Пока Гвальхмай размышлял об этом, корабль быстро приближался к берегу огромного моря. Там, у высокого горного перевала стоял великолепный город. Его впечатляющие стены были пронизаны арочными воротами, через которые двигались караваны гигантских животных с длинной рыжей шерстью и огромными изогнутыми клыками. Они несли паланкины или тяжелые грузы, или тянули громоздкие телеги с десятифутовыми колесами. Мамонты, прирученные человеком!

Вимана стала снижаться. Пока она по нисходящей спирали шла к приемным причалам гавани, где качались другие корабли с загнутыми крыльями, Гвальхмай смотрел, как звери шагают по бульварам и рыночным площадям. Над золотыми куполами и высокими шпилями по воздушному склону скользил корабль-лебедь.

Он кружил вокруг высоких стен и многолюдных улиц. Гвальхмай видел глядящие на них внимательные лица часовых, хотя вимана не представляла опасности.

Вниз и вниз, ближе к воде и портовым рабочим, готовым поймать брошенные канаты и быстро привязать их к столбам. Вниз, туда, где мальчики показывали на них пальцами, а девочки махали разноцветными лентами, чтобы приветствовать летчиков дома. Вниз, чтобы легко плюхнуться в гавань всего на одно мгновение… потому что в следующее мгновение Гвальхмай обнаружил себя барахтающимся на берегу!

Корабль исчез! За бесконечно малую долю мгновения вода исчезла. Капитан и члены экипажа, порт, люди и животные, город с его защитными стенами и дворцами, который остался в памяти людей как легендарное царство пресвитера Иоанна, и само море Гоби – все исчезло в далеком прошлом, когда Гвальхмая рывком перенесли вперед во времени в его настоящее, а их далекое будущее.

Остались могучие горные вершины, снежная линия которых мгновенно опустилась на тысячи футов. Высокий перевал между ними теперь был забит снегом и льдом. Гвальхмай лежал лицом вниз, его рот и нос были набиты соленым песком, а сам он продолжал делать плавательные движения на том древнем берегу.

Благодаря милости богини вод Ахуни-и, он счастливо преодолел величайшие опасности и благополучно вернулся в свое время, но в его глазах стояли слезы.

Не было никакого города пресвитера Иоанна. Не было христианского императора, который помог бы ему вернуться в Алату и принял бы эту страну как часть святого царства. Придется еще много потрудиться, пока он не освободится от своей утомительной миссии, и это само по себе было грустно. Но особенно больно было от разлуки с той, кто был ему дороже всего на свете – с его Кореницей!

16

Через волшебную дверь

Гвальхмай впал в самое глубокое отчаяние за все время своих долгих странствий. На необъятных просторах пустыни, которая лежала за его спиной, ничего не двигалось. Даже ветер прекратился.

Миражи не тревожили его обманчивыми видениями, и, несмотря на жажду и голод, у него не было бреда, который мог бы создать иллюзию жизни в этой смертельной пустыне.

Бессмысленность его бесконечного скитания поразила его. В чем цель его поисков? К какой гибели или радости вела его эта бесконечная миссия, без надежды, без награды? Была ли цель в его существовании, для чего нужна эта упорная борьба?

Он уткнулся головой в песок и застонал. Он был очень близок к тому, чтобы разорвать тонкую нить, соединяющую душу с телом. Готовясь произнести слова, которые исполнят это безвозвратное действие, он услышал тонкий голосок. Прозвучал ли он в его голове, или в сердце, или в памяти?

Да! Эти строки он слышал, когда Фланн читал Тире из потрепанной книги кулди, наставляя ее в своей вере. Он услышал, как голос повторяет с интонациями Фланна:

«Возвожу очи мои к горам, откуда придет помощь моя. Помощь моя от Господа, сотворившего небо и землю».

Он поднял голову и бессмысленно уставился на горы. Они были слепящим пятном, ярким от солнца и снега. Он моргнул и вытер песок с лица и плачущих глаз.

На фоне этого блеска появилось черное пятнышко, которое описывало круги по расширяющейся спирали. Пятнышко постепенно приближалось и вдруг, словно найдя того, кого искало, полетело прямо к нему. Это был ворон.

