На юго-восточный вокзал из Москвы прибыл поезд Главного нефтяного комитета большевиков – девять вагонов первого класса. Добраться до Кавказского вокзала не смогли – пути были заняты эшелонами с возвращавшимися с фронта солдатами и отступающими из Ростова красными частями и беженцами, включая правительство Донской Советской Республики. Только к вечеру поезд сумели перевести на Кавказский вокзал. Уполномоченный комитета инженер Алексеев с двумя сыновьями и четырнадцатью «инженерами» должен был следовать в Баку. По распоряжению Троцкого получил 9 миллионов рублей на ремонт нефтяных заводов, но из-за боевых действий на Кавказе путь в Баку был закрыт. На перроне встречал эсер Котов – уездный комиссар Временного правительства и присяжный поверенный.

– Видно, не судьба осуществить задуманное в Баку. Попробуем здесь, в Царицыне?

– Попробуем, – согласился Алексеев.

– Где желаете остановиться?

– В лучшей гостинице города.

– Тогда отель «Люкс»!

Бывший поручик Степаньянц, командир отделения красноармейцев, охранявших вокзал, обратил внимание на странную группу. Двое главных держались уверенно, улыбались. А вот остальные выглядели более чем подозрительно. В одной руке чемодан, в другой – увесистый саквояж. Причём саквояжи были одинаковые. Несмотря на жару, остались в пиджаках.

– При оружии, – догадался Степаньянц. – Взгляды! Осматриваются.

Бывший поручик решил проследить за прибывшими. Держался на приличном расстоянии, довёл до самого отеля. «Люкс»! Понял, что не ошибся – приезжие располагали значительной суммой. Его смутило только присутствие двух подростков, не вписывавшихся в группу. Степаньянц узнал присяжного поверенного Котова – видел в суде, куда конвоировал осуждённых. Решил посвятить всё свободное время наблюдению за странной группой.

Наш поезд прибыл в четыре утра. Вокзал пуст. Никто не встречает.

– Неудивительно, – угадал мои мысли Снесарев. – Не знают, когда доберёмся. Не будем терять время, унтер-офицер! Показывайте город!

Я повёл генерала через центр на набережную. Признаться, утренний Царицын представлял собой наиприятнейшую картину. Остался уездным городом казаков, помещиков, промышленников и рыбаков, с широкими немощёными улицами и электрическими фонарями. Трамвай? Что-то новое! Я не сразу обратил внимание, привык к петербургским. Вагончик, громыхая по узким рельсам, покатился в сторону собора Александра Невского и скрылся, петляя среди купеческих усадеб, кирпичных складов и деревянных домов обывателей. Недалеко от собора виднелись белые церкви с зелёными куполами и два городских парка, примечательных только скамейками и рядами тополей. Тополя семенились, покрывая округу белым пухом и создавая иллюзию нетающего снежного покрова на фоне раннего лета. Днём, как всегда, будет жарко. Между парками виднелся базар. В тени абрикосин и яблонь на латках и деревянных ящиках женщины раскладывали колбасы, домашний хлеб, баранки, помидоры, а рыбаки утренний улов. Перед спуском к Волге виднелись хозяйственные лавки, харчевни и трактиры. Внизу, у самой воды накатанная телегами дорога вдоль пристаней торговых товариществ. Мы присели на лавку. Синяя гладь воды, жёлтая полоска песка, зелень деревьев и безоблачное небо.

– Остров Голодный? А там река Царица? – показал рукой генерал.

– Да. Слева, видите, у самой воды домик деда Прохора. По утрам ловит рыбу с причала. Летом сдаёт рыбакам с левого берега. Оставляют лодки, пока торгуют на базаре. Я ночевал у него в непогоду. А вон и он!

Из домика вышел старичок в казацкой фуражке. Уселся на доски и закинул удочку.

– А это что?

– Народная аудитория. Там давали концерты и читали лекции. Построил купец Репников с братом. Самые богатые люди города, меценаты!

– Какой крутой спуск к реке! Пардон, к Волге. Если прижмут, удержать последний рубеж невозможно. Почему город назвали Царицыным? В честь какой царицы?

