Странно, но совершенно ни у кого из присутствующих не находится, что ей ответить.

В конце концов Мишель невпопад говорит:

– Грейс и Алистер узнали, что у Блэр есть кристалл. Когда они вернутся, мы будем думать, что с этим делать.

– Хорошо, – устало кивает Мари, – мы… можем поговорить об этом позже, правда?

– Конечно, – отвечает за остальных Радж, – ты наверняка голодная, да?

– Если честно, я просто хочу в ванную, – кривится Мари, – и немного полежать. Голова болит.

– И если мы сейчас уйдём, – настороженно произносит Куинн, – ты ведь никуда не денешься? Не примешься создавать порталы и всё такое?

– Никуда, – Мари слабо улыбается. – Я просто… Мне нужно обо всём этом подумать.

Когда остальные расходятся – все, на удивление включая и Маккензи, – Диего берёт Мари за руку.

– Ты уверена, что всё в порядке?

– Диего, – Мари устало прикрывает глаза. – Никаких порталов. Никаких перемещений к Ваану. Я только что видела твою смерть две тысячи раз. Твою – и остальных. Просто… Дай мне прийти в себя, пожалуйста.

Тон у неё немного раздражённый, и Диего чувствует странную смесь вины – за то, что докучает ей разговорами, – и злости – за то, что она в очередной раз положила голову на плаху. Но она уже встаёт с постели и, шатаясь, идёт в сторону ванной, так что беседы явно не получится.

Вздохнув, Диего уходит вслед за остальными и закрывает за собой дверь.

Вопреки ожиданиям, Мари не становится легче после ванной. Во всяком случае, морально – физически-то всё в порядке, и, когда головная боль притупляется, Марикета в целом чувствует себя так, будто могла бы свернуть сейчас горы. Если бы не была так раздавлена потоком видений. Ощущать всё это… Как это происходило снова и снова, пока Вечное не сумела выиграть эту шахматную партию со смертью… Сколько вариантов она перепробовала, чтобы все двенадцать «Катализирующих» остались в живых! Даже придумала для ваанти целую религию, чтобы те никого не убили… Одно Марикете становится ясно: на месте Вечного она бы сошла с ума. Да, она понимает, что упорством не уступает своей первой версии, но то, что сотворила Вечное… Мари не смогла бы так.

Когда Мари, кутаясь в халат, возвращается в постель, в дверь раздаётся стук. Она едва открывает рот, чтобы ответить, а Джейк уже заходит в комнату с подносом с едой.

– Когда ты ела в последний раз? – спрашивает он вместо приветствия.

Мари только пожимает плечами. Смотреть ему в глаза после того, как сказала, что всё будет хорошо – и сразу после этого исчезла – невыносимо. Он наверняка злится, и, конечно, имеет на это право. Хотя Мари совершенно не чувствует голода, эта забота вдруг раздирает грудь чувством вины.

Так и не дождавшись ответа, Джейк ставит поднос на стол и садится в кресло напротив её кровати – то кресло, в котором сидел Диего, когда она очнулась.

– Я пришёл сказать, что улетаю.

– Куда? – Мари поворачивает к нему голову и чуть не задыхается от потрясения: он смотрит на неё равнодушно, будто она ему не жена, а совершенно посторонний человек.

– В Луизиану, – после короткой паузы отвечает он. – Завтра утром.

– Зачем? Что-то случилось?

Джейк прикрывает глаза и хмурится. Наверное, проходит очень много времени, прежде чем Мари понимает, что задержала дыхание в ожидании его ответа. А потом он смотрит на неё – и тут же отводит взгляд. И от дурного предчувствия у Мари вся кровь от лица отливает, а волнение собирается в колючий комок где-то под грудью.

– Я не могу так больше, Марикета. Я больше не… Не верю в то, что у нас что-то получится. Не верю в нас.

Слова пулями врезаются в плоть, но крови нигде не видно.

– Я… Понимаю, – тихо отвечает она. Она понимает. Действительно. После всего произошедшего, после того, как она заставила его поверить, что снова бросила его – на этот раз даже апокалипсис не стоял на кону, а она вновь это сделала – как он может верить ей? – Ты просто… Ты должен знать, я… Я очень люблю тебя, Джейк.

– Я это знаю, – жёстко говорит он, но его голос тут же смягчается. Ненамного, но всё-таки. – И я тоже люблю тебя, Марикета. Но…

– Ты, – у Мари резко садится голос, – ты хочешь… со мной… расстаться?

Даже думать об этом больно, а произносить совсем невыносимо – слова царапают горло.

– Нет… Да… Я не знаю. – Он глубоко вздыхает и пересаживается из кресла на её постель. Мари бездумно накрывает его ладонь своей, и Джейк, кажется, так же бессознательно сжимает в ответ её пальцы. Но, когда он снова открывает рот, его голос кажется чужим. – Я знаю, что ты не хотела исчезать и не планировала этого. Но я так же знаю, что ты снова бросишься в гущу событий, как только появится возможность. Потому что это – ты. Ты всегда такой была. И… я устал от обещаний, которые ты даже не пытаешься выполнить.

– И ты предлагаешь…

Произнести это во второй раз не получается.

Джейк переводит на неё взгляд – она отчётливо видит боль в его глазах – и… кивает. Этот кивок пробивает дыру в её грудной клетке, будто он всадил кинжал и провернул несколько раз, да так, что металл поцарапал кость.

– Да… Наверное, так будет лучше.

Лучше? Лучше?! Кто он, этот мужчина, который говорит эти слова? Её муж? Но Джейк никогда бы не оставил её, он…

А она оставляла его. Снова и снова. И всегда наивно – и, пожалуй, самоуверенно, – считала, что он примет её обратно. И теперь настал момент, когда он не готов это сделать. Есть ли у Мари какое-то право его винить?

Нет. Винить она может только себя.

– О… – Мари смаргивает слёзы