«Ах, Бога!» – плюнул колдун с отвращением. «Богов много! Некоторым я служил, другие служат мне, как ты скоро узнаешь, нахал! Сейчас тебе кажется, что я в твоей власти, но ты не понимаешь, какая опасность тебе угрожает! Но, учитывая твое невежество, я буду милостив и объясню важность этой работы, которую ты так глупо считаешь бессмысленной.

Знай же, дурак, что я принял английское золото от герцога Филиппа Бургундского, чтобы убить ведьму и положить Францию к его ногам.

Когда эта бабочка сгорит, ложного дофина ^[34] Карла сразит изнурительная лихорадка; лилия, символом которой является бабочка, исчезнет со знамени Франции, а ведьма, которая влияет на него, погибнет. Тогда его собирающаяся армия будет уничтожена до последнего человека».

«Вряд ли случится так, что все эти несчастья произойдут, если разрушение одной жизни может спасти столько людей. Скажи, колдун, тебе известно по твоим книгам или даже по слухам об этом кольце?»

Острие на шее стоящего на коленях человека не шевельнулось, но в поле его зрения появилась рука. Глаза колдуна широко раскрылись и закатились вверх, в тщетной попытке увидеть лицо человека, стоящего позади него.

«Только не ты! Не Мерлин! Геката, Одуарпа, Бельфегор! Ко мне, я приказываю! Этот человек мертв!»

«Как и ты!» – мрачно произнес Гвальхмай и воткнул кинжал до конца.

Мягко и нежно он вытянул крошечные шипы. Мотылек слабо вздрогнул, затем поднялся в воздух, беспорядочно заваливаясь и кружась вокруг головы своего спасителя.

«Лети домой, маленький эльф», – пробормотал Гвальхмай. «Я думал о тебе. Я скучал по тебе, как ты и предсказывал. Я рад, что не все из вас ушли. Не суди обо всех людях по нему. Ты нужен нам больше, чем можешь себе представить».

Он вытащил кинжал и посмотрел на него с отвращением. Кинжал был темным от крови. Гвальхмай отбросил его и потер сухие руки друг о друга.

«Он отравит меня, если я буду пользоваться им дальше!»

Он смотрел, как мотылек зигзагами пересекает луг. Когда он исчез из виду, Гвальхмай пробормотал: «Я сказал тому монстру, что меня не интересует его политика, но я имею отношение к тем, кто против него и против тех, кому он служил. Если мне придется сразиться с ними, тогда я должен вернуть мой меч. Может быть, в этом бою я найду ту крепость и то знамя».

Он стоял там, думая, вспоминая. Давным-давно он уже проходил этим путем.

«Да, отсюда храм св. Екатерины де Фьербуа в одном дне пути на запад».

Вскоре маленький луг был пуст, если не считать тела человека, которого убили, чтобы спасти жизнь мотылька.

Британские острова больше не подвергались набегам скандинавов; их уже не раздирала междоусобная война; норманны и саксы со временем соединились в одну нацию, молодую, высокомерную, дерзкую – и начались другие войны.

Многое изменилось и во Франции с тех пор, как Гвальхмай был там в последний раз. Зажатая между Англией и растущей соперничающей силой Бургундии, Франция являла собой узкий коридор, который топтали и разоряли организованные армии и враждующие банды. Тем не менее, города как таковые все еще остались после столетней войны. Каким-то образом, люди продолжали печь хлеб, пахали поля, доили коров, в общем, жизнь шла своим скромным ходом. Новые соломенные крыши пришли на смену сгоревшим; родились дети, которых убитые на войне отцы никогда не увидят. Юноши смотрели в глаза девиц и осмеливались мечтать.

Одна весна следовала за другой.

В том апреле 1429 года на ветру поднялось знамя, которого никто не видел ни до, ни после. При виде его уже отчаявшийся человек, который жаждал стать королем, почувствовал надежду, которую не чаял знать при жизни.

В том же апреле Гвальхмай пришел в храм, где оставил меч Роланда на хранение, и узнал, что меча нет.

Он с яростью взглянул на служку, который исполнял обязанности хранителя часовни. Для Гвальхмая это разочарование стало кульминацией множества неудачных дней; несчастья прилепились к нему, как репей. В бессильном гневе он схватил алтарь и сотряс его.

