– Надо учитывать важный фактор. И этот фактор – утро. Ты можешь проснуться очень рано от убийственного чувства голода. Не очень-то здорово подниматься в пять и целый день шататься сонной мухой. Ты просто учишься терпеть. Терпеть, как раб терпит побои своего господина. Терпишь – срываешься. Терпишь – и срываешься уже не так часто. В итоге ты терпишь окончательно.

Пашка нервно переводит взгляд на сковородку. Казалось, он больше не сможет выдерживать. Но я чувствую каждое его состояние. И если будет предел, это станет заметно. Мой намётанный глаз всегда ловит подобные мелочи.

– Хы-ы-ы-ы-ы, – кивает он жалобно.

Голова его стала такой маленькой, словно детский кулачок, а шея исхудала так, что от малейшего напряжения вены выступали как натянутые тросы.

– Нет, миленький, нужно перейти барьер, – нежным, заботливым голоском убеждаю я. – Терпение преодолевает голод, – пытаюсь говорить всё, чтобы склонить его на свою сторону. – Думай о рвоте, о протухших яйцах, о гнилой рыбе.

Пашка стал сильно вертеть головой в обе стороны: влево-вправо- влево-вправо-влево-вправо.

– Думай о свернувшемся молоке, о плесени на сале. Только подумай, как отвратительна бывает еда, – меня несёт, и я теряю тормоза. – Думай о пенках в манной каше, о комочках. Представляй, что в каждом комочке под покровом манки спрятано тухлое яйцо. Представь лужу рвоты. Почувствуй, как она пахнет. Слушай запахи. Ощущай их вкус. Представь, как рвота растекается по твоим рукам и ногам. Представь вкус желчи. Проглоти эту желчь!

Его дыхание постепенно замедлялось, а волнение уходило с лица.

– Как давно у тебя урчал желудок? – я прикладываю ладонь к его забрызганной жиром майке.

Пашка закатил глаза и поднял брови. С видом человека, пытающегося покопаться в памяти, он спокойно промямлил:

– М-м-м-м-мум-м-мам.

Я переспрашиваю:

– Утром?

В ответ получаю сумасшедшей скорости кивания и знаки согласия. Я говорю ему, что осталось совсем немножко, и глажу волосы, которые успели сильно засалиться.

– Техники, как правило, никакой нет. Всё напрямую зависит от нашего организма. От его характера и поведения. Способен ли ты вынести голод – решает твой мозг. Знай только, что мозг умеет и любит перестраиваться на любой лад, лишь бы шевелиться и работать. Для того он нам и даётся.

Пашка слушал меня внимательно.

– Чтобы было легче в бою, сперва надо привыкнуть. Позже ты сумеешь неделями обходиться без мяса, сладкого, мучного, солёного, круп, овощей, фруктов. В твоём рационе будут фигурировать лишь жидкости. Они низкокалорийные и легко усваиваются. Это может быть всё – от кока-колы до пива. Запомни, всё, о чём твердит Минздрав – бред. Он наш самый злейший враг. Люди придумали себе страхи с целью угодить другим. Всё, что ты знаешь о своём организме, равняется нулю. Ты совершенно ничего о нём не знаешь. Как и все мы. Он может внезапно выдать любую херню – от лёгкого недомогания до оторвавшегося тромба. Ты должен выдрессировать организм.

Пашка позеленел от голода, как капуста, но это не значит, что он умирает. Это значит, в него надо запихать еды.

Вдруг меня оглушает, сбивая с мысли, глубокий, страшный, резкий, ревущий звук. Я выпучила глаза и потерялась в пространстве. Трясущимися руками я, ведомая рефлексией, закрыла рот. Этот звук был похож на включенный советский пылесос, простоявший не один десяток лет в подвале, который своим оглушительным запуском разбудил весь дом, разогнал кошек и собак по углам и вызвал проклятую головную боль на оставшийся день. Этот страшный звук, он, блять, каким-то образом вышел из Пашки.

Быстрыми отрывистыми движениями дрожащих рук я прощупала его тело, затем соскочила с кровати и ринулась на кухню за ножом. Обратно я, поскользнувшись на линолеуме, упала плашмя на кровать. Лицо уткнулось в пятно засохшей мочи.

Я принялась резать плотные веревки на его синих, с мотающейся кожей запястьях. На это ушло около двух минут. Пашка дёрнул плечами и выкарабкался из оставшихся, не до конца срезанных, истончившихся верёвок. Резко сгибать или опускать руки он не стал, ведь им надо привыкнуть, а крови – равномерно распределиться и зациркулировать. Сперва левую, затем правую, он согнул руки в локтях. Потом разработал круговыми движениями кисти и несколько раз согнул-разогнул пальцы.

Потом он выпрямился, сел и подцепил кончик верхнего слоя скотча. Рот растянулся медленно и волнообразно слева направо. Затем то же самое он повторил с двумя оставшимися слоями.

Прямоугольный грязный отпечаток тянулся от щеки до щеки. Красные губы, налившиеся кровью, были сочно-бордовыми, не алыми, не розовыми. Они были неестественного цвета, словно накрашены помадой.

Первое, что он сказал, было:

– Прости, Вера. Я осознал. Я всё осознал. Больше никогда так не буду. Ты простишь меня, Верусик?

Я никогда не врала Пашке.

– Семьдесят один час, двадцать четыре минуты, пять секунд. Будешь ещё пожирать что-то в тайне от меня – наказание ужесточится.

Он скрыл лицо за ладонями и сматернулся.

– Верусик, что мне сделать, чтобы ты этого больше не повторяла? – нежно гладя меня по щекам и губам, спрашивает Пашка.

Я принялась разрезать верёвки на ногах, постепенно сгибая каждый его палец. Сначала на правой ноге, затем на левой. Потом согнула все пальцы сразу. Так нужно делать, чтобы избежать электрических разрядов, вызванных затеканием конечностей.

– Жрать то, что готовят, – сказала я. – А пока отдыхай. Со временем получится.

Огуречный рассказ

Зайдите в комнату и закройтесь на ключ.

В ванную, в кухню, на балкон – неважно.

Главное, чтобы рядом не было

___________________________

ваших детей.

Меня зовут Галя. Я пью только крепкий кофе без сахара. Иногда я добавляю овсяное молоко и корицу, но тогда это получается не совсем кофе. Если знаете, что такое молочный улун, то что-то похожее.

Я пишу картины в стиле импрессионизм. Но бывают моменты, когда я сминаю завершённую картину, ломаю холст о колено и за несколько минут пишу неопрятный постмодерн, который занимает первое место на конкурсе рисунка и через месяц идёт на столичную выставку в Арт-хаус.

Я держу строгий деловой стиль в одежде. Чёрный низ, светлый верх. Волосы в хвост. Туфли на шпильке. Примерно три дня в неделю я ношу бесформенный голубой балахон и белые кожаные кеды с блестящими шнурками. На голове у меня то пучок, то две косички. Бывает и такое, что я крашу волосы в красный. К концу следующего дня они светло-розовые.