— Что же. Золото. Аркенстон, — Саурон надменно вскинул голову, сколь позволял рост Тауриэль. — В обмен на рыжую принцессу наугрим. Через год.
— Мы взяли золота, сколько нам надо, — спокойно сказала Галадриэль. — Остальное твое. Мы вообразить не могли, что его там столько. Пещера только кажется невысокой, на самом деле она уходит вниз на огромную глубину и полностью забита слитками, как будто у Красного Рога златые корни, тянущиеся в самое сердце Арды. Ты можешь послать своих орков за добычей хоть сейчас.
— Сейчас воздержусь, — Темнейший налил себе бокал вина и пригубил. — После урегулирования… остальных вопросов. По золоту, стало быть, мы договорились. Странно правда, что вы так легко уступили…
— Будешь пить много вина, родишься идиотом, — холодно сказала Галадриэль. — Аркенстон.
— По камню, который Ольва и Трандуил вернули мне, — заговорил Торин, — у меня свои обязательства. Я предлагал тебе его разок, помнится. И уж ты-то мог бы знать, что это глаз балрога. Я отдам камень лорду Гротмору… но ты можешь присутствовать при сделке и тряхнуть своим обаянием. Как мы поняли, у него схожие с твоими взгляды на мировое господство. Правда, он чуток подвинулся головушкой от одиночества и слепоты. Но это все, на что ты можешь рассчитывать. В противном случае — уходи.
Саурон думал.
Взгляд Тауриэль медленно скользил по лицам Галадриэли, Трандуила, Торина…
— А где же мои возлюбленные принцы?
— Мы выстроили стрелометы, — неохотно сказал Торин. — Не те стрелометы, что годились на дракона, а копии, поменьше. Но эти — могут подстрелить балрога. Если, положим, он пожелает нарушить договоренность. Кили и Леголас — у стрелометов.
Саурон внимательно смотрел на Дубощита.
— Я могу и сам убрать металл из твоей крови, — медленно сказал он. — Ты хочешь жить, узбад. Кому, как не мне, понять это. Отдай мне глаз, и тогда…
— Нет уж, — отрезал гном. — С балрогом я договаривался, ему и отнесу. По золоту мы уступили. Вроде бы ты больше ничего не требовал. Итого, если мне не изменяет знание торговых сделок, ты без боя получаешь три четверти желаемого. Золото и право переговорщика у Гротмора. Хороший процент.
— Слишком просто, — снова задумчиво проговорил Саурон. — Что же, с балрогом я слажу… я вижу, что стрелометы направлены на ворота Мории. Если открыть их и войти, я буду под прицелом?
— Стрелометы направлены наверх. Мы хотели защитить наши отряды, если лорд Гротмор будет в игривом настроении, когда, наконец, покинет пещеры, — сказал Трандуил. — Если ты не намерен залетать туда на морне, тебе ничего не грозит. Но я могу зарубить тебя здесь и сейчас. Равно как и леди Галадриэль, например. Неужто мы не напали бы, если бы у нас были такие намерения? А ты, великий майа, опасаешься механических луков.
— Ради Ольвы, — сказал Элронд, — весь Север выставил войска. Мы отбивали ее огромной ценой, ценой жизней. За Тауриэль просят принцы двух величайших народов, неужто мы сделаем ради нее меньше?
— Тема сентиментальности, — проворчал Саурон. — Да. Я на нее рассчитывал, на вашу сентиментальность. Верю… и не верю. Предпочел бы посмотреть в глаза Зеленолиста. Тогда моя уверенность была бы выше…
— Ее супруг — Кили! — рявкнул Торин.
— Хорошо, — смягчил тон Саурон. — Я желаю видеть их здесь, их обоих. Мне не нравится, что вы спрятали их от меня. На Плоской скале — Торин и Трандуил. Здесь — Леголас и Кили. Обожаю треугольники. Призовите принцев. Я поговорю с ними.
Торин обменялся с Трандуилом быстрыми взглядами.
— Быть может, отправимся к вратам и стрелометам? Там и поговоришь? — медленно спросил Трандуил.
— Отчего не у стола?
— Мы все же не закадычные друзья, — сказал Элронд. — Мне не очень-то хочется есть за столом с тобой. Тем не менее — я здесь и я гостеприимен, раз уж таково твое условие. Я… пошлю за принцами.
— О, непримиримый полуэльф, — усмехнулся Саурон. — Пока мы ждем… может, расскажешь, что ты думаешь об Анариндиле? Мой волчий принц прекрасен…
— Мой волчий принц, — сказал Трандуил, выделив тоном слово «мой».
