В Москве дядю Олега уже ждали. Повязали прямо возле дома, задержали и Глеба. Все добивались, где спрятали Олю. Дядя Олег и Глеб утверждали, что Оля пошла в посольство Франции и, наверное, уехала в Париж. Глеба как несовершеннолетнего выпустили через десять дней. Дальнейшая судьба дяди Олега неизвестна.

Отдохнув от сложной и тяжелейшей дороги на север и обратно, Глеб решил поехать в Петроград к родителям Оли. Рассказать им, что произошло с Олей, да и со всеми ими, в Москве. Петроград по-прежнему кипел: где играют вальс, где похоронную, где славянку; кто на фронт, кто с фронта. Вокруг плакаты, митинги. Кого ведут, кого несут, нет ни начальников, ни подчиненных. Никому ни до кого нет дела – полная свобода. Думские масоны и царские лизоблюды давно разбежались. Прихватив самое ценное – рассыпались по миру – кто в Париж, кто в Нью-Йорк, кто в Стамбул.

Глеб взял экипаж и направился к дому Антона. Величественный великолепный дом, неожиданно для Глеба, оказался серым и мрачным. На фасаде кое – где осыпалась краска. Окна стояли голые, без штор, ворота приоткрытые. Возле подъезда и во дворе грязь: окурки, спички, бумажки. мрачно, уныло. Казалось, дом необитаем. Все указывало на то, что здесь произошли трагические события. Глеб долго стоял во дворе. Заходить было страшно. Страшно было увидеть и услышать то, чего он не ожидал и не предвидел в дороге.

Постучал в дверь – никто не открывает. Дверь оказалась открытой. Вошел в вестибюль: полы голые, стены голые, вокруг пыль и грязь. Стало понятно – дядя Антон и тетя Нинет здесь больше не живут. Либо арестованы, либо, что еще страшнее, – погибли. Напротив, него открылась дверь. Из комнаты вышел старичок.

– Кто вы, и что вам здесь нужно? – спросил старичок.

– Я племянник дяди Антона. Меня зовут Глеб. Я приехал из Москвы проведать дядю Антона и тетю Нинет и сообщить им очень неприятные новости.

– Извини, Глеб, я тебя не узнал. Я видел тебя еще ребенком, когда тебе было десять лет, а сейчас ты настоящий мужчина. Стал выше меня на голову. Я кучер твоего дяди Антона, меня зовут Герман.

– Я тоже вас помню, – сказал Глеб. Я вижу, что здесь что-то произошло. Расскажите все, что вам известно.

– Мне, Глеб известно только то, что Антон и Нинет погибли. Их трупы нашли в лесу. Антон погиб от выстрела в спину, а Нинет – от тупого удара по голове. Там же возле них лежали еще два трупа – один с огнестрельным ранением в грудь, второй с ранением в затылок. Что фактически там произошло – никто не знает. Наверное, были какие-то разборки между собой.

– Дядя Герман, – спросил Глеб, – а в поведении дяди Антона и тети Нинет вы не заметили что-то необычное накануне трагических событий?

– Как-то утром, накануне этих событий Антон вышел на балкон и приказал мне запрягать коней. Это было за неделю до большевистского переворота. Я запряг коней и стал ждать команду. Но команду я не дождался. Зашел в дом, спрашиваю служанку.

– Почему хозяин так долго не выходит? Экипаж давно готов.

Служанка мне говорит:

– Антон уже давно уехал, а Нинет сначала ехать отказалась, но потом передумала и побежала вдогонку. Я думала, они уехали с тобой. И, увидев тебя, я очень удивилась, что ты здесь и спрашиваешь о них.

– Конечно, когда я уже запряг коней, – говорит Герман Глебу, – я слышал, что к подъезду подъехал какой-то экипаж. Потом через некоторое время этот экипаж резко рванул с места и уехал. Я подумал: может быть, Антону привезли какую-то бумагу от Императора, которую Антон очень ждал. Курьер отдал Антону бумагу. Антон быстро прочитал ее содержание и уехал вместе с курьером. Либо, просто, Антон не стал меня ждать и уехал вместе с ними. Хозяев мы ждали к обеду, потом к ужину. Так в ожидании прошло десять дней. Все ходили грустные, понурые. Без хозяев жизни никакой нет. Мечешься из угла в угол. Не знаешь, что делать. Конечно, все думали, что хозяев арестовали за компанию с Императором. Ведь Антон был очень близок к Императору.

