Изобель резко повела плечом:
— Даже если бы и пытались. Мне-то что.
========== Глава, в которой Изобель так и не удалось пофлиртовать с загадочным антикваром, а антиквару не удалось пофлиртовать с Изобель ==========
Из встречи с загадочным мистером Голдом, мог выйти неплохой материал: жизнь в Лохду была не так уж и богата на происшествия, и новый житель, поселившийся на отшибе и открывший весьма специфический магазинчик, вызвал много вопросов. Предавать огласке их сходство с Хэмишем она не собиралась, а вот остальное… Так что на встречу Изобель взяла с собой диктофон и надела любимую беретку для представительности.
Заняв столик у окна, она заказала у Барни пиво и задумалась о том, что сказал ей утром мистер Голд. Что она может рассказать ему о Хэмише? Как оказалось, не так уж и много… И хотя к Голду эпитет загадочный прилип практически сразу, Хэмиш при всей своей обманчивой открытости, тоже был не так уж и прост. Он никогда не рассказывал ни о своём детстве, ни о том, чем занимался до того, как его распределили в Лохду…
— Позвольте, мисс Сазерленд.
Мистер Голд подошёл незаметно и уселся напротив.
— Ага.
Она достала из сумки диктофон и положила его на стол.
— Мистер Голд, я думаю взять у вас интервью для нашей газеты.
— Вы слишком много думаете, мисс Сазерленд, — Изобель изучающе смотрела на своего собеседника: вот Голд снимает солнечные очки, кладёт их на стол, трёт покрасневшую переносицу и после паузы продолжает прерванную на полуслове мысль: — Это, в принципе, хорошее качество. Только думать за меня я вам не советую.
У него американский акцент, дорогие часы на запястье, коротко остриженные ногти, кое-где окружённые бахромой заусенцев. Последнее несколько не вязалось с его обликом… Со всем этим лоском, который, казалось, был ему присущ: от старомодных манер и дорого парфюма до стрелок на брюках и сияющих чистотой ботинок — вот как можно умудриться пройтись по улицам Лохду и не утратить их первоначальный блеск? Изобель спрятала собственные, обутые в запылившиеся кроссовки ноги глубже под лавку.
— Так вы отказываетесь давать интервью?
Голд слелал неопределённый жест, и отвлекся на Барни, подошедшего с кувшином фильтр-кофе и чашками. Только поблагодарив его и налив себе в кружку кофе, он обращается к ней.
— Кофе, мисс Сазерлэнд? — Он улыбается, и Изобель улавливает блеск золотой коронки внизу. — Не смотрите на меня так! Вот опять вы думаете за меня, а я же просил вас не делать этого. Я не сказал «нет». Всё зависит от того, что вы ответите на мои вопросы. Расскажите мне о Хэмише и, если вы будете со мной честны, я постараюсь, в свою очередь, удовлетворить ваш профессиональный интерес.
Голд взял со стола салфетку и прежде чем сделать первый глоток, обтёр край чашки, п потом развалился на скамье с видом аристократа в изгнании. Или американца в глуши, так, наверное, вернее.
— Если вы будете столь явно демонстрировать брезгливость, вдряд ли обретёте здесь друзей.
— Если я буду пить с вами из одного кувшина, — пожал плечами Голд, — в кофе мне не плюнут. А что до друзей, я как-то обходился без них раньше. Предпочитаю выстраивать деловые отношения.
— И с Хэмишем тоже? Вчера это было особенно заметно.
Лицо Голда мимолётно омрачилось.
— Это другое дело, исключения только подтверждают правила, — пробормотал он, и его произношение на несколько минут потеряло заокеанскую мягкость. — Вернёмся к основной теме нашего разговора, мисс Сазерленд.
Изобель почему-то тоже хочется стать одним из немногих исключений. Голд хмурится её промедлению — и это выражение будто бы стирает с его лица всего секунду назад казавшееся столь очевидным сходство с Хэмишем Макбетом. Она кивает, и начинает свой рассказ.
— Я знаю не так уж и много. Хэмиша определили в Лохду четыре года назад. Но такое ощущение, будто он был здесь всегда. До этого он учился и проходил стажировку, кажется, в Глазго… О родителях он никогда не упоминал. Вскоре после приезда они сошлись с Алекс, дочерью нашего мэра, — Изобель опустила глаза и сделала ещё один глоток пива. — Писем Хэмиш не получает, только от Алекс последний год, после того как она уехала в Лондон. И собственно, всё, — подвела она итог. — Мы довольно много общаемся, но чаще говорим о рыбалке, или о последних происшествиях, в общем, о чём угодно, только не о нём самом… — Изобель замолкла и задумчиво уставилась в бокал. — За вчерашнюю пьянку я, пожалуй, узнала о Хэмише больше, чем за все предыдущие четыре года.
