— Итачи-сан! — воскликнула Сора.

— Жить будет! Только помогите… — Шисуи поковылял в сторону узкой кушетки, застеленной белой простыней. Итачи еле волочил ноги.

— Что произошло? — быстро спросила она и принялась помогать коротковолосому уложить Учиху. Как отметила девушка, видимых повреждений не было.

— Ничего страшного, — пытался заверить ее Шисуи, но лицо его выдавало, — просто слишком часто использовал гендзюцу.

Сора ничего не ответила, только сосредоточенно свела брови у переносицы и сконцентрировала чакру в руках. Ее ладони прикоснулись к его вискам, прошлись по лбу, глазным впадинам, надбровным дугам. Глаза были повреждены, но Шисуи был прав: Итачи в порядке, это было следствием перенапряжения и работы на износ.

— Вы правы, — согласилась она, не переставая залечивать лопнувшие сосуды. — Итачи-сан, не открывайте глаза. Как вы себя чувствуете?

— Нормально, — тихо сказал тот, спиной ощущая прохладную поверхность кушетки.

Она не могла сказать, чтобы он больше так не делал, не доводил себя до такого состояния, потому что это было его работой, а ее задача — справляться с последствиями его работы. Тем более, она не имела никакого права лезть в его личные дела, поэтому молча продолжала смотреть на его лицо, не выражавшее ни боли, ни облегчения. Шисуи, как ни странно, также молчал. Они нечасто ходили на совместные миссии, поэтому это задание было чем-то из ряда вон выходящим. В его голове не укладывалось поведение друга, который словно перестал думать и напрочь забыл как это делается, используя только гендзюцу непомерно часто, тем самым доводя себя до истощения. От глаз Шисуи не осталось незамеченным подавленное состояние Итачи, и тот списывал это на проблемы в личной жизни, ведь что еще могло достучаться до его друга? Наконец тот прервал молчание:

— Сора-сан, Итачи, я должен идти, — девушка коротко кивнула, и Шисуи тихо вышел, оставляя их вдвоем. Куноичи стояла у изголовья, невесомо касаясь кожи лица Учихи.

— Это не мое дело, поэтому не буду спрашивать. Только попрошу, чтобы вы были осторожнее, — сказав это, Сора убрала ладони и завела их за спину. — Можете открывать глаза. В целом все хорошо, будет легкая слабость и головокружение, но тут вам поможет сон и полноценный отдых. Хотя бы день.

Итачи шумно выдохнул, все также лежа с прикрытыми веками. Он вдыхал стоявший кругом запах трав и лекарств, попутно представлял ее лицо. Какая она сегодня?

— Спасибо, — прошептал он и уже громче добавил: — Скажи мне это в лицо.

— О чем вы?

— Ты знаешь, — и она знала, но боялась подумать. Ей стало невыносимо стыдно.

— Я должна была сказать это раньше. Наверное, даже раньше, чем могла бы подумать сама, но я… Мне не удавалось разобраться в своих чувствах, и я вводила всех в заблуждение. Я оправдываюсь, знаю, поэтому скажу прямо: я не могу ответить вам тем же, — на одном дыхании произнесла Сора, опустив глаза в пол. Это чувство, что она поступает отвратительно неправильно по отношению к Итачи, постоянно пыталось вырваться наружу, но накрывшая ее эйфория после признания Хьюги пеленой заглушала голос совести. И сейчас, когда Учиха лежал тут, прямо перед ней, заставило ее почувствовать отвращение к себе и своей глупости.

Итачи молчал, перебирал в голове ее слова, отделяя на слоги и отдельные буквы. Он знал это и без ее помощи, но ему было необходимо услышать это вживую. Каждый раз, думая о Соре и Хьюге, его колотило от злости. Как это могло произойти? Еще вчера она отвечала на его объятия, прильнув к нему телом, а сегодня говорит Неджи о любви? Еще вчера она робко целовала его в щеку, а сегодня Неджи целует ее, скрываясь от своей команды за колонной?

— Сора, где ты настоящая: здесь и сейчас или настоящей была та, которая была под властью гендзюцу? — он повысил голос. — Ты говоришь, что не можешь ответить мне взаимностью. Но почему ты целовала меня, будучи в гендзюцу? Или то, чего ты не помнишь, не считается?

Теперь была ее очередь играть в молчанку.

