‒ Не затащишь, ‒ съехидничала Вероника Степа-новна, ‒ силов не хватит.
‒ Хватит! ‒ как можно строже рявкнул он. ‒ Ото-двинь их в сторонку и не жужжи над ухом.
‒ Даже если ты и затащишь их наверх и уложишь на кровать, ‒ ткнула пальцем в мужа Вероника Степа-новна, ‒ ты на них не взлезешь.
‒ Я не влезу?.. ‒ окончательно проснулся он. ‒
Я влезу! Это ты не влезешь! Ты и на второй этаж не за-берёшься!
‒ Заберусь, ‒ бодро парировала супруга, ‒ а на этих подушках лежать не буду. Я тебя сколько дней прошу их вывезти?
‒ Я тебя десять лет прошу поставить второй гараж на участке, ‒ начал закипать благоверный, ‒ И что? Гряд-ки-грядки… кому они нужны? Ты работать не можешь, всё детей ждёшь, когда приедут и землю перекопают. Ей-богу, ты мне напоминаешь престарелую актрису, ко-торая сидит среди зрителей, и с грустью смотрит, как её любимые роли исполняют другие. Ветер пошумит да устанет, а старая баба расходится ‒ не скоро уймёшь, ‒
23
хохотнул он. ‒ Позвони Зине, спроси, когда и куда пойдёте пенсию тратить.
‒ Не уйду, пока подушки не отвезёшь, детинка с сединкой.
‒ Тьфу… ‒ сплюнул он, вылезая из-под одеяла.
Сергей и Анюта удивились. Обычно мама встречала их у калитки, сегодня же на участке стояла мёртвая ти-шина. Они осторожно толкнули дверь и дружно охнули. На лестнице, по пути на второй этаж, торчал дед, зажа-тый с двух сторон двумя огромными диванными подуш-ками, напоминая собой гигантский гамбургер. Внизу суетилась Вероника Степановна.
‒ Говорила тебе, старый чёрт, отвези подушки на помойку. Не послушал ты меня, как тебя таперича вы-тащить? Мне не под силу. Виси ‒ не дергайся, а то заши-бёшься. Правильно в народе говорят, коль дитя падает ‒ бог перинку подстилает, а стар завалится ‒ чёрт борону подставляет.
‒ Весело у вас, мама. Младенец с игрушками, ста-рик с подушками, ‒ скрыл улыбку Сергей и потащил нижнюю подушку на себя. ‒ Дед! Держись! Сейчас осво-божу. Вас одних страшно оставлять. Только сейчас об-суждали с Анютой историю из теленовостей. Там одна старушка решила поругаться с девятого этажа на автомо-билистов и выпала в окошко. Пока летела, зацепилась за крюк, торчащий из стены. Пожарных вызвали, а на доро-гах пробки ‒ только через сорок минут и сняли старушку. Хорошо, что всё обошлось! А тут вы со своими подушка-ми, ‒ подхватил Сергей на руки летящего вниз деда.
‒ Анюта, вези тележку! А вы, Вероника Степановна, наливайте деду чай: будем силы восстанавливать. Судя по подвигам, аппетиты у вас, как в молодости. Только зубы не те.
24
До и после
Он лежал в больничной палате, устремив взгляд в белый потолок. Левая часть тела больше не принадле-жала ему. Вся жизнь разделилась в одно мгновение на «до» и «после». Перед глазами промелькнул последний день. Лето. Жара. Он на даче. Старенькая мама просит сходить в теплицу посмотреть помидоры, а потом сразу темнота. Он даже не помнит, как оказался в больнице. Он не знал, сколько времени он здесь находится. Когда очнулся, понял: тело больше его не слушается.
Как дальше жить? Что с ним будет? Останется при-кованным на всю жизнь к инвалидному креслу? А она? Будет ли с ним дальше или уйдёт? Они прожили почти тридцать лет вместе. Гражданским браком. Сын вырос. Школу заканчивает в этом году. А сын? Как сын его бу-дет воспринимать? Наверное, только мама останется ря-дом. Воспоминания нахлынули разом. Маленький ко-мочек у неё на руках, а он стоит перед роддомом: тогда ещё не пускали к роженицам. Показывает ему в окошко, кричит:
‒ У тебя родился сын!
Он счастлив. Картинка сменилась. Они ругаются, она собирает вещи, уходит к маме. Он любит её. Её ог-ненные волосы и ясные голубые глаза. Её тоненькую мальчишескую фигурку и стальной характер. Сколько всего было между ними из-за этого норова дикой кобы-лицы, но, ведь и понравилась она ему именно такой, непохожей на других, способной принять волевое реше-ние в любой ситуации или неожиданно плачущей из-за пустяка. Он бежит вслед за ней, мучается, понимает, что без неё никак. Она возвращается, и снова у них всё хоро-шо. Подрастает сын: смешной, рыжий в маму, талантли-
25
вый в него. Они с сыном вместе играют до полуно-
‒ Вовсе нет.
чи на гитарах. Он музыкант. Лицо сводит судорога:
Её руки заботливо меняли памперс.
«Был музыкантом…»
‒ Ты начал говорить! Это первые слова за последние
На соседней кровати вскрикивает мужчина. Ему
две недели. Ты сел! Прогноз благоприятный. Придётся
ещё хуже. У него парализовано всё тело. И в его груди
потрудиться, но дело того стоит. Сегодня мы одержали
снова сжимается ком.
первую победу. Шаг за шагом, медленно, но ты восста-
Обуза. Всем обуза. Маме ‒ не помощник, жене ‒ не
новишься.
муж, сыну ‒ не отец. Зачем ему такой отец? Что он смо-
‒ Руки, ‒ застонал он, ‒ я никогда не смогу играть.
жет ему дать, кроме мучения с ним, инвалидом…
‒ Гитара будет твоим главным тренажёром. Сын
Распахнулась дверь. В палату ворвался свет. На
поехал сегодня искать с широким грифом, чтобы паль-
пороге она. Бледная, осунувшаяся, с плотно сжатыми в
цы удобнее было ставить. Киснуть некогда, у тебя много
нитку губами и сияющими волосами. Подошла к нему,
работы.
наклонилась. Тёплые губы коснулись его губ, и он по-
Она порхала вокруг и казалась ему диковинной пти-
чувствовал её запах. Родной, волнующий. Прикрыл гла-
цей. Хрупкая, нежная, светящаяся и крепкая, как сталь.
за, потому что выступили слёзы. Выдавил сквозь зубы:
Почему он никогда не говорил ей, что не может про-
‒ Ты от меня уйдёшь? Я теперь такой…
жить без неё и дня? Почему, когда люди здоровы, они
Она всплеснула руками и вдруг звонко засмеялась:
скрывают свои чувства? Он опять потянулся к ней губами,
‒ Конечно, уйду. Брошу тебя. Ты же меня бросал?
и её губы снова прижались. Как же он любил этот запах!
Помнишь, к маме уходила?
Закружилась голова. Он одной рукой сжал её тёплую
Обняла его. И гладила, гладила по голове. Он при-
ладонь.
поднялся на одной руке, попытался прижаться к ней:
‒ Если встану, буду носить тебя на руках всю
‒ Я тебя люблю. Жаль, никогда не говорил об этом.
жизнь.
‒ Я знаю.
‒ Встанешь, посмотрим, ‒ парировала она в своей
Она взяла двумя руками его голову и прижала к сво-
