– Какая изумительная должность! – воскликнула она.

– Согласен.

Ford тронулся и поехал довольно резво, невзирая на ущербный асфальт и темноту. Через минуту закапал дождь, сперва робко, точно прощупывая обстановку, затем – опустилось стеною. Лудольф сосредоточился на дороге, Кларисс смотрела по сторонам. От дождевых капель городские огни тушевались и перемешивались, как в калейдоскопе – творилась Новая Реальность.

Пятница – день донатов.

Положа руку на сердце, эти значимые люди присутствуют "в портфеле" каждого практикующего психолога (хотя их наличие скрывается… во всяком случае, не афишируется).

Донат бывает молод… или стар. Хорошо образован или невежда. Мужчина или женщина. Агрессивен или спокоен, как медуза.

Сквозь многообразие образов, меж тем, общие характеристики проглядывают очевидно. Лудольф выхватил эти признаки на заре своей практики, и даже, по доброте душевной, поделился с кем-то из коллег (непозволительная глупость!).

Исходные "данные" практически не менялись. Донат обязан быть раскрепощён финансово (иначе, какой он донат?). Он не удовлетворён (в самом широком смысле этого слова, от секса до отсутствия вокальных данных). Не уверен в себе (пункт кажется сомнительным, но он абсолютен в своей глубине). Амбициозен.

Следом идут "вторичные признаки": маниакальная опрятность, мелочность (в смысле внимания к мелочам), упрямство.

С двух часов дня Лудольф беседовал по телефону с Анфисой Андреевной, а затем и с родным её внуком Артёмом (отроком возраста Ильи Муромца и характером мягкой карамели). Старушка имела значительное состояние, оставшееся от её сына – отца Артёма (это плюс). Из минусов наследовалось вот что: Артёмка, время от времени, срывался с катушек и начинал чудить.

Если подходить к проблеме строго, расстройство Артёма носило клинический характер, и лучшим местом для его лечения была наркологическая клиника. Но ведь это жестоко! "Как там будет мой Тоша? Там так грубо!" – Анфиса Андреевна вскидывала сухонькие лапки, и кудахтала, временами переходя на французский.

Другое дело – Лудольф. Он большой, он мягкий, он понимающий… у него на носу висят такие глупые очки…

/к слову, очки выполнены из черепахового панциря по заказу

…но ведь это мелочи. Лудольф выслушает, напишет рецепт… или сразу одарит спасительной таблеточкой.

Когда "сходились звёзды", Артём начинал пить. Алкоголь совершенно изменял сущность молодого человека. Лудольф наблюдал, делал записи, однако не мог ухватить "точки преткновения" – на каком пункте доктор Джекил становился мистером Хайдом. Была даже мысль, что всё наоборот: это в трезвости лживый мистер Хайд составляет/подделывает характер молодого человека, а прямолинейный доктор Джекил прорывается, пользуясь опьянением… но это только гипотезы… тем более, что считать пьяного Тошу прямолинейным не получалось, даже с серьёзной натяжкой.

Выпив в ванной комнате жидкости для мытья окон (бабушка Анфиса не подозревала, что эти безобидные флаконы являются "запалом беды"), Артём моментально и качественно изменялся. Он не крушил витрин – ничего подобного! – и не пытался спасти Вселенную от пришельцев…

/к слову, принимая во внимание напор и красочность современных кинофильмов, плеяда "спасателей" и "людей Х" вот-вот должна появиться в психиатрических клиниках

…Артём действовал последовательно и методически. Первым шагом, он запирал бабушку в шкафу…

/Лудольф видел этот платяной шкаф (он же – тюремная камера). В просторной "сталинке" он занимал шесть квадратных метров (или около того), и в нём можно было жить не особенно стесняясь.

…затем начинал пить. Пил он дорогие алкогольные напитки.

