– Похож-ж! – прожужжал Мерлин, сверкнув на меня очами из-под седых нависших бровей. – Длинный ты такой же!

– А как же он, – сказала я после некоторого размышления, – такой длинный и всего лишь в бочке утонул?

– Так то не простая бочка была, а дюжинка.

– Дюжинка?

– Дюжина баллонов туда вмещается.

Спрашивать, сколько литров в их баллоне, я не стала. Какая разница. Да и знакомы ли тут с метрической системой, неизвестно.

– Помню, снимали мы пробу с нового пива, в королевской пивоварне, набрались уж порядочно – и Пипин самолично полез в подвал отведать какие-то особые сорта, ну и свалился с ковшом в дубовую дюжинку…

– То есть… – опешила я, – вы сами там были, в той компании? Это ж сто лет назад, вы сказали… Сколько же вам лет?

– Сколько надо, – хмуро ответил Мерлин и больше ничего про моего королевского предка не рассказывал.

Мы выехали из леса безо всяких дополнительных встреч. Только слышались где-то вдалеке, в чаще, пересвисты.

– Их много, разбойников? – спросила я. У Робин Гуда-то целая банда была. Включавшая и попа, и жену, и кого там еще…

– На много пропитания не хватит, – сказал Мерлин. – Вроде, еще двое сподручных у этого олуха.

– А почему его не арестуют? – спросила я.

– И что? – сказал Мерлин. – Корми его потом бесплатно.

– Он и так бесплатно кормится.

– Ну по крайней мере не нужно ему помещение предоставлять и поварам дополнительной работы не задает. Убытки одни.

Любопытное рассуждение. А то, что он у людей капусту со шлемами забирает – это, значит, не убыток! По-моему, у них в Гольштании порядок надо навести.

Мы въехали на зеленый-зеленый холм с кустиками, цветущими мелкими желтыми цветами, и я его увидела. Мой дворец. Возле моря.

11

Дворец! Собственный дворец! Почему-то это радовало больше, чем владение целой страной.

Отсюда он был виден как на ладони – лучи яркого дневного солнца заливали его и можно было рассмотреть все детали постройки. Определить, к какому архитектурному стилю он относится, было невозможно. Похоже, строить его начали вон с той, торчащей на правом фланге огромной и неуклюжей круглой башни из грубого серого камня. Потом к этой башне кто-то прилепил стену из белого камня с фигурными зубцами. А дальше, видимо, пошло-поехало. Полукруглые высокие окна, квадратные маленькие окошки-бойницы, балконы с колоннами, крошечные балкончики – похоже, для цветов, но цветов на них не было, красная черепичная крыша, крыша, покрытая жестью… Гармонии при этом всем не было никакой. Зато в оригинальности дворцу отказать было никак нельзя!

Впечатление полного и бесповоротного хаоса усиливал парк, из которого дворец и торчал. Парк выглядел ощетинившимся и диковатым – буйная зелень, высокие раскидистые деревья и с трудом угадываемая планировка. Но, возможно, это впечатление при взгляде издали. Бывают же такие нарочито дикие сады – в Англии, что ли. Они делают вид, что процветают сами по себе, без всяких садовников.

Но вблизи парк выглядел еще более лохматым и неухоженным. От ограды его – местами каменной, местами деревянной – остались одни руины. А деревянные ворота, через которые мы проехали внутрь, непонятно на чем косо висели на столбах, будто оторванные бурей. Деревья росли как попало, угрожающе раскидывая ветки, будто нападая на путника, газоны и лужайки поросли сорной травой. Розы одичали – цветы были мелкими – правда, горели ярко-красным огнем. Но вряд ли кто решился бы полезть за ними в цепкие, колючие заросли.

Да, дворец и парк были неидеальны, никакой не Петергоф и даже не Версаль. Но зато это мой личный дворец! Я – хозяйка всей это роскоши. Ну ладно, не роскоши, а дикой причудливости и беспорядка… И не хозяйка, а хозяин.

Но главное, что было у дворца – море! Дворец стоял на берегу полукруглого залива, и бесподобного цвета синева раскинулась между далеким правым зеленым и левым скалистым мысами.

По пыльной булыжниковой дороге телега прогрохотала ко входу во дворец: это были три высокие парные стеклянные двери, разделенные колоннами. Большая часть стекол в дверях была выбита. Тут телега остановилась.

