся ему не слишком хорошо.

Таким образом, на следующий вечер Маркус оказался в самом нелюбимом месте на земле – в лондонском бальном зале. Он занял своё обычное место, с краю, спиной к стене, откуда можно наблюдать за происходящим и сохранять вид полного безразличия. Уже не в первый раз ему приходила в голову мысль о том, как ему повезло родиться мужчиной, а не женщиной. Девушка, стоящая у стены, считается непопулярной, мужчина – надменным, хмурым и скучающим.