— Я держал его в чаше, — Саурон салютовал бокалом вина, — и мог выпить. Это мой волчий принц. Ты был беспомощен тогда, полностью беспомощен, ничтожен, великий Трандуил. Только моя добрая, подчеркну, добрая воля сохранила ему жизнь. Я всегда буду относиться к этому ребенку как к своему сыну, эльф.
— Это спорный вопрос, — громко заговорил Элронд. — Раз ты спросил меня, то я тебе отвечу. Анариндил и Йуллийель — прекрасные дети, которые не имеют к тебе никакого отношения. Здесь, слава Эру, достаточно магов, чтобы определить любое темное волшебство…
Галадриэль тем временем обошла стол и встала возле Трандуила, позади серого мага, сидящего у стола. Еле слышно произнесла:
— Саурон не спросил об Ольве.
Владыка остановил взгляд на крови, запекшейся на доспехах. Вздрогнул.
— О, Манве…
— Нам придется держаться плана. Выдержат ли принцы?
— Мы не предусмотрели этого. Я уверен в Леголасе, но…
— Но муж — Кили… и он не согласен…
— Как же так, — проговорил лишь губами Трандуил, — мы опять не вычислили намерения Гортхаура…
— … а также должное воспитание, которое Анариндил получит в Сумеречном Лесу. А если твое влияние там покажется слишком заметным, то в Ривенделле. У меня лучшие библиотеки в Средиземье, и я могу обеспечить образование юноше, — закончил Элронд какую-то длинную мысль.
Подъехали два всадника.
Леголас и Кили спешились, подошли к столу. Леголас смотрел прямо, Кили — в землю. Эльфийский принц выглядел очень спокойным — отстраненным, углубленным в себя.
— Что же, мои дорогие, — Саурон встал. — Раз вас видеть… обоих. Жаль, нет времени пообщаться подольше и поближе, было бы интересно… Что вы скажете о вашем желании ждать это тело год? После всего, что с ним приключилось?
— Мне было бы проще, если бы ты дал мне поговорить с Тауриэль, — сказал Леголас. — Если бы ты отпустил ее рассудок и я убедился бы, что она еще цела. Что твое темное сознание не поглотило ее. Я думаю, Тауриэль будет в ужасном шоке, когда вернется. Но здесь найдутся друзья, способные ей помочь. А если ты нарушишь слово, я соберу армию и пойду войной на Мордор. Ты уже видел подобную войну, Темнейший.
— Не уверен, сможет ли она говорить сама, — сказал Саурон. — И у меня нет ни малейшего желания отступать, когда тут истари, — он указал на Гэндальфа, — и сильнейшие маги Срезидемья… Отложим это. Быть может, позже, наедине… я был бы и не против…
— Я не могу на это смотреть, — буркнул Кили и отвернулся. — И не желаю слушать. Тебе должны были передать мое решение. Принц Лихолесья много на себя берет… я супруг Тауриэль, и я буду ожидать ее и сражаться за нее.
Саурон встал и медленно пошел к принцам.
— Даже не знаю… вы оба такие симпатичные… — он провел рукой по щеке Леголаса. Эльфийский принц грустно улыбнулся.
— Не старайся, Гортхаур. Я слишком хорошо знаю Тауриэль, я рос с ней. Я отличаю тебя в ее теле без труда и ты это не изменишь. Да, мне тоже тяжело смотреть на это. Она… испытала боль. Испытывает ее и сейчас, я знаю. Она ошиблась. Когда ты вернешь ее, мы все исправим.
— А если я нарушу слово?
— Тогда будет война.
— Ну, а ты, — Саурон коснулся густых волос Кили. Гном дернул головой. — Ты на меня совсем не смотришь. Разве мне не идут доспехи?
— Доспехи? — сердито сказал Кили, все так же отводя взор. — Мордорская работа, дрянь. Выглядит красиво, а на самом деле пустышка. Я вижу черенок обломанной стрелы, мои доспехи стрела бы не пробила. А ты, Саурон, получше бы обращался с моей женой. Тебе ее возвращать.
— Ладно, — задумчиво проговорил Саурон. — Положим, я поверил в ценность рыжей эльфийки для вас. Это гарантирует мне кое-какую безопасность. Что же. Золото завтра… Аркенстон сегодня.
— Наконец-то, — прорычал Торин. — От слов к делу. Едем к Вратам.
У Восточных Врат Мории дежурили гномы, готовые по первому же приказу открыть или закрыть тяжеленные створки, высеченные из единых глыб камня.