Когда к власти пришли большевики, мы думали, что Императора и Антона с Нинет сразу же освободят. Но через некоторое время к нам пришли комиссары и сообщили, что Антона и его жену нашли в лесу мертвыми. Стали нас расспрашивать. Мы им рассказали то, что я рассказал тебе. Больше мы ничего не знаем. Однако для них ценно было уже то, что мы им сказали день и время, когда Антон и Нинет уехали из дома. Как только узнали о смерти хозяев, управляющий открыл сейф, забрал все, что там было, но что там было, мы, конечно, не знаем. Забрал все дорогие вещи в доме: картины, золотые, серебряные сувениры, дорогую мебель, ковры. Больше мы его не видели. Ну, а остальное, по мелочам, мы выносим и отдаем за кусок хлеба. Ты уж нас прости, сынок. Мы хоть и старенькие, но умирать от голода не хочется.

Узнав о гибели хозяев, мы долго были в трауре. Я очень сильно жалел, что не поехал с ними. Я, наверное, мог бы их защитить. Ты, Глеб, конечно, знаешь, что мы с Нинет долгие годы путешествовали по восточным странам, осваивали искусство рукопашного боя.

– Спасибо, Герман, – сказал Глеб. Ты мне рассказал трагическую историю нашей семьи. Мне срочно нужно зайти в посольство Франции. Нужно обо всем сообщить в Париж. Там осталась моя двоюродная сестра – Мадлен и другие близкие родственники. Они обо всем должны знать. Из посольства уеду домой – в Москву.

А сейчас собери всю прислугу. Собравшиеся хорошо знали Глеба по детству, но никто не узнал. Глеб всем сказал:

– Дом и все, что в доме, поместье и все, что в поместье, разделите между собой. Вы прослужили здесь всю жизнь. Все принадлежит вам. Мне и моей семье ничего больше не нужно. Разделите и увезите как можно скорее. Программу большевиков вы знаете. При большевиках все будет общим, в том числе и жены. Не заберете вы – заберут они. Оформление документов на имущество составлять не будем. Юридической силы оно все равно иметь не будет. Дом и поместье перейдут в собственность большевиков.

Глеб попрощался с бывшими слугами и служанками Антона и Нинет, и поехал в посольство. Возле посольства Глеба задержали чекисты, посадили в экипаж. Связали веревками руки, увезли на вокзал. Привезли в Москву, где он неделю просидел в ЧК. Один раз в сутки водили на допрос. Во время допроса «нянчили» сапожники. Добивались признания, куда спрятали Олю. Но Глеб не сознавался. Через неделю Глеба неожиданно выпустили. Он очень удивился, потом от людей узнал, что Цибулю кто-то застрелил из-за угла.

Через два года вернулся с войны второй дядя Оли – Григорий. Узнав, что здесь произошло за эти годы, и что сейчас его племянница Оля живет в тундре у оленеводов, дядя Григорий собрался и уехал к ней. Глеб с дядей не поехал, так как сильно заболел. Дядя набрал много подарков, в том числе и продуктов, много огненной воды, разной парфюмерии, а также карту с координатами местонахождения чума, составленную Глебом, и уехал в поисках Оли.

Долго ездили по тундре, но все же чум нашли. Петя и Дуня были в чуме, сидели опечаленные, подавленные, неразговорчивые. Оли в чуме не было. Из спального мешка выглядывал ребенок, мальчик, возрастом около двух лет. Увидев незнакомого мужчину, хозяева чума оживились, даже обрадовались. Подошли к нему, обступили. По их поведению чувствовалось, что они ждали от дяди какого-то важного сообщения. Ждали, что незнакомец сам начнет разговор. Когда дядя Григорий представился и сообщил им цель своего приезда, они поняли, что тот о происшествии в чуме ничего не знает. Опять сели на свои места, поближе к ребенку, к гостю потеряли всякий интерес. Дядя Григорий, конечно, уже понял, что здесь произошел какой-то крупный конфликт. Но разговорить Петю и Дуню было трудно.

Потом, когда Григорий вытащил из сумки бутылку огненной воды, уже после первого стакана Петя и Дуня разговорились. Перебивая друг друга, рассказали:

– Как-то утром, оставив Олю с ребенком в чуме, мы с Дуней уехали на стоянку оленей посмотреть, все ли там в порядке. Стоянка была недалеко. Планировали приехать обратно через два-три часа. Все было, как всегда, тихо, спокойно. Ничто не предвещало никакой опасности. Посторонние люди сюда попадают случайно, один раз в несколько лет. Вернулись, как и рассчитывали, через два часа, спокойные и довольные поездкой, так как стадо оленей было в порядке. Но когда вошли в чум, увидели, что Оли в чуме нет. Ребенок сидел и плакал, с него никакого спроса, он ничего не понимал. В этих местах принято считать так: если в чуме человека нет, значит, его уже нет нигде.