– Так у нее же одни пятерки!
– Ой, не смеши меня, Марина! Можно подумать, что ты не знаешь, откуда эти пятерки! Не давал бы я на ремонт школы кругленькую сумму каждый год, плюс еще в течение года не подбрасывал бы денежку, быть бы Рите круглой… двоечницей. Так что за ум придется нашей дочери взяться так же, как и тебе…
Ба-бах! В ход пошла супертяжелая артиллерия – судя по всему, мать метнула в отца чугунную сковороду.
Теперь стена стала не просто холодной, она стала ледяной. Но Рите было не до этого. Ее волновали услышанные только что слова.
…На негнущихся ногах, оставив пуф посреди коридора, Рита вышла на улицу и побрела на репетицию.
Идти на высоченных шпильках было неудобно, к тому же туфли на самом деле оказались маловаты, и пальцы упирались в носки, а пятки – в задники. Но Рита не замечала этого, так же, как не замечала ни распускающихся на тополях нежно-зеленых листочков, ни надвигающейся с запада огромной лиловой тучи. В голове звучали слова: «Мы разорены, Марина, мы разорены…», «Значит, Рите придется взяться за ум…».
Последняя фраза была особенно ужасной. Получалось, что теперь вместо того, чтобы блистать на столичных подиумах, ей нужно будет зубрить математические формулы, иностранные слова, постигать дурацкие дисциплины! Нагонять упущенную программу! С ума сойти!
Рита с трудом доплелась до библиотеки, вошла в читальный зал, достала из-за стеллажей с книгами бутафорский гроб, в котором должна лежать Панночка – то есть она, и без сил плюхнулась в него.
– Глянь, на Семикотовой-то лица нет! – толкнула в бок вурдалак Князева вурдалака Грязеву. – Зеленая, как ботва!
– Точно!
– Довыпендривалась! – обрадовалась вурдалак Зюзева.
– Ну а что ей? Вот смотрите, платье-то опять, поди, французское!
– Да-а, платье во-о-ще! А туфли! Умереть не встать! А морда зеленая! С чего?
– Да кто ж их знает? Этих богатых разве поймешь?
Всего этого Рита не слышала. Она лежала в гробу и еле сдерживалась, чтобы не разреветься.
Глава 6
После быстрой ходьбы Никита почти успокоился. «Подумаешь, игра, – размышлял он. – Начнется, значит, сыграю. А может, и не начнется. И неизвестно еще, что лучше». И несмотря на то, что репетиция должна была вот-вот начаться, он бросился за здание библиотеки, туда, где, наверное, уже лет сто валялся всякий хлам: старая мебель, доски, афиши, поломанные лавочки и разных размеров ящики, отошел в сторону, навел камеру на свалку и… что же? На экране высветился сад с цветущими яблонями-дичками, в глубине которого стояла беседка из резного дерева, а в ней, спиной к Никите, сидела девочка в голубом платье.
Теперь Никита даже радовался фортелям, которые выкидывал смартфон. Ни у кого такого нет! Он представил, какими будут лица у пацанов, когда они увидят, что вытворяет его новый гаджет, сказал себе: «Йес!», за несколько секунд обогнул библиотеку, вбежал в дверь и… налетел на маленьких упырей-первоклашек. Они облепили его со всех сторон, один даже ухитрился залезть Никите на плечи и никак не хотел слезать. Прошло несколько минут, прежде чем он сумел отвязаться от «нечистой силы» и наконец-то вбежать в читальный зал, в котором проходила репетиция.
– Еще один опоздавший! – закричала Екатерина Александровна. – С ума с вами сойдешь!
– Ой, какая смешная футболка! – засмеялась вурдалак Князева, показывая на вампира Никиты. – Клево!
– Я тоже такую хочу!
– Где взял?
– Семикотова, выходи из гроба! Полежала – и довольно! Это тебе не диван! – рассердилась Екатерина Александровна. – Вий, прекрати заигрывать с вурдалаками! Сколько можно говорить?
Рита не двигалась с места. В нарядном розовом платье, в блестящих туфлях на высоченном каблуке, скрестив на груди руки, она продолжала лежать с закрытыми глазами. На каждом длинном, тщательно обработанном пунцовом ноготке был нарисован крошечный синий цветочек с крошечными зелеными листочками. На конце каждого ноготка была просверлена дырочка, в которую была продернута серебряная цепочка, а на цепочке висело малюсенькое серебряное сердечко. Разумеется, тоже из Парижа!
