– Не понял! Ты меня уважаешь?
– Иначе я бы не пришёл.
– А если уважаешь, тогда пошли выпьем!
– Извини, Олег, но пить я с тобой не буду, да и тебе больше не советую.
– Тёти-моти, смотрите какой праведник выискался! – вмешался в разговор подошедший Ёлкин. Он давно искал с кем бы зацепиться и подраться. Клавка сбежала детей укладывать. А Павел, миновав стадию “Пей!” и дошедший до кондиции “Бей!”, сейчас курсировал от одной группы к другой ища на ком можно почесать кулаки. Засаленный ворот его красной рубахи был расстёгнут, на впалой груди поблёскивал оловянный крестик.
Просин промолчал, потом пожал Олегу руку и сказал:
– Ещё раз поздравляю с рождением дочери! Спасибо тебе и Вале за отличный праздник! Мы с Алей пойдём.
– Что противно с нами? Тебе западло с такими, как мы общаться? – Ёлкин схватил Виктора за ворот пиджака и замахнулся сжатым кулаком, но Олег схватил его за руку и они дружно завалились у ног Просина.
Подняв друга, Виктор протянул руку, пытающемуся встать, Ёлкину, но тот отмахнулся от неё, как от страшной заразы и злобно прорычал:
– Пошёл ты со своей монашкой к ….. матери! Нечего тут нам православным крестианам мозги пудрить. Я ещё до вас доберусь! Мразь американская!
Он с трудом встал на ноги, продолжая выкрикивать угрозы, шатаясь и спотыкаясь, побрёл домой.
Ива плохо разбиралась в религии, да и знать не знала, что это такое, но злобу она ненавидела всем своим нутром, поэтому ей было неприятно, когда рядом ругались. Казалось, чего им не хватает: солнце для всех светит одинаково, рядом пруд – воды навалом, земля в этих местах жирная и плодовитая. Так нет, всё что-то выясняют, из-за чего-то ругаются, что малые, что большие. Чего этим людям надо? – думала Ива, шелестя тонкими листочками над чёрной гладью, усыпанного звёздами пруда.
2. Сидорчуки
“Радостное сердце делает лицо весёлым, а сердечная боль поражает дух”(Притчи 15:13)
Дима Сидорчук рос хилым мальчуганом, которого неохотно брали в свои команды деревенские ребята во время игр. Да и не особо ему хотелось играть, не любил он пустое времяпровождение, каковым считал развлечения. То ли дело с отцом в колхозный гараж сходить, да прокатиться на новеньком уазике. Его отец был личным водителем председателя колхоза. Димка готов был весь день просиживать в гараже. Он плохо учился в школе, но к восьмому классу знал практически всё об устройстве автомобиля. Помогая отцу и внимательно следя за всем, что тот делал, когда чинил или обслуживал машину, юный Сидорчук стал настоящим спецом в автомобильном деле. Он твёрдо решил, что это его призвание и с нетерпением ждал, когда сможет заняться любимым делом по-настоящему.
С трудом получив аттестат об окончании средней школы, Димка поехал поступать в автомобильный техникум, но успешно провалив экзамены, домой не вернулся. Устроился в ПТУ на автослесаря и стал привыкать к городской жизни. Она ему нравилась намного больше деревенской. Пуще всего его устраивало то, что народу вокруг много, но никому до тебя нет дела. В деревне там все друг друга знают и не дают прохода, если ты не такой, как они. А здесь свобода! Будь кем хочешь, когда хочешь и сколько хочешь. Правда, очень скоро Димка понял, что и в городе не всё так просто, как казалось вначале. За всё надо было платить, воды попить и то за деньги! Вот и стал новоиспечённый горожанин учиться зарабатывать эти самые деньги, без которых свобода была сильно ограниченной.
Начал с малого: покупал на оптовой базе всякую мелочь, а вечером в общаге продавал, накручивая порой до двух цен на товаре. Все знали, что если что-то надо достать срочно, прямо к Сидору, как его звали меж собой сверстники. В любое время он примет и достанет все, что надо. Со временем Дмитрий переключился на перепродажу вещей покрупнее. Джинсы, магнитофоны и другие редкости доперестроечного СССР стали неотъемлемой частью его обихода.