– Приехали! – сказал Мерлин.

Мы с Мерлином слезли с телеги и забрали каждый свое обмундирование.

Мерлин потер бок:

– Отвык я ездить по ухабам.

Наверное, он всегда – крутанется магически – и уже там где надо очутится.

– Теперь вам так ездить придется, пока посох не почините, наверное? – сказала я.

Старик только хмыкнул недовольно.

Телега укатила по аллее вдоль дворца куда-то налево. А мы по мраморным ступеням поднялись на широкое крыльцо. У колонн сидели две статуи: дракон и лев. Лев! Прям как мое новое королевское имя. По-моему, это намек на то, что дворец мне рад. Я подмигнула льву, когда мы входили в распахнутые центральные двери.

А потом заметила нечто, что заставило меня шагнуть обратно на крыльцо. Над крыльцом, прямо над входом, на пике висели… полосатые бело-голубые, с серебряным галуном, штаны – выцветшие, обтрепанные, и галун оборван. Кто-то совсем оборзел – сушит свои штаны на королевском крыльце!

Ох, я их! Заставлю снять прямо сейчас!

Я забежала внутрь, оказавшись в огромной зале, стены которой были украшены позолоченными и потемневшими от времени деревянными финтифлюшками.

– Мерлин! – крикнула я старику, который топал по направлению к лестнице, видневшейся справа в глубине. – Там оскорбительные штаны! На крыльце! Кому велеть, чтобы их сняли?

– Какие еще штаны? – обернулся, поморщившись, Мерлин.

– Голубые. Полосатые. Это ж хулиганство! Неуважение! Оскорбление даже…

– Ты про флаг Гольштании?

– Про флаг Гольшта…

…штании. Поэтому штаны?

– Это флаг? – не поверила я.

Мерлин зашагал дальше, размеренно рассказывая:

– Флаг придумал пять веков назад король Станислазь Первый. Он сказал, что нет ничего важнее штанов. Армия без них сражаться не сможет, повар без них не приготовит обед, а король без них ни покажется людям на глаза, а значит, у этих людей не будет возможности выказывать ему свое почтение.

С этакой логикой можно и флаг-ночной горшок обосновать.

Мы шли по пустынной гулкой зале к видневшейся вдали большой лестнице. Высокие французские окна были пыльными, так же, как и портьеры, их украшавшие. Паркет был затерт до исчезновения лака, неровные иссохшиеся плашки скрипели под ногами.

Мерлин оглядывался недовольно:

– И где их всех носит?

Действительно, ни слуг, ни стражи, ни кто там еще должен толпиться в обычном дворце – никого не было.

В больших вазах на консольных столиках стояли пыльные засохшие, когда-то очень пышные, букеты. В мутных стеклянных графинах давно высохла вода. С больших люстр серыми клоками свисала паутина.

Мерлин запнулся о металлический поднос, валявшийся на полу, отпнул его в сторону:

– Распустились! Всего три года без короля – и они совсем о службе забыли!

Я приблизилась к висевшему между окон давно не чищенному, с потемневшей от времени фольгой, зеркалу, и рассмеялась. Выпуклый огромный панцирь не по размеру, из которого торчат тонкие ручки в клетчатых рукавах, и – усы на лице! Да еще меч в руке вполовину моего роста. Да я будто с маскарада.

В раскрытом окне что-то промелькнуло. Я оглянулась: никого. А потом мимо следующего окна прошествовал голый мужик. Вот это уже точно не может быть никаким флагом или даже гербом. Хулиганство в чистом виде!

– Ох… – обалдела я и заикнулась. – Охрана!

12

Мерлин обернулся:

– Ты чего кричишь?

Может, у них тут нудизм в порядке вещей? Куда я попала??

– Там мужчина без одежды, – показала я мечом на пустое окно.

– Да ну? – не поверил Мерлин.

Значит не в порядке вещей. Ну хотя бы.

– Стража! – грозно крикнул Мерлин.

– Стража! – крикнула я в другую сторону.

Эхо наших голосов гулко пропрыгало по коридору и исчезло в глубине.

А мужик снова появился в ближайшем окне. Французские окна – они до полу, так что предстал он перед нами целиком, во всей красе. Правда, скандальное место он прикрывал круглым шлемом с цветными перьями.