Посланник Тора? Кореника, в одном из ее любимых обличий? Когда птица приблизилась, Гвальхмай притворился мертвым и ощупал ее разум. В красных мыслях ворона не было ничего, кроме дикого голода. Не было присутствия другого существа, ощущения милосердия или сопереживания. Ворон приземлился рядом и торопливо поскакал к нему, чтобы выклевать глаза.

Это был смертельно голодный падальщик.

Гвальхмай подождал, пока он не подойдет поближе, а затем, как учила Кореника, захватил разум ворона и подчинил его тело себе.

Сразу же крылья подняли Гвальхмая в воздух. Все выше и выше он поднимался, оглядывая пустынную землю под собой, все выше в холодную, грозную синеву безоблачного неба. Он увидел собственное тело глазами птицы. Беспомощный, он лежал на спине на тысячи футов ниже, раскинув руки. Слабый ветер взъерошил перья, когда Гвальхмай поднялся выше величественных горных вершин. Голод ворона мучал его, он ощущал его усталость. Заглянув за эти зазубренные горные барьеры, Гвальхмай увидел зеленые долины, через которые параллельно стене гор вилась дорога, похожая на коричневый шнур, пропущенный сквозь изумруды, и по этой дороге шли люди!

Караванная тропа! Здесь проходили, покачиваясь, верблюды с погонщиками на спине. Ехали потные люди с повозками под маленькими парусами, которые помогали ветру толкать их тяжелый груз. Он видел под собой терпеливых ослов, тяжело груженых тюками шелка, трусящих по древнему пути к Персии и рынкам Запада. С ними двигались и охранники.

Солдаты, погонщики скота, носильщики, странники, священники, сказочники, мандарины и наложницы в занавешенных сидячих и лежачих паланкинах – яркая жизнь восточного мира проходила под его глазами. И эта дорога означает жизнь и для него самого, если он сумеет пересечь горы и добраться до нее!

Управляемый ворон быстро спустился обратно к необитаемому телу. Прежде чем ворон успел моргнуть, отскочить или осознать, что с ним произошло, Гвальхмай вернулся к себе. Он резко схватил ошеломленную птицу и коротким рывком свернул ей шею.

Не удосужившись ощипать птицу, он вскрыл ее от горла до хвоста одним ударом своего кремневого топора, содрал кожу и перья и стал пожирать мерзкую, сырую плоть. Он задыхался, давился от рвоты, но сумел удержать в желудке животворную пищу. Слегка оживший, шатаясь он двинулся к предгорьям и к увиденному перевалу.

Из тающих снегов бежали тоненькие ручейки, а по краям пробивались зеленые побеги, сочные и питательные. В его сердце росла надежда, она толкала его вперед, а смелость у него была всегда. Он не умер, как думал, а только немного подремал.

Он прошел перевал. Ни одна лавина не пронеслась рядом с ним, никакое другое несчастье не постигло его, и, наконец, изможденный, усталый, призрак самого себя он вышел на эту дорогу. Всего через полдня его подобрал караван, шедший на восток с нефритом и изюмом, лошадьми и рабами.

Дети, мимо которых он проходил, показывали пальцем на человека с воспаленными от дорожной пыли глазами, который шел, цепляясь за край грузовой тележки, чтобы не упасть. Они глядели на его красно-коричневую кожу, изодранные войлочные сапоги, рваную овчину и кричали: «Та! Та!», потому что принимали его за кочевника с севера, против которых была построена Великая стена.

Так он добрался до Катая и через Нефритовые ворота вошел в легендарную империю монгольского завоевателя Хубилая, которого называли Великим ханом.

Начался новый период жизни Гвальхмая. Если бы не чувство ожидания, которое в любой момент могло реализоваться каким-то необычным образом, он был бы счастлив в Катае. Он хорошо вписался в схему той жизни, в которой оказался.

Возвращавшиеся на родину купцы, которые подобрали его на дороге, сначала помогали ему только из милосердия. Когда они уверились, что он не разбойник и не пытается каким-либо образом завести их в ловушку, они стали относиться к нему лучше.