«Занят?»

Баг работал у Коннора с Невадой специалистом по наблюдению. Будучи свормером с имплантированной потусторонней магией, он мог обрабатывать визуальную информацию со сверхчеловеческой скоростью.

Телефон звякнул.

«Да не очень».

«Мне нужно быстро кое-что найти и я не хочу, чтобы об этом кто-то знал».

«Заметано».

Я помедлила, стараясь собраться с мыслями. Тень наматывала круги вокруг моих ног, обнюхивая одолженную обувь.

«Мне нужно узнать о свадьбе. Она проходила пятнадцать лет назад, скорее всего, в Италии. Свидетелем жениха был Марселло Сагредо. Мне нужно подтверждение, что он был убит на этой свадьбе. Возможно, есть видеозапись».

Мой телефон зазвонил. Я ответила.

— Он сейчас рядом с тобой? — взревел в трубке Баг. — Это испорченный толстосум с тобой в одной комнате, Каталина?

— Нет, потому что он умер пятнадцать лет назад.

— Я не о том, и ты это знаешь. Он вернулся обратно, да? Дай угадаю, он в беде и ты должна его спасти.

— Нет, он не в беде, но я вынуждена с ним работать.

— Дерьмо на палочке!

— Баг, у меня не было выбора. Можешь сделать это для меня или нет?

— Конечно, я сделаю, но вот моя цена. В следующий раз, как его увидишь, передай ему: «Эй, членотрах, Баг следит за тобой». Потому что я слежу.

Он бросил трубку.

Ладно, все прошло неплохо.

Тень встала на задние лапы и оперлась на мою ногу, глядя на меня своими большими карими глазами. Я погладила ее.

— Идем.

Я вошла на кухню, где вся семья собралась за огромным обеденным столом. Берн, мой старший кузен — широкоплечий здоровяк с непослушной копной волос, которые не могли решить, темно-пшеничного или светло-каштанового они цвета. Рядом с ним сидел Леон с ехидной ухмылкой на лице. Угрюмая Арабелла с завитыми в кудряшки светлыми локонами.

По другую сторону от Берна, во главе стола, бабуля Фрида собирала свой тако. Хрупкого телосложения, с нимбом из платиновых кудряшек и легким следом машинной смазки вдоль линии волос, она увидела меня и подмигнула. Слева от нее, мама накладывала манговую сальсу себе в тарелку. Темноволосая, с бронзовой кожей, единственный человек с более темной кожей, чем у меня, мама когда-то была атлетичной и закаленной. Во время ее последней службы на Балканах, она оказалась в плену. Этот опыт лишил ее возможности полноценно использовать одну из ног. Даже после двух операций, у нее по-прежнему болело колено.

Рядом с мамой сидела Невада. На ней было безупречное белое платье с широким круглым вырезом, рукавами в три четверти и юбкой до колен, складки которой изящно прикрывали ее живот. Волосы обрамляли ее лицо сложной прической, а макияж был идеален. Должно быть, она приехала с деловой встречи.

Невада выбрала огурчик, обмакнула его в мед и с хрустом откусила половинку.

— Фууу, — скривилась Арабелла. — Кто-нибудь, заберите это у нее.

Невада сощурила глаза. Большинство книг о беременности, которые я прочитала, предупреждали о переменах настроения в последнем триместре. У Невады шла сороковая неделя и она была спокойна, как удав. Она заявила, что набрала сорок фунтов, (что ничуть ее не замедлило), и если бы у нее были перемены настроения, мы бы все это заметили. Она была спокойной, иногда пугающей, самой собой, и взгляд, которым она одарила Арабеллу, заставил бы пятерых Превосходных с моей встречи хорошенько подумать.

— Тронешь мои огурчики — и ты труп.

Я села на стул рядом с Невадой. Она протянула руку и погладила меня по спине. Должно быть, Леон уже доложил всем о наших приключениях с монстрами и поездкой в «МРМ».

Арабелла прищурилась в ответ.

— Ты уже на девятом месяце. Разве ты не должна быть мягкой, довольной и сияющей? Когда мы уже увидим хоть какое-нибудь сияние?

Арабелла явно нарывалась.

Невада прикончила огурец и облизала мед с кончиков пальцев.

