– Простите, пожалуйста! – пролепетала я, поднимаясь. Кажется, я в этот момент не покраснела, а наоборот, побледнела, испугавшись, что всё испортила.

– Эй, аккуратнее! – бросил брюнет недовольно. Присев, он начал торопливо собирать свои конспекты. Даже не взглянул на меня.

– Извините… – бормотала я, опустившись на корточки с ним рядом. – Я не хотела… Давайте я вам помогу… Не переживайте, ничего не потеряется… Мы сейчас быстро… Вот!

Я протянула ему то, что успела собрать. Наши руки встретились, и тут наконец-то он поднял глаза на меня.

– А ты кто? – вопрос застал меня врасплох. В горле пересохло, и я пискнула хрипло:

– Света…

– Очень приятно, Света. А я Антон. Спасибо, – взяв у меня стопку листков, он заложил их обратно в учебник и кивнул.

Поднялся, отряхнул пиджак и уверенно пошёл к ступенькам, ведущим вниз с перрона.

– И даже не попрощался! – выдохнула подскочившая ко мне Нинка. – С отличниками всегда так! Зазнайки!

Да уж. Что-то этот Антон был не особо приветлив со мной. Наверное, я ему не понравилась. С другой стороны… Он ведь сказал, что ему очень приятно…

Так я размышляла, ворочаясь перед сном в кровати. В ту ночь мне никак не удавалось заснуть, я перекручивала в голове сцену нашего знакомства снова и снова.

На следующий день, то есть вчера, Антон как всегда вышел из поезда одним из последних и снова с книгой в руках. Наверняка читает в пути что-то по учёбе. Не теряет ни минуты свободного времени – на то он и отличник.

Вряд ли у меня хватило бы духу снова к нему обратиться, такому важному и серьёзному, но он вдруг сам отыскал меня в толпе и подошёл:

– А, Света! Привет. Часто здесь бываешь?

– Ну, не то чтобы часто… – протянула я, чувствуя, как загораются щёки.

Я вскочила с лавочки, чтобы с ним поравняться. Хотя даже теперь он всё равно был выше меня на целую голову.

– Завтра у нас не будет лекций, – убирая учебник в портфель, проговорил он. – Но давай я всё равно приеду сюда, и мы сходим куда-нибудь?

– Завтра?.. Эээ… Я… Даже не знаю… – запиналась я, не зная, как правильнее согласиться.

– Ты бы хотела? – его чёткий вопрос прервал череду моих междометий.

– Да, – выпалила я и задержала дыхание, сгорая от стыда.

– Отлично. Тогда жду тебя завтра на этом же месте.

Он деловито кивнул и, не прощаясь, пошёл к выходу со станции.

Всё сухо и строго. Чётко. Как в аптеке. И в то же время что-то ведь его привлекло во мне. Что-то он всё же чувствует. Такое живое, человеческое. Там, глубоко внутри за этой маской серьёзного врача…

Какой он на самом деле?..

Завтра напишу. А пока буду готовиться к свиданию.

Сталинград,

10 июня 1941 г.»

Маленькая площадь, вымощенная камнем. Низкие домики с белыми стенами и коричневыми крышами. Узкая церквушка с колокольней царапает острым пиком хмурое небо. Небольшой городок явно сошёл с какого-то пейзажа времён средневековья.

Вдали в проёмах арок извиваются тесные улочки, шумят торговые ряды, и кони, впряжённые в повозки, поднимают копытами пыль.

А вот под моими ногами вовсе не пыль. Под моими ногами шуршит солома и хрустят ветки валежника, а сам я крепко-накрепко привязан спиной к деревянному столбу, стоящему на эшафоте.

Вокруг меня собирается толпа зевак. С каждой секундой людей становится всё больше, но в то же время я совсем не ощущаю их присутствия. Может быть потому что лиц у них нет. Ни глаз, ни бровей, ни рта, ни носа – словно их черты стёрли. Осталась только белая, как штукатурка, кожа.

Знакомая женская фигура, облачённая в серый балахон, появляется словно из ниоткуда. Она поднимается ко мне по скрипучим деревянным ступенькам, держа в руках горящий факел. Её лица я тоже не вижу, потому что на него падает тень от низко надвинутого капюшона. Впрочем, конспирацию можно назвать излишней. Я легко узнаю её в любом амплуа.

Вообще ситуация, конечно, так себе. Кажется, разворачивается сюжет очередного кошмара. Но, вместе с тем, что-то сегодня по-другому. Я ловлю себя на мысли, что не боюсь, как раньше. Может потому что уже успел познакомиться с этим персонажем и считаю его в каком-то роде за старого приятеля. Или потому что осознаю тщетность её попыток меня убить. Дважды ей ничего не удалось со мной сделать, не удастся и в третий раз.

– Ну это уже ни в какие ворота не лезет… – с напускным недовольством возмущаюсь я, пытаясь освободиться от красной нити, плотно примотавшей меня несколькими десятками оборотов к столбу. – Я тебе что, ведьма, что ли? А ну-ка, развяжи!

Фигура ахает. Не иначе как от моей бесстрашной наглости.

– Послушай, – продолжаю я. – Мне уже порядком надоели эти сны. Может ты просто скажешь прямо, что тебе от меня нужно? В чём я провинился перед тобой?

– Ни в чём, – отвечает мне эхом тихий бесцветный голос. Что ж, это уже лучше, чем агрессивное шипение. – Я просто палач.

– А кто вынес приговор?

– Ты сам. Когда передал мне в руки свою красную нить.

– Да ничего я тебе не передавал!

В ответ она вытягивает вперёд раскрытую ладонь, и я вижу, что второй конец красной нити и впрямь лежит у неё в руке.

– Давай закончим с этим побыстрее, – она приседает и подносит факел к пучку соломы.

Высохшее сено с готовностью подхватывает огонь. Голодное пламя, дрожа и потрескивая ветками, быстро подбирается ко мне. Уже вот-вот начнёт облизывать своими языками мыски ног.

– Вот блин! – сетую я, усиливая попытки освободиться. – С тобой не договоришься… Ай, горячо же! Ребята у кого-нибудь есть вода? Затушите меня, пока не поздно!..

Безликая толпа молчит в ответ. Понятно – их равнодушным, ничего не выражающим физиономиям всё равно, жив я или мёртв. Помощи можно не ждать.

Огонь тем временем уже накидывается на мои ноги – обжигает ступни, окутывает голени, жалящей змеёй поднимается к коленям. В этот раз я не кричу, хотя мне жутко больно. Только дрожу мелко-мелко и прикусываю губу.

Пламя бесстыдно раздевает меня – проглатывает мои ботинки и низ брючин, опаливает кожу. Цепляясь за бёдра, поднимается выше – подбирается к самому дорогому, что у меня есть. И вот тут на меня накатывает волна липкого животного страха. Настолько нестерпимая, что я перестаю пытаться освободиться и застываю как вкопанный, зажмурившись от ужаса.

По моему лбу градом стекает пот. Хочется завыть, но я не вою, нет. Эта извращенка от меня такого не дождётся. Как и любой кошмарный персонаж, она, должно быть, питается моим страхом, и если я не буду бояться её…

«Просто не бояться. Не бояться. Не бояться! – твержу я себе мысленно. – Это только сон! Я в безопасности. Нужно просто не бояться. И проснуться. Проснуться!.. Вспоминай срочно, где ты засыпал в последний раз! Какой сейчас день?!.. О, чёрт, как же больно!..»

Не в силах больше сдерживаться, я кричу от боли, а следом за моим криком воздух вдруг прорезает громкая музыка. Да ещё какая! В самом разгаре казни раскатисто, с эхом, на всю городскую площадь внезапно начинает играть хит «Металлики». Моя любимая песня! От неожиданности я даже забываю, что горю. Давайте, жгите, ребята. Помирать – так с музыкой!

Цвета средневековья смешиваются в дрожащем раскалённом воздухе и каплями стекают к моим ногам, будто масляные краски с картинного холста. Всё вокруг тонет в звуках гитары, и прошлое плавится как воск – исчезает, уступая место настоящему.

Нет больше площади, зевак, эшафота и палача. Я один в своей комнате – лежу в кровати, за окном солнечное утро, а рядом на тумбочке разрывается от входящего звонка мобильный телефон.

– Катя! – выдохнул я в трубку. – Как же хорошо, что ты позвонила!

– Я так рада слышать, что ты по мне соскучился, Гришечка!

– Ну, не то чтобы…

Я откинул в сторону одеяло и, прищурившись, с трудом заставил себя посмотреть вниз.

Несдержанный стон сорвался с моих губ. Зрелище, что уж там говорить, не для слабонервных. От ступней до коленей на мне не было просто ни единого живого места. Не ноги, а сплошное красно-буро-жёлтое месиво – всё в кровавых ожогах с огромными волдырями. Бёдра тоже частично обгорели, но самое ценное мне всё же удалось успеть сберечь. Облегчённо выдохнув, я пробормотал в трубку: