В толпе разгорелся спор. Многие хотели оставить свою работу и заняться чем-то другим, пусть даже таким опасным, но решение о том, чтобы начать жить криминальной жизнью было очень рискованным, ведь можно было легко загреметь за решётку. И многие решили уйти. Найти другое место работы и больше никогда не вспоминать об этом разговоре и этой ситуации в целом
***
.
Максимна сняла разрывающийся от свиста чайник с плиты и принялась разливать воду по грязным кружкам, внутри которых расползался бледно-жёлтый оттенок дешёвого чая. Женщина поставила кружки перед Машей и Чикой, сидящими за шатким столом и села рядом.
– Ты просто взяла и лишилась всего! Дура! – начала ругаться Чика. – Ты лишила нас работы из-за какой-то тупой девчонки, которой видите ли не хочется ни под кого ложиться! Мне тоже много чего не хочется, но я же молчу!
– Я лишила вас работы?! – возмутилась Максимна. – Я никого не держу, можешь катиться на все четыре стороны!
Чика притихла.
– Может, оно и к лучшему, – разглядывая трещины на дне кружки, прошептала Маша. – Да и что плохого в том, чтобы дать понять, что тебе что-то не нравится? Ведь мужики на самом деле даже не понимают, что нам больно или неприятно. Так зачем терпеть, если можно изменить свою жизнь к лучшему?
– Потому что вы эгоистки! – Чика встала и отвернулась к стене. – Вы думаете только о себе, о том, что вам, видите ли, не нравится! Раньше терпели и сейчас могли бы, если бы не эти две…
– Эти две кто? – в дверях показалась Жека, скрестившая руки на груди. За её спиной пряталась уже умытая и переодетая Катя.
– Да никто! – женщина выскочила из кухни, толкнув девочек, но обернувшись, добавила. – Вы никто, ясно?
– Истеричка, – тихо произнесла Жека, а затем обратилась к остальным. – Что у нас на обед?
– Чай, – Маша продемонстрировала свою кружку.
– Надеюсь, когда мы начнём убивать этих мужчинок, мы станем богаче и наш стол станет разнообразнее, – Жека с отвращением посмотрела на свою порцию чая.
– Сначала нужно начать зарабатывать и только потом думать, на что тратить деньги, – прошипела Максимна со своей обыкновенной злобой. – Честное слово, я бы не согласилась на всё это, если бы кое-кто сегодня не испортила бы репутацию моему заведению!
От этих слов и от тона Максимны, всё в Кате похолодело. Она снова чувствует себя виноватой. Она всегда чувствовала себя виноватой: и когда её мама умерла, и когда её отца посадили, и когда она попала в детский дом, а потом и сюда, ведь если бы она была достаточно хорошей, с ней бы такого не случалось. Теперь же она подвела весь коллектив, лишила всех работы только по своей прихоти. Лучше бы она сразу ушла! Тогда проблемы были бы только у неё, а не у ещё пятнадцати человек.
– Что сделано, то сделано, – спокойно изрекла Маша. – Признаюсь, все когда-то хотели поступить так же, как ты.
– Но не поступили же, – продолжала давить Максимна. – Потому ч…
– Не поступили и остались при своём, – беспардонно перебила её Жека. – А мы построим себе новый мир! Мы свергнем мужчин с их патриархальных тронов, обрушим стеклянные потолки им на головы и столкнём их в пропасть с вершины их эгоизма! Кто со мной?
На минуту повисло молчание. Никто не решался что-либо сказать после такой воодушевляющей речи. Наконец, Катя, посмеиваясь, разрушила тишину:
– Ты говоришь так, потому что ты лесбиянка и мужчины тебе не нужны?
– Нет, – спокойно ответила она. – Я говорю так, потому что моя мать всю мою жизнь кормила и обслуживала меня и моего отца – шизофреника, который всё время орал на нас. Потому что от нехватки денег мои собственные родители продали меня сюда, в бордель и очень злились, когда я вернулась обратно. Потому что моя мать умерла от усталости и истощения, когда стирала гору наших вещей руками, будучи беременной. Потому что потом мой отец бил и оскорблял меня каждую минуту, сделав меня такой дёрганой, какой я являюсь до сих пор. Потому что мне пришлось отбиваться от него, чтобы он меня не изнасиловал, и, к счастью, мои крики услышала соседка (прошу заметить, не сосед), которая-то и настояла на том, чтобы его упекли в психушку. Потому что эти недолюди слишком много себе позволяют и нам пора очистить землю от такого мусора.
– А тебе не кажется, что это как-то слишком радикально?
– Вы так думаете только потому что вам это прививали с детства. Вы с молоком матери впитывали идею о том, что мужчины должны править миром, а мы заслуживаем только трусы им стирать, да обслуживать. Впустите в свой разум мысль о том, что это не так. В конце концов, у нас больше нет другого выбора.
– Я надеюсь, ты не всех их считаешь мусором? – обеспокоено поинтересовалась Маша.
– Мне кажется, что мужчины, осознанно идущие покупать живого человека, оставив дома семью, не заслуживает уважения и не имеет права считаться цивилизованным человеком. Ведь мы именно их и будем убивать?
– И как ты себе это представляешь? – с усмешкой поинтересовалась Максимна. – Мы что, просто будем убивать людей направо и налево?
– Я думаю, мы будем дальше позиционировать себя как бордель, а клиентов убивать.
– Прямо как санитары леса, – посмеялась Маша.
– Главное – в цирке не выступать.
– Но тогда нам нужно убивать их так, чтобы никто ничего не заподозрил, – задумалась Катя.
– Это я тоже уже продумала, – заверила Жека. – Мы будем приезжать к ним по вызову, обкрадывать и инсценировать их самоубийство.
– В таком случае, нам придётся делать так очень редко, иначе они все вымрут.
– Эти не вымрут, – отмахнулась Маша. – Но можно просто напаивать их и обворовывать. Как клофелинщицы.
– А убивать в редких случаях, когда это необходимо.
***
Жека сидела на кровати и что-то вырисовывала в блокнотике. Катя смотрела в окно, по которому стучал холодный, неприветливый дождь. Людей почти не было, а те, что были, старались найти укрытие под козырьком здания или в магазине. Тяжело вдохнув, девочка обернулась к подруге.
– Что рисуешь? – спросила она.
Жека какое-то время не реагировала.
– А? – встрепенулась она. – Да ничего, просто это успокаивает.
Катя села рядом и заглянула в блокнот. На посиневшем от ручки листочке красовались непонятные узоры, чем-то напоминающие те, которые мы видим, надавливая на глаза слишком сильно. Жека продолжала обводить их и узоры начали складываться в общую картину. Рисунок стал похож на какого-то монстра, держащего в что-то или кого-то зубах.
– Я часто так рисую, когда волнуюсь, – Жека продемонстрировала другие изрисованные страницы блокнота.
– А что значат твои рисунки? – тихо поинтересовалась Катя.
«Моё прошлое» – пронеслось в голове у Жеки.
– Ничего.
За дверью послышалось шаги. Не осознавая, что делает, Жека рефлекторно зажмурилась. Дверь со крипом открылась и, не дожидаясь приглашения, в комнату вошла Чика и села на пошатывающийся стул напротив кровати девочек.
– Я всё-таки хочу поговорить.
Жека со стоном выдохнула и покачала головой.
– Нет, вы послушайте! – не унималась женщина. – Вы поступаете неправильно, вы думаете только о себе!
– А о ком нам ещё думать? – поинтересовалась Катя, но тут же получила удар в бок от Жеки, ведь заводить разговор с Чикой было равно долгой и неинтересной беседе.
– В наше время никто не думал о себе! – продолжала женщина. – Раньше вообще в поле рожали и ничего! А вы двое вместе с Максимной и этой Машей просто эгоистки! А какого будет жёнам этих мужчин, которых вы будете убивать… убивать! Какого их детям, родителям?
– А какого им от того, что их мужчина изменяет своим жёнам с проститутками? – спросила Жека. – Вы об этом не подумали?
– Жёны эти сами виноваты! – не унималась Чика. – Если бы следили за собой, никто от них бы не уходил!
– Дайте-ка подумать, – Жека сделала задумчивое лицо. – По-вашему, чтобы муж не изменял с проститутками, нужно обязательно обслуживать его, ухаживать за детьми, удовлетворять его по первой прихоти и при всём этом выглядеть привлекательно?