— У меня болит спина, ребенок внутри не прекращает пинать меня по почкам, мне нужно по-маленькому каждые пять минут, у меня судороги в ногах, и я не могу сама выбраться из постели. Я должна перекатиться на бок, что сейчас намного сложнее, когда мой муж где-то в Российской империи, и не может меня поддержать. А как прошел день у тебя, молодой, стройной, красивой и беззаботной? Почему ты не сияешь?

Арабелла показала язык и вернулась к своей тарелке. Что-то было не так.

— Что случилось? — спросила я у нее.

— Ничего не случилось.

— Что-то случилось.

Арабелла закатила глаза.

— Мне не дадут покоя в этой семье.

Нет, не дадут.

— Что случилось?

— Какой-то парень врезался в меня сзади на своем «Тахо» на Уилкрест Драйв.

Все дружно перестали жевать.

— Ты в порядке? — спросила Невада.

— Я в порядке, Детка тоже, он просто отскочил от моего бампера.

— Черта с два бы он не отскочил, — вставила бабуля Фрида между откусыванием тако. — Это 7,5-миллиметровая баллистическая сталь.

Арабелла любила свой красный «Мерседес». Мы купили его ей подержанным, и с момента получения прав она уже успела побывать в трех авариях. Это был уже четвертый раз. После нападения на наш склад элитного отряда наемников, бабуля Фрида пыталась уговорить ее переключиться на что-то более «разумное», но сестра отказалась, ведь в бабулином понимании разумным было ездить на танке. Бабуле пришлось довольствоваться модернизацией «Мерседеса» броней класса VPAM 7. Она увеличила мощность двигателя, чтобы компенсировать добавленный вес, и теперь «Мерседес» рычал, как стая голодных львов.

— Что ты делала на Уилкрест? — спросила мама.

— Мне захотелось устричных начос из «Кайджанской кухни».

Глаза Невады на секунду приобрели мечтательный блеск.

— Ох, звучит аппетитно.

— Я и тебе прихвачу в следующий раз, — пообещала Арабелла.

Леон уронил вилку в тарелку и замахал руками.

— Так что там с аварией?

— Да ничего. Он вышел из машины. Я тоже. Я была в распрекраснейшем настроении, потому что я подкрутила волосы и на мне был мой сарафан.

И это была моя младшая сестра в двух словах. Если на ней сарафан, а волосы накручены — это значит, мир у ее ног.

— Он вышел, посмотрел на свою решетку, а затем схватился за волосы и начал орать, что это не решетка радиатора, а утильсырье. Он обвинил меня, что я вожу мамину машину, не умея водить, и обозвал меня ТП. А его друзья в машине ржали и тыкали в меня пальцем.

— Так он просто кричал на тебя? — Невада подалась вперед, посерьезнев.

— Еще как.

— И что ты сделала? — спросила Невада.

Арабелла вздохнула.

— Знаете, что я сделала? А ничего. Я стояла там, как идиотка, и слушала, как он на меня орет. Даже не знаю, что на меня нашло. Я же не нюня.

Три года назад, Арабелла бы взорвалась. Она бы превратилась прямо там, напротив «Кайджанской кухни», утрамбовала бы «Тахо» и прокатилась на нем, как на скейте, вверх и вниз по улице. В этот раз мы избежали крупных неприятностей.

— Как выглядел водитель? — спросила я.

— Не знаю. Я плохо его рассмотрела. Блондин, хорошо сложенный, спортивного типа, вероятно, лет двадцати пяти — двадцати восьми, от ста шестидесяти до ста восьмидесяти фунтов, около пяти футов десяти дюймов, чисто выбрит, черная футболка с серым контуром Техаса на ней, шорты-карго цвета хаки, морковно-красные «Найки» с белыми шнурками, фальшивый Rolex. Да еще и не самый лучший. Он ехал на черном «Шевроле Тахо», может быть, 2012 года или около того, с небольшой вмятиной на бампере со стороны водителя. В машине было еще три человека.

— Ты сделала фото? — спросила я.

— Нет, — процедила Арабелла сквозь зубы. — Как я и сказала, я просто стояла и позволяла ему орать на меня. Он даже не дал мне свою страховку. Раз уж он так убивался о своей решетке, я посоветовала ему продать его паленый Rolex и купить себе новую. Он начал чертыхаться, и тогда я сказала, что пора вызывать копов. И он сразу уехал. Это было случайное происшествие. Я больше не хочу об этом говорить. Мы говорили о Неваде. Когда там Коннор возвращается домой?