«Вы говорите, что за ним послали? Никто не знал, что он лежит там, кроме меня! Я доверил это святой Екатерине – давным-давно!»

«Тогда, конечно, святая Екатерина знала, что он лежит за алтарем. Разве это ничего не значит для вас, уважаемый господин, что он был в безопасности, когда бы вы его ни оставили, вплоть до прошлой недели, когда за ним пришли; что его искали и обнаружили именно там, где, по их словам, он был спрятан?

Никто из нас не знал, что за алтарем лежит меч. Мы восприняли это как чудо. Возможно, нет, непременно сама святая Екатерина рассказала главнокомандующему дофина, что меч здесь.

Это был единственный меч в храме, на котором было пять крестиков. Он был покрыт тонким слоем ржавчины. Когда мы подняли его, ржавчина отвалилась, словно по волшебству. Мы отполировали его и передали посланнику, который за ним пришел».

«Куда его увезли? Я хотел бы поговорить с этим главнокомандующим. Где его можно найти?»

«Дофин держит свой скромный двор в замке Шинон. Этот замок составляет все королевское величие, оставленное ему, и когда Орлеан падет, у него не останется и этого, потому что сдача города откроет англичанам всю долину Луары.

Крошечная армия дофина собирается в Шиноне на помощь Орлеану, но надежда на успех очень мала. Пока армия не уйдет, вы сможете найти свой меч там».

Гвальхмай повернулся на каблуках и вышел. Сделав несколько шагов, он задумался и повернул назад.

«Его имя? Как зовут этого вора?»

«У вас не будет проблем с поиском главнокомандующего! Любой направит вас. Спросите Джин Дарк».

«Похоже на имя англичанина-предателя. Неудивительно, что у вас так мало веры в свое дело!»

Гвальхмай презрительно сплюнул, сверкнул глазами на испуганного служку и в ярости покинул храм.

Он не ушел далеко, когда его гнев остыл. Возвращаясь назад, его память нашла подробности, о которых он забыл. В храме был еще кое-кто, когда он сунул меч за алтарь. Когда это было? Возможно ли? Чуть более трех веков назад?

Да, был еще кое-кто, кто видел его, кто знал и только один во всем мире мог знать сейчас!

Кореника вернулась! Она была где-то рядом с ним! Это был ее способ привести его к ней!

Тогда вперед, в Шинон на крыльях ветра!

20

Знамя вперед!

Немножечко странной она была.

Голоса беззвучные слышать могла.

Святые и ангелы ей являлись.

Над ее благочестием мы не смеялись.

Что делать, ей Голоса говорили,

Мы знали, что правду они твердили.

Каждый любит мать. У всех она одна.

У ней было две, вторая – Франция-родина! Песни Хуона

Гвальхмай покинул Фьербуа после полудня и, как ни спешил, в Шинон прибыл уже в начале вечера.

Город был переполнен, поэтому в окрестных полях были разбиты палаточные лагеря, там же готовили пищу, и в этот час в воздухе витал запах еды. Гвальхмай остановился у одного из костров и представился добровольцем в армию дофина. Разговаривая, он негромко позвенел монетами в кармане.

Как он и надеялся, его пригласили присоединиться к трапезе при условии, что он что-то внесет в общий котел. Гвальхмай сходил в город и купил хлеба и бутылку вина. Когда он вернулся, котелок супа был готов, и он поужинал, сидя на траве с четырьмя солдатами, которые занимали палатку.

Они выглядели не лучше бандитов, но отнеслись с уважением к виду и манерам Гвальхмая и были сдержаны в разговоре. Время от времени он ловил на себе их быстрые взгляды, но, когда они видели, что он их заметил, сразу же направляли внимание в другое место.

Гвальхмай не сознавал, какой след последние суровые годы оставили на нем. Его лицо, изборожденное глубокими морщинами, было совершенно непроницаемо; таким его делала наполовину ацтекская, наполовину римская кровь. Красноватый оттенок его кожи, выжженной на жарком южном солнце при почти постоянной жизни на свежем воздухе, стал еще более медным, чем когда-либо. Из-за омолаживающих свойств эликсира Мерлина у него все еще был полный набор зубов, хотя он уже не помнил, сколько раз некоторые из них менялись. Его зрение не померкло, а взгляд был таким же диким, как у орла, в честь которого он был назван.