— Если бы ты помнила все, то что бы было? — Учиха распахнул глаза и резко встал, чувствуя, как и предупреждала Кояма, головокружение. Она стояла в паре шагов от кушетки, и ему открывался вид на ее взволнованное лицо. — Тебе напомнить?

— Не думаю, что от этого что-то поменяется.

— Не будь так категорична, — ухмыльнулся Итачи. Ему резко захотелось вывести ее из колеи, в которую она с наслаждением вступила. Сора поджала губы, не готовая услышать правду. Говорят, лучше горькая правда, чем сладкая ложь, но сейчас ей казалось совсем наоборот.

— Вы правы, — честно ответила Кояма. — Расскажите все.

— Зачем же все? Я скажу тебе главное: ты была счастлива, — без былого запала произнес он и тише добавил: — И я тоже. Что же поменялось? — она молчала, сжимая пальцами белый халат. Была счастлива. Счастлива… И он — тоже. Почему же тогда просила это забыть? — Молчишь? Хорошо, — и, встав с кушетки, направился к выходу. Учиха почувствовал себя брошенным псом, который умоляет хозяйку взять его обратно. Отвратительное чувство. Как он мог скатиться до этого? — Забудь.

Он был обижен на руку, которая не приняла протянутую им ладонь? Или же на себя за то, что протянул руку той, которая не собиралась ее брать?

Широкий стол Цунаде как всегда был завален кучей бумаг и папок, количество которых не уменьшалось, как бы не старалась Хокаге. Порой ей казалось, что она только и делает, что занимается бумажной волокитой. Но хорошо, что у неё была помощница, на плечи которой иногда можно было перевести пару десятков нерешенных дел.

В дверь коротко постучали, и через пару секунд показалась Шизуне. С виду она казалась обычной незаурядной медсестрой с забавной свинкой на руках, однако все представления развевались, когда та показывала себя в деле.

— Что там снова… — вымученно произнесла Цунаде, лениво подперев щеку рукой.

— Сокол с деревни скрытого Тумана, — протянула помощница небольшой кусочек свернутой бумаги, которую Хокаге быстро развернула, пробегаясь глазами по строкам.

— Так, ну ясно, опять просят медиков. А мне что делать?!

— Можем выделить пару, ничего не случится страшного, а наши отношения более укрепятся.

— Конечно, но плюсом это будет только для них. Мне их медицина, — закатила она глаза, фыркнув, — в общем ладно, отправим Судзуки и Кояму, раз уж она там уже была.

— Но Судзуки опытный медик. Не будет ли это слишком нам в убыток? — спросила Шизуне, поправляя спадающую на лоб темную челку.

— Справимся. Не такая уж она и незаменимая. А Мизукаге почувствует свою важность, — ухмыльнулась Цунаде, — сообщи им в ближайшее время, пусть будут готовы.

Жить в квартале Хьюга стало невозможным, когда отец Неджи скончался. Каждый день был пыткой, которую он терпел, пока не появилась возможность переехать. Недолго думая, джоунин выбрал простую квартиру, обставленную в спартанских условиях: кровать, шкаф, кресло, плюс пара стульев на кухне и обеденный стол. Он привык редко бывать дома, поэтому не видел необходимости что-либо обставлять. Можно было сказать с первого взгляда, что это холостяцкое жилище хотя бы по ситуации в ванной комнате: мыло, мочалка, зубная щетка и паста стояли в гордом одиночестве на единственной подвесной полке.

Неджи, выйдя после прохладного душа, обмакнул длинные волосы полотенцем, провел ладонью по поверхности зеркала, хотя то не было запотевшим. Этот жест ему напоминал Сору, которая сделала то же самое, когда они находились в деревне скрытого Тумана. Он взглянул на себя: печать подчинения главной ветви. Изумрудная, четко очерченная она красовалась на белой коже. Сжав губы, он повязал протектор.

Вытеревшись насухо, Хьюга начал спешно одеваться. Темные волосы контрастно выделялись на белом фоне свободной рубашки, капли воды оставляли влажные следы на спине. Времени ждать не оставалось, поэтому джоунин направился в сторону квартала Хьюг на встречу с Хиаши, за которой тот обычно узнавал об успехах племянника и давал какие-либо наставления касательно тренировок. Неджи относился к нему с тем уважением, которое требовалось в их отношениях «глава клана — член побочной ветви» и «дядя — племянник». Большего и не требовалось.