— Хорошо, — произнёс Голд медленно. — Отсутствие информации тоже в какой-то степени информация. То, что вы сказали, мисс Сазерленд, подтверждает мои догадки.
— Что именно за догадки? — вскинула голову Изобель.
— Я не готов к тому, чтобы их опубликовали в прессе, — усмехнулся Голд.
— Всё сказанное при журналисте может быть использовано против вас? — фыркнула Изобель. — Не беспокойтесь, мне со вчерашнего вечера хватит компромата на десяток статей. Жаль, что наш редактор до жути старомоден, а в Лохду нет таблоидов.
— В таком случае, я спокоен, — проговорил Голд, — Задавайте ваши вопросы.
Изобель сглотнула внезапно появившийся в горле ком и включила диктофон.
— Как вам пришло в голову открыть антикварную лавку в Лохду?
— Ну, не забывайте, что это не просто лавка, но ещё и ломбард. А что до антиквариата, то где он может быть более уместен, чем здесь…
========== Глава, в которой никто не умер ==========
Если Сторибрук был небольшим городом, то Лохду — ещё меньше. И мистер Голд и сам не заметил, как стал местной знаменитостью. Интервью, которое Изобель опубликовала в газете,. сыграло свою роль: кажется, после в его лавке перебывало всё Лохду, и никогда за время жизни в проклятом Сторибруке торговля не шла так бойко: у него купили старый велосипед, висевший под потолком примерно вечность, пару кулонов и даже простенькие обручальные кольца. Правда, в кредит: Голд предоставил покупателю, казавшемуся совсем мальчишкой, слишком юным для женитьбы, весьма щедрую рассрочку. Занося доходы в бухгалтерскую книгу — лэттоп у него был, но маг не слишком доверял электронным носителям, — Голд начал подумывать о том, не подлатать ли ему старую индейскую пирогу, пылившуюся в подсобке, вдруг купят и её?
Хэмиш утверждал, что поиски застопорились и даже ответа по запросу не получить, но Голд его не торопил. Сам съездил в Инвернесс и навёл справки: связей у него тут не было, но кредитная карта из бумажника никуда не делась. Деньги порой творят чудеса и внушают больше уважения, чем полицейское удостоверение. Так что Голд нашёл ходы в социальную службу, где его заверили, что как только информация поступит, его известят первым.
А пока мистер Голд обживался в Лохду, прогуливался вечерами с Изобель — пусть её рассказы не особо помогли расследованию, но присутствие в его жизни живой и насмешливой девушки как-то скрашивало ожидание. К тому же эта дружба — а несмотря на колкости, которыми Голд и Изобель регулярно обменивались, он, пожалуй, мог бы назвать их друзьями — приближала его к Хэмишу. И зайти вечером в паб и обменяться с констеблем парой реплик стало уже практически традицией. Голд до того пообвыкся, что даже перестал присматриваться к чистоте стаканов и чашек. Вот и этот день практически не отличался от остальных. Голд уже планировал, что после паба проводит мисс Сазерленд до дома: пусть Лохду был довольно тихим местечком, хулиганья хватало и здесь, а Изобель имела привычку засиживаться. Размышления о предстоящем вечере прервал звонок на сотовый. Звонили из Инвернесса: «Можете принять факс?»
Голд не мог: телефонного кабеля в стоявшей на отшибе лавке не было, и никакая магия не вольна над информационными технологиями, так что пришлось ехать на почту и принимать факс там. Аппарат исторг из себя целый рулон всевозможных копий, и Голд не дотерпел до лавки и принялся изучать полученные бумаги прямо в машине. С каждой новой строчкой недоумение его росло: Хэмиш Макбет действительно оказался сиротой, по крайней мере в социальном смысле. О его родных родителях ничего в документах умалчивалось, а приёмные даже не озаботились тем, чтобы оформить опекунство. Голд читал характеристику Хэмиша из школы, в которой неведомая ему директриса называла Макбета талантливым и дисциплинированным, но крайне педзапущенным ребёнком. Похвалы Голд опускал — эта характеристика по сути представляла собой рекомендательное письмо для перевода в военную школу, и чего в ней было больше — действительной заботы о мальчике или желания избавится от неудобного подростка — спустя годы разобраться довольно сложно. Куда больше интереса вызывала медкарта, а так же то, что первые четырнадцать лет жизни Хэмиша были в ней совершенно не освещены. Впрочем, это же касалось и информации социальных служб. До этого Хэмиша Макбета будто бы не существовало. Он появился из неоткуда, не в силах назвать ни собственное имя, ни даже возраст — его в выписанной задним числом метрике поставили на глаз. Пацан шёл по городу босиком и был одет в одну лишь ночную рубашку. Он утверждал, что ничего не помнит, и диагноз «ретроградная амнезия» позволял заполнить графу в медицинской карте, но ничего не объяснял. Однако, эта история открывала глаза на другое.
