Катя начала первой.
– Андрей, у меня к тебе есть вопрос: когда мы с тобой в Оренбурге сидели под кустом сирени, ты мне рассказывал, что где-то в Юго-Восточной Азии ты спас одного офицера. Значит, это ты спас моего папу?
– Да, Катенька, это был Андрей, – ответил папа за Андрея.
– Андрей, а ты, когда рассказывал мне эту историю, знал, что я дочь того самого офицера, которого ты спас?
– Нет, Катенька, я тогда не знал. Когда мы с тобой сидели под кустом сирени, я рассказывал тебе не о конфликте с крокодилом, а о конфликте с комарами. Слово «крокодил» ты сказала сама, а я лишь подтвердил, что комар был такой огромный, как крокодил. Но о спасении от крокодила у нас с тобой разговора не было. Тогда я лишь вспомнил, что тот офицер рассказал мне, что у него есть очень красивая доченька. Но еще маленькая, учится в школе. И он хотел бы, чтобы я когда-нибудь стал его зятем. Не скрою, я жалел, что не пришлось встретиться с тем офицером и с его доченькой. Но тогда рядом со мной сидела ты. Я в тебя был влюблен и ради тебя был готов на все – даже бросил службу.
– Значит, Андрейка, – это судьба? – спросила Катя.
– Да, Катя, это наша счастливая судьба. И я сейчас очень благодарен тому крокодилу за то, что он столкнул наши судьбы и, в конечном счете, соединил нас с тобой.
– Не вижу связи, Андрей, – сказала Катя.
– Я тоже пока что не вижу. Но уверен, что связь здесь есть.
– Признаюсь, хотя мне немного и совестно, – сказал Анатолий Ильич, – но я курировал Андрея все эти годы. Я знал всю его службу и его передвижения. Конечно, ни малейшего влияния на продвижение в службе Андрея я не оказывал, хотя и мог. Андрей сам является самым видным офицером среднего звена. В том роде войск, в котором он служит, ему толкачи не нужны. Кроме того, Андрей, имея все мои реквизиты, ни разу не позвонил и не навестил. С другой стороны, ты, Катя, долгие годы была малолетней. Когда тебе исполнилось семнадцать лет, всплыло другое обстоятельство, которое, как мы с мамой надеялись, пронесет – но не пронесло, и которое нас с мамой привело к замешательству. О чем я говорю, мы все хорошо знаем. Пригласи Андрея в гости и, следовательно, познакомь его с тобой, то, я не сомневался, что вы бы влюбились друг в друга, потому что вы оба по всем параметрам стоите друг друга и предназначены друг для друга. Вы бы, конечно, поженились. Но выдать дочку замуж с отрицательным приданым мы с мамой не могли. Рано или поздно Андрей об этом бы узнал, и что потом! В каком бы положении оказались мы все, в том числе и Андрей. В то же время объяснить Андрею заранее, до свадьбы, мол, у нас дочь красавица, но имей в виду – она с небольшим дефектом, то есть у нее есть природная необходимость один раз в год среди посторонних мужчин покрутить голой задницей! Думаю, здесь комментарии не нужны. На это никто – ни я, ни мама, ни ты, Катя, не пошли бы. В этой ситуации выход был только один: во всей красоте неожиданно продемонстрировать жениху все то, с чем придется жить. Конечно, подальше от родных мест и поближе к полярному кругу. Дать жениху собственными глазами увидеть то, с кем и с чем ему придется жить, и абсолютно добровольно решить: «да» или «нет». Конечно, все это нужно было продемонстрировать после первой брачной ночи и после предварительного соглашения о совместной жизни. А подходящим местом и временем были отдаленность и предварительная свадьба среди незнакомых людей. После всего увиденного ты, Андрей, абсолютно добровольно сказал – да! Ты сделал очень правильное решение. Когда-то с Юлей я тоже принял такое решение и никогда не пожалел ни на одну секунду.
Катя – одна из самых красивых девушек в Москве, а если учесть ее природный интеллект, а она родилась не просто с развитым умом, но и уже с готовыми знаниями в области почти всех наук – Катя жемчужина, которых в мире можно пересчитать по пальцам одной руки. Но об этом знали только мы трое, а сейчас знаешь уже и ты, Андрей. Представь себе: Катя никогда не была связана с авиацией и медициной, но она с одного взгляда на схеме покажет, где ошибка, где нестыковка. С завязанными глазами разберет и соберет любой авиадвигатель: поршневой, газотурбинный, реактивный. Мама у нее – профессор медицины, но Катя в медицине знает столько же, как и мама. Может, даже больше. Но все же вернемся к вашим отношениям. Нам известно, что когда ты увидел Катю голую, во время вашей предварительной свадьбы в Хальмер-Ю, твое сердце сразу же взбунтовалось. Но оно примирилось лишь после того, когда ты вспомнил, что до тебя Катя была чистенькая, как стеклышко. И имея уже определенный жизненный опыт и необходимый объем чести и совести, ты правильно сориентировался в очень сложной ситуации и понял – то, что ты увидел, в сущности пустяк по сравнению с тем, что ты смог бы потерять, и твое сердце полностью успокоилось.
– Папа, если бы Андрей меня бросил и уехал один, – сказала Катя, – я, конечно, с огромной раной на сердце вышла бы замуж за Славика. Я Андрею это сказала еще там – в Хальмер-Ю. Славик хоть и намного старше меня, но он красивый мужчина. Он хорошо знает меня и всю нашу семью. Кроме того, усыновил бы моего ребенка. А что мне оставалось делать? Ехать в Москву? Искать здесь нового жениха и опять устраивать ему спектакль? На подобного рода спектакли, как в Хальмер-Ю с Андреем, тем более уже с новым другим женихом, у меня не хватило бы ни психических сил, ни нравственных.
– За Славика выйти замуж ты, Катя, не могла. Славик – твой дядя, – сказал папа.
– В Древнем Риме, – ответила Катя, – сестра выходила замуж за родного брата. И по пятьдесят лет жили-поживали да добра наживали.
– В Древнем Риме, – возразил папа, – жили древние люди. Там была своя культура и своя мораль. Не все римляне выдавали свих дочерей за своих сыновей, а лишь богатые или при власти, с целью удержать нажитое ими имущество в своей семье или не делиться властью с посторонними. Мы же современные люди. У нас своя культура и своя мораль. Мы пролетарии. Всем нашим богатством управляет государство, и все доходы, полученные от использования этого богатства, государство направляет на благо всего народа.
– Да-да, папа, а почему ты сказал, что Славик мой дядя? – спросила Катя. – Мы все время считали, что Славик – друг нашей семьи. Ни братом, ни дядей Славика никто из нас не называл!
– Вы отсутствовали две недели, – ответил папа, – за это время произошли очень большие, можно сказать, судьбоносные перемены.
– Что здесь произошло? Почему вы сразу не начали с этих новостей? – спросила Катя.
– Эти новости хотя и очень важны, но они касаются истории нашей семьи. История никуда не убежит. А твоя встреча с Андреем, наша встреча с вами – это реальная жизнь. А реальная жизнь всегда стоит на первом месте. А о том, что Славик не просто друг нашей семьи, но и твой родной дядя и мамин родной брат – мама сейчас все расскажет.
– Мама, рассказывай быстрее, что все это значит?!
– На второй день, как мы с вами расстались в Оренбурге, – стала рассказывать Юля, – ко мне в центр привезли пожилую женщину с инфарктом миокарда. Ее звали Вера. Она была в состоянии глубокого психического ступора, полного ухода в себя. Но мне все же удалось ее разговорить. Выяснилось, что ее инфаркт возник исключительно на социальной почве. Я присела к ней, стала с ней любезно, как и со всеми больными, разговаривать. Дошло до душевных разговоров. Мне хотелось выяснить, какие из группы социальных факторов довели ее до инфаркта: трудовые, бытовые, любовные, потеря близких. Я попросила Веру рассказать все о своей жизни, ну хотя бы ключевые моменты.
Вера была в таком глубоком ступоре, что не то чтобы рассказывать о себе, а даже смотреть не хотела ни на кого – отворачивалась. И все же она повернулась ко мне, раскрыла глаза, посмотрела на меня и сказала:
– Деточка, ты такая молоденькая и красивая, ты такая обаятельная, что от тебя просто веет добротой. Я расскажу тебе все, но не потому, чтобы ты меня пожалела, а потому, что я просто не смогу удержаться. Мне хочется выплеснуть все, что во мне накопилось за долгие годы моей суровой судьбы, и спокойно умереть.
