Летом после переводных экзаменов нас всем классом отправили в трудовой лагерь помогать колхозникам под палящим солнцем или проливным дождём пропалывать километры свёклы. Для проживания выделили какой-то барак из двух комнат с рядами раскладушек, в одной поселились девчонки, в другой – мы. Мы уже говорили басом, серьёзными низкими голосами, вытянулись в росте, заматерели, на нас заглядывались местные девушки. Впрочем, как и на наших одноклассниц немедленно положили глаз местные парни, так что доходило до кулачных боёв. Распорядок вообще установился жёсткий: подъём в пять утра, завтрак, потом нас отвозили в старом дребезжащем грузовике на поле, унылое и бесконечное, уходящее куда-то за горизонт, каторжная работа в скрюченном состоянии до полудня, обед, опять прополка до четырёх часов, потом отдых – минимум два часа мы приходили в себя, лёжа без сил на раскладушках и не в состоянии разогнуть спины, в полной уверенности, что и не сможем. Но! В семь начинались танцы на площадке перед сельским клубом, и к этому времени все наши болячки чудесным образом проходили. Мы, нарядные, «городские», заявлялись дружной толпой со своим магнитофоном и набором кассет и учили «деревенских» жить. На танцах, естественно, разбивались на пары, многие наши парни уже по нескольку раз сменили «партнёрш», а с «продвинутыми» в сексуальном плане деревенскими девушками даже уединялись в поле и где-нибудь на меже познавали девчачьи прелести.

И только моя партнёрша была неизменной. На Таню заглядывались, она уже превратилась в очень красивую девушку, а потому мне приходилось кулаками отвоёвывать моё место рядом с ней. Деревенские ведь не знали того, что знали свои, – мы пара. Нас нельзя разбивать.

Нельзя…

Я так и не решился спросить у Сашки, кто ещё будет на встрече. Хотя был уверен, что он знает, ведь, как организатор, он бронировал места в ресторане на определённое количество человек и обзванивал и договаривался тоже он. Я купил билет на самолёт. Сидя в зале ожидания, опять с головой ушёл в воспоминания.

*

– Серёжа, Серёжа…

Я не сразу смог понять, что её голос звучит не в очередном моём сне про неё, а наяву. После танцев у сельского клуба мы ещё гуляли пару часов под звёздным небом, слушая стрёкот кузнечиков в траве, держась за руки – максимум, которого мы достигли в наших отношениях. Потом я проводил её до «женской половины», а сам практически сразу отключился на своей раскладушке, она стояла почти у самых дверей. Осознав, что Таня рядом со мной и трогает меня за плечо, вскочил, совсем забыв, что только что видел её во сне со всеми вытекающими… Она сконфуженно ойкнула, тут же отвернулась, прошептала:

– Выйди, пожалуйста, в коридор. – И скрылась за створкой.

Я же от её испуганного «ой», смущённого взгляда и ощущения её руки на моём голом плече никак не мог справиться с возбуждением и разместить свой размечтавшийся член, выпирающий из плавок, в джинсах. Наконец вышел, накинув простыню вместо майки, так чтобы она своими концами прикрывала и мою выпяченную нижнюю часть.

Таня ждала рядом с дверью. Смотрела только мне в глаза, опускать взгляд не решалась, так что можно было бы обойтись и без простыни.

– Прости, что я тебя разбудила. Ты не мог бы проводить меня в… туалет, – она покраснела (туалет располагался на улице, метрах в тридцати от барака). – А то там деревенские караулят.

– Да, конечно!

Я стянул со своих плеч простыню, смял её в руках, секунду поколебавшись, открыл дверь и швырнул её на раскладушку. Мы вышли на крыльцо, в тёплый и немного душный вечер, я взял Таню за руку, почувствовал, как она дрожит. Из темноты выступила группа человек из пяти. Я был спортивным парнем, занимался модным тогда самбо, но силы были явно неравны.

Таня потянула меня назад, зашептала, нервничая:

– Серёжа, ладно, не связывайся, я уже никуда не хочу.

Но какой же рыцарь отступит перед опасностью на глазах дамы своего сердца?

– Ты, главное, не вмешивайся, – сказал я и, выпустив её руку, спрыгнул с крыльца, проигнорировав ступеньки.

Направился прямо к ним. Парни на вид были старше меня, лет по семнадцать-восемнадцать, но не такие мускулистые, я же своим голым торсом с тренированными мышцами производил впечатление «подготовленного бойца». Однако они тоже умели считать и понимали, что превосходство на их стороне. Бросились сразу все одновременно. Но Таня так пронзительно завизжала, что остудила их порыв и они опять скрылись в темноте, из которой появились. Надо ли объяснять, что никаких уличных фонарей возле нашего барака и близко не было. Я подозреваю, что их на всё село было максимум два: перед зданием администрации и клубом.

На Танин визг отреагировало ещё несколько наших: на крыльцо выбежали парни и вышел физрук, который сопровождал нас в этой поездке на «полевой фронт» вместе с нашей классной руководительницей.

Увидев взволнованную Таню и меня, полуобнажённого и не менее взволнованного, рядом с ней, классная в ужасе воскликнула:

– Таня, он хотел тебя изнасиловать?!

Мы лишились дара речи от такого предположения и даже не сразу нашлись, что возразить.

– Что вы, Елена Дмитриевна, – наконец воскликнула Таня, при всех беря меня за руку и словно бы загораживая собой. – Он меня спасал от деревенских.

– Они хотели тебя изнасиловать?!

Кажется, нашу классную заклинило на этом слове, возможно, шум вырвал её из мечтаний как раз об этом «волнующем процессе».

На правах рыцаря я с солидной взрослостью заметил:

– Нашим девочкам нужно сделать туалет в бараке. А то недалеко и до того, что вы предположили, Елена Дмитриевна.

– Сергей прав, – согласился физрук, – я поговорю с организаторами, чтобы выделили вёдра. – Нам тут ещё долго впахивать.

Все снова ушли, на крыльце остались только мы с Таней, продолжая держаться за руки.

– Танюш, иди сюда, – позвал я её и потянул вниз с крыльца, а потом на пару метров в сторону, где уже росла трава и какой-то кустарник. – Давай, я тебя караулю.

Она отошла. Через минуту сказала:

– Я так не могу. Я стесняюсь. Отойди подальше.

Я сделал несколько шагов и приложил к ушам ладони.

– Я даже не слышу, да и кузнечики орут.

Но не удержался, отнял ладони, насладился сладким журчанием. Сердце билось где-то высоко в горле, словно хотело вылезти через рот, в котором внезапно стало очень сухо. Она вернулась. Нас подсвечивали только звёзды и луна, уже скатившаяся куда-то к тёмной полосе леса на горизонте.

– Спасибо, – прошептала Таня.

– Теперь ты меня покарауль, – я вдруг решил закрепить возникшую между нами «интимную связь». Словно бы мы были уже на очень близкой стадии отношений.

– Хорошо, – кивнула она и добросовестно отвернулась и зажала уши. Я был уверен, что, в отличие от меня, подслушивать она точно не станет.

Сделал своё дело, опять с трудом запихнул член в плавки и в джинсы. Медленно подошёл к Тане со спины, накрыл своими руками её ладони и отвёл их, одновременно разворачивая её к себе. Теперь мы стояли лицом друг к другу, обе её нежные ладошки были в моих, грубоватых от мозолей, заработанных в спортзале. Наши глаза тоже были друг в друге. Как и наши сердца, уже давно. Пришло время добавить к ним губы. Я наклонился, она подняла своё лицо мне навстречу. Мы встретились… И у меня, и у неё губы были сухими от волнения и сжигающего нас пламени накопившихся желаний. Но, по мере того, как одно касание переходило в следующее, губы становились всё более влажными, в моей голове всплывали картинки из фильмов, я чувствовал себя с каждым мгновением смелее и взрослее, скользнул внутрь её рта языком, провёл по внутренней стороне губ, нёбу, зубкам. Я уже накрывал весь её ротик своим ртом, прижимал её тело к себе так, словно задался целью расплющить. Чувствовал, как мой «нижний ярус» сходит с ума, но уже не стеснялся этого. Наоборот, мне хотелось, чтобы Таня считала меня совсем взрослым, сильным, властным… Своим мужчиной.