– Как ни странно, никакой. По-татарски «сарысу» – жёлтая вода.

– Ах да, здесь же была Золотая Орда. Давайте пройдёмся до Царицы. Может, там вода жёлтая. В Волге обычная, синяя! – засмеялся генерал.

Недалеко от Астраханского моста через Царицу, на противоположном берегу, в окружении купеческих усадеб, тополей и акаций виднелась моя родная Александровская гимназия.

– Вон там рядом с домом купца Калинина проходили первые театральные представления. За ним усадьба Божескова с зимним театром. Видите огромный сад? Дом купчихи Шешинцевой с летним театром. А слева «Конкордия» заводчика Миллера.

– Уездный город театров! Неожиданно!

Мы направились обратно в центр.

– Здание Общественного собрания! Сюда мне удалось попасть лишь однажды, в 1909-м. Пел сам Шаляпин! За ним синематограф, городская библиотека, народная читальня и книжная лавка госпожи Абалаковой. Слева музыкальное училище, Дом наук и искусств, музей и метеорологическая станция.

– Весьма приятный город! Патриархальный и сытый.

Улицы наполнялись людьми, раздвигались вышитые занавески и распахивались окна, обнажая уютные жилища обывателей. Ни одного признака гражданской войны и новой власти. О нет! В автомобиле, оставляя облако пыли, промчался комиссар в кожаной куртке.

– Городская власть едет на работу, – произнёс Андрей Евгеньевич. – Дадим ещё немного времени и пойдём знакомиться.

Присели на лавочку в парке. На деревянной сцене появились музыканты, заиграла музыка. Стали приходить пары – нарядные дамы в сопровождении офицеров в царской форме.

– Отчего-то приятно видеть, что не один я ношу мундир, – заметил Снесарев.

Появились красноармейцы. Одеты неряшливо, на вид полуголодные. Бесцельно бродят по улицам, прицениваются к товарам, но видно, что денег нет, пытаются выпросить даром.

– Пожалуй, пора! – скомандовал генерал.

Навстречу выбежал атлетического вида господин в спортивном костюме. Коротко стриженые волосы, огромные голубые глаза, взгляд живой, уверенный и упрямый. Тренированное тело выдаёт спортсмена со стажем. Заметил нас, остановился. Лицо тут же расплылось огромной улыбкой самодовольного, знающего свою силу человека.

– Андрей Евгеньевич! С приездом!

– Здравствуйте, Анатолий Леонидович!

Крепко обнялись как старые приятели после долгой разлуки.

– Вот где теперь придётся служить! А Вы всё такой же атлет! Бег, фехтование, плавание, стрельба, английский бокс. Я ничего не запамятовал? Ах да, танцы и губная гармошка!

– Конечно! Omnia mea mecum porto! Всё своё ношу с собой! Офицер должен держать себя в форме во славу Отечества! Искупался в реке, теперь бег. Вода бодрящая, свежая, что надо! А с танцами здесь никак. Большевики не планируют балы, – в голосе послышался сарказм.

– Здесь говорят Волга, не река. Наш новый сослуживец меня поправил. Кстати, царицынец!

– Адъютант, из-за которого задержались в Москве?

– Бывший унтер-офицер кавалерии Истомин, – представился я.

– Генерал-майор Носович, начальник штаба округа.

Рукопожатие оказалось более чем крепким.

– Отчего же бывший? Разжаловали? Отправили в родительское имение?

– Императорской армии больше нет. Значит, бывший.

Лицо Анатолия Леонидовича сделалось упрямым, взгляд твёрдым, мышцы напряглись.

– Пути Господни неисповедимы, унтер-офицер. Воевали в германскую?

– Приходилось.

– И нам с Андреем Евгеньевичем пришлось.

– А мне генерал преподавал военную географию, – наконец признался я.

Андреей Евгеньевич вопросительно посмотрел на меня.

– В Николаевском училище.

– Что же Вы до сих пор молчали?

– Думал, может, вспомните.

– Похоже, у нас собирается отменная компания! – подвёл итог Носович.

– Евгения Васильевна с Вами?

– Непременно! Omnia mea mecum porto! Ковалевский тоже привёз семейство. Идёмте! Покажу квартиры.