– Все за собой убирай, – сурово сказала Екатерина Александровна, когда Рита нехотя поднялась. – Ну что ты, Семикотова, как неживая? Быстрее!
Медленно ковыляя на шпильках, Рита потащила за ширму склееный из картона гроб.
– Да, Семикотова, и в перерыве сними, пожалуйста, макияж.
Рита остановилась.
– Вы че, с ума сошли?
– И накладные ресницы – тоже! Так, а ну-ка, подойди-ка ко мне! Руки покажи. Боже мой! Ну что с тобой делать?! Ну как ты будешь играть ведьму с такими ногтями? Да еще с какими-то сердечками! И перестань жевать жвачку!
– Ну уж маникюр я убирать не буду! Столько времени на него ушло! И макияж снимать – тоже!
И выдула изо рта огромный зеленый жвачечный пузырь. А потом тут же втянула его обратно. Нате вам!
– О господи! – простонала Екатерина Александровна.
Девчонки злорадно переглянулись. Потом засмеялись. Еще бы! У всех дома приусадебное хозяйство, скотина, огород – какой уж там маникюр? А эта не просто наманикюрится – еще и цветочки с листочками-лепесточками на ногтях нарисует, а тут еще и сердца какие-то прицепила. Видать, совсем делать нечего!
– Че ржете? – закричала Рита, и ее ярко накрашенные губы некрасиво изогнулись.
– Семикотова, прекрати сейчас же! – тоже почти закричала Екатерина Александровна. – Быстро снимай косметику!
Рита снова выдула изо рта пузырь, потом снова втянула его обратно и сказала:
– Прям! – И дернула плечиками. – Не дождетесь!
Глава 7
– Ну! – начало репетиции ввергло Екатерину Александровну в шок. Оказалось, что никто не помнит слов! С ума сойти! Что скажут коллеги, что скажет директор библиотеки Булдыгеров?
Вот и Семикотова совершенно не знает, что говорить!
Рита тем временем стояла посреди сцены и судорожно пыталась вспомнить текст. Куда там! Голова кружилась, по телу разлилась отвратительная слабость, пальцы на ногах, кажется, совсем согнулись и больно упирались в носки туфель. Рита приподнимала то одну, то другую ногу: приподнятой ноге на время становилось легче.
– Че это с ней? – вурдалак Князева наклонилась к вурдалаку Грязевой. – Ногами-то чего переступает? Как лошадь!
– Понятия не имею. Шарики за ролики, видно, зашли.
– Ага! Или ролики за шарики!
– Тихо! – прикрикнула на вурдалаков Екатерина Александровна. – Ты что, Семикотова, стоишь как цапля? Встань нормально и говори!
«Мы разорены, Марина, мы разорены… – звучал в голове голос отца. – Какая Москва? Берёзовка, только Берёзовка!»
– Сейчас очередь Хомы, – подсказала вурдалак Князева.
– Точно! – согласилась Екатерина Александровна. – Бронников, ты-то чего молчишь? Думаешь, если напялил эту дурацкую футболку, то все позволено?
Никита усиленно морщил лоб, тер руками виски и… хоть бы одно слово всплыло в памяти! Текст всей пьесы он знал назубок, но сейчас думалось о другом – о реакции одноклассников после того, как он покажет возможности смарфона.
– Нет, это сумасшествие какое-то! – взорвалась Екатерина Александровна. – До начала спектакля двадцать минут, а мы даже слов не знаем!
Никита еще сильнее наморщил лоб, в мозгах прояснилось.
– Это… А! Философ Хома Брут был нрава веселого! Дальше… это… Любил очень лежать и курить люльку. Если же пил, то непременно нанимал музыкантов и отплясывал трепака.
Очень быстро небольшая часть постановки, в которой богослов Халява, философ Хома Брут и ритор Тиберий нашли место для ночлега, была преодолена, и, наконец, дошла очередь до Риты. Но у той в ушах продолжали звучать слова отца о том, что они разорены и что коттедж выставлен на продажу.
– Пусти, бабуся, переночевать, – уже в пятый раз повторил окончательно пришедший в себя Никита.
– Ну? – вышла из себя Екатерина Александровна. – Семикотова, хватит спать!
– А, ну да, – будто проснувшись на самом деле, сказала Рита и вдруг вспомнила: – Я знаю этих философов и богословов. Если таких пьяниц начнешь принимать, то и двора скоро не будет. Пошли! Пошли! Тут вам нет места!