Однако, не об этом речь. Миллионы россиян мужеского пола закрываются от жен в комнатах, уходят в гаражи, прячутся в погребах и начинают бухать изо всех своих, отпущенных Природой на благие дела сил. Интересно было наблюдать качественное превращение индивида: Артём становился мелочен, цепок, злопамятен, агрессивен (эдакий мелкий въедливый грызун). Плюс, чрезвычайно гипертрофировалась алчность. Артёму было жаль делить элитный алкоголь с кем-либо ещё (даже с собственным психоаналитиком). При этом – вот настоящая каверза подсознания! – страстно хотелось говорить. До судорог. До дрожи.

Говорить, рассказывать, делиться мыслями, вещать о будощностях России.

Лудольф поддакивал. Больше слушал. Примечал. "Ставил подножку", когда требовалось направить запой в нужное русло.

…Хотелось тишины, высоких сосен в самое небо и солнца. Тёплого песка под ногами – всё вместе и в произвольных пропорциях.

"Кой чёрт? – Лудольф запустил в шевелюру пальцы. – Какое русло может быть в этом бреде?.." – сегодня беседа с Артёмом особенно утомила. Вымотала. Лудольф откинулся на спинку кресла, уронил голову на грудь и вообразил, что лежит среди бранного поля… сердце пронзено стрелой… войска врагов откатились, и его добрые верные ратники мчатся на злых конях вперёд… но всё это там – за холмом и за оврагами, я ему, уставшему и убиенному, можно спокойно лежать здесь… впитывая влагу земли и ласку травы.

Тенькнул телефон. Внутренний номер. Лудольф, не открывая глаз, поднял трубку и проговорил:

– Марго, оформи, пожалуйста, счёт на Анфису Ростову. На… – он загнул такую невероятную сумму, что сам на мгновение ужаснулся. Потом сообразил – бесполезно! – всё одно оплатят, и ничего не изменится, только себя будешь чувствовать свиньёй фиолетовой. Скинул "крайний ноль", решив, что симъ примириши.

– Иван Генрихович, – проговорила секретарь. – К вам посетитель.

– Какого чёрта? – опешил Лудольф. – Гони босяка в шею! С легавыми! Спусти его с крыльца! Загони под лавку!

– Она намекает на особые обстоятельства, – с нейтральным позитивом проговорила Маргарита (школа! недаром он выбрал в секретари именно эту девицу). – Утверждает, что вы встречались в прошлую субботу.

Лудольф притих, мгновение молчал, собирая мысли в комок и припоминая обстоятельства прошлой субботы. Расслабиться не придётся – это очевидно, – Лудольф поправил галстук и несколько раз растянул губы, подготавливая мимические мышцы.

Откликнулся:

– Что ж ты молчала? Зови! – Тон самый беспечный, бо даже близкие люди не должны догадываться о проблемах.

"Как пёс её звали?.. Матильда… Инесса… Кларисса… кажется так".

Кларисса вошла в кабинет. На голове мадам несла шляпку из бычьей кожи, скроенную на манер ковбойского стетсона… только с узкими полями, лаковым бэндом и притороченной вуалеткой. Сочетание казалось противоестественным, диким, однако – отдадим справедливость достоинству – выразительным и чувственным. "Леди Годива", – определил Лудольф.

Он вышел из-за стола, поднял руки. Слов не произносил, ибо каждое сказанное слово – улика.

– Здравствуйте, Иван Генрихович, – проговорила Годива. – Вас нелегко было найти, однако я сумела.

– Вот как? – нейтрально откликнулся он.

– Честно говоря, найти вас не составило труда, – она подняла вуалетку. – В узких кругах, Иван Лудольф – личность легендарная, чуть ниже рангом, чем Юнг и Фрейд. Я сама пыталась записаться к вам на лечение… вы ведь не протестуете против слова "лечение"?

– Ну, что вы! – улыбнулся он и опять показал открытые ладони.

– Однако я была отставлена, как… как… кстати, почему вы мне отказали, Иван Генрихович?

– Не убеждён, что это именно "кстати", и… не могу ответить на ваш вопрос, – он тронул пальцами висок (жест имитировал неуверенность). – Мы можем уточнить у секретаря… если это имеет принципиальное значение.

– У этой валютной девицы?.. – Кларисса махнула перчатками себе за спину. – Впрочем, это не моё дело.