Выпить всю тебя до дна?

Почему ты так хмельна?

Или розовое тело –

Отблеск алого вина?

«Так лежать, – шепчу тебе, –

Неприлично ведь тебе.

Ты позволь из поцелуев

Плотный шелк соткать тебе».

Вот эти гроздь и девушка – в них кровь

Одна и та же, ты не прекословь.

Один и тот же хмель нам сыплют, зрея,

И гроздь – в вино, и девушка – в любовь.

Ты меня свела с ума.

Ты мне воля и тюрьма.

Огляни свои красоты –

Всё поймешь тогда сама.

Твой отец, седой хаджи,

Разве мастер он, скажи?

Эти чаши и бутоны

Он ли выточил, скажи?

Кто творец, коль ты рассказ?

Кто связал в последний раз

Взлёт бровей, упругость бёдер,

Смелость губ и нежность глаз?

Виноградная гроздь, осенённая первым пушком,

Соловьиная песня над первым весенним цветком,

Серебристые капли ночной ароматной росы –

Это всё о тебе говорит мне своим языком.

Плыть, к тебе одной спеша!

Жить, тобой одной дыша!

Ты сама ещё не знаешь,

До чего ты хороша.

Вот здесь тебя впервые обнял я.

Здесь нас навек соединил Судья,

А это – след твоей лилейной ножки,

Когда ты шла с кувшином от ручья.

Я задал тебе вопрос:

«Больно жжётся пламя кос?»

Щёки розовые рдеют

В жарком золоте волос.

Научи, каким мне быть?

– Постарайся не забыть:

Полюби, чтоб стать любимым,

Будь любимым, чтоб любить.

К тебе, которой день и ночь молюсь,

Без разрешенья я не прикоснусь!»

Красавица подумала с досадой:

«Иль евнух ты, или глупец, клянусь!»

Слов у милой с губ не рви,

Ты в глазах ответ лови,

А взглянуть в глаза не смеешь –

Не достоин ты любви.

В море губ ты слов не рви,

Там растут цветы любви.

Коль до них не дотянуться –

Лучше к берегу плыви!

Я рассудка и слова в любовных делах не терплю.

Мне красавица – книга, где буквы я сердцем ловлю:

Я в румянце, во вздохе, во взгляде её и улыбке

Без ошибки прочту долгожданное слово «люблю».

Полузакрыв глаза, прильни, подруга,

Дай захлебнуться в губ твоих вине!

Мы через губы изопьем друг друга,

Я растворюсь в тебе и ты во мне.

Едва коснувшись моего огня,

Она пылает вся, как светоч дня.

Остановись мгновенье, ты прекрасно!

И ты в других переживёшь меня.

Ты вся горишь от ласк еретика.

Так вот где ключ от твоего замка!

Ты сбрось одежды, чтоб не запылали

На жарких бёдрах лёгкие шелка.

Низвергалась вода, покружившись в запруде,

На покорные губы, упругие груди,

На созревшие бёдра, тугие колени…

Почему я не влага прохладная, люди!

Струй побледневшие руки на розовом теле твоём,

Волн посиневшие губы на розовом теле твоём.

Солнечных зайчиков с милой ревниво сгоняя,

Вздохи зефира на розовом теле твоём.

Поток, любуясь, отражал тебя,

Нагую здесь он обнимал тебя.

Велик Создатель, сотворивший губы

Из этих волн, чтоб целовать тебя.

Тревожным сном – близка гроза –

Ночных цветов полны глаза,

И на ресницах спящей розы

Благоуханная слеза

Под кожей губ душистое прохладное вино.

Искрясь, переливается и пенится оно.

Но тем хмельней, чем девственней, свежей оно –

                                                      не странно ли?

Так ведь рассветным пурпуром оно сотворено!

Когда двоих сближаются уста,

Плетут венок у алой розы рта

Вино и мёд, желанье и покорность,

Огонь и вихрь, порыв и красота.

Надменна ты. Что ж, рань мне сердце, рань!

А ты, петля, строптивую аркань:

Охотник я, и мне наградой будет

За меткий взмах стреноженная лань.

Своей весны мне никуда не деть,

Дум о тебе в бесстрастье не одеть;

Пока тобой не овладело время,

Клянусь тебе тобою овладеть.