Сидорчук быстро стал богатеть, тратить деньги на себя он не спешил, а постоянно вкладывал их в новые закупки товара. Закончив учиться в училище, Дмитрий попал по распределению в городскую автомастерскую. Чтобы не поехать в родной колхоз пришлось немного раскошелиться, но Сидор уже прекрасно усвоил, что есть вложения, которые быстро окупаются, поэтому никогда не жалел денег, если видел выгоду. На выгоду у юного коммерсанта было удивительное чутьё, которое его никогда не подводило.
Очень быстро молодой слесарь обзавёлся кооперативной квартирой. Перед этим Сидорчук сумел убедить призывную комиссию, что служба в Вооружённых Силах ему крайне противопоказана. Опять же пришлось солидно потратиться, но уже через год это вложение вернулось трёхкратной выгодой.
Горбачёвские перестройка и ускорение позволили Дмитрию Фомичу Сидорчуку быстро из подпольного миллионера стать одним из самых уважаемых людей города. Он открыл свой автомагазин одним из первых, потом второй, третий и вскоре подмял под себя весь автосервис области, предварительно сделав большие вложения в финансирование местной преступной группировки, а также городской и областной управы.
На личном фронте Дмитрий Фомич был не столь успешен. Нелюдимый, постоянно занятый делами, редко отдыхая он был вполне удовлетворён своей жизнью и всегда считал, что одного его для счастья вполне достаточно. Только, чем старше он становился, тем чаще стал задумываться о том, а зачем всё это.
К родителям он не ездил с тех пор, как уехал в город. Отец приезжал несколько раз, а потом стал часто болеть и не мог приезжать к сыну. Димка даже на его похороны не поехал, выслал телеграмму, что лежит в больнице и не может быть на похоронах. На той неделе у него были важные дела, он не мог себе позволить упустить выгодную сделку. Теперь, когда воспоминания об отце теребили сердце, успешный предприниматель стал выпивать, но алкоголь только сильнее теребил душу.
Тяжелее всего было в новогодние праздники, когда работа уходила в загул русской души и несколько дней вяло приходила в себя после весёлого отдыха. Дмитрий ненавидел эти дни. Он залегал, как медведь в своей берлоге, и тупо смотрел телевизор, попивал водочку и отсыпался на весь год вперёд. В эти дни совесть особенно лютовала, разрывая сердце завываниями тоски и стыда. Этот лютый зверь грыз безжалостно и больно. Сидорчук всячески отбивался, оправдывая себя, ругая систему, которая довела его до всего этого или же просто бил по острым зубам надоедливой истязательнице, отключая сознание алкоголем.
Однажды пытаясь залить тоску на сердце он выпил поллитра Смирновской водки. Боль в сердце не утихала, слёзы обожгли добротные щёки захмелевшего Сидорчука. Он уронил голову на крышку стола из карельской берёзы и стал горько плакать. Жуткая пустота и безысходность душили, хотелось кричать, биться головой о стену, вырвать неуспокаивающееся сердце, забросить его далеко-далеко. Дмитрий Фомич вскочил из-за стола и вышел на балкон, распахнув настежь дверь. Стоял морозный январь. Ледяной воздух саданул в лицо, немного взбодрив пьяного миллионера. Опершись на перила, Сидорчук стал закидывать ногу на них, но никак не мог этого сделать, теряя равновесие и падая. Во время очередной попытки слева раздался истеричный женский крик:
– Вы что сдурели? Караул! Он убиться хочет!
Дмитрий Фомич невольно посмотрел в сторону крика. На соседнем балконе стояла молодая пухленькая женщина и, выпучив испуганные глаза, громко кричала:
– Помогите! Он прыгать собрался!
– Чё орёшь, дура! Ничего я не собрался, – морозный воздух и крик соседки вернули Сидорчука к реальности. Он внимательнее посмотрел на девушку и спросил: – Что испугалась? Думала я самоубийца? Надо быть полным идиотом, чтобы со второго этажа это делать. Просто проветриться решил.
– Ой, я забыла, что здесь второй этаж. Я раньше на восьмом жила.
– А как тебя зовут, сердобольная?
– Валентина.
– Очень приятно! А меня Дмитрий. Вот и познакомились. Может продолжим знакомство в более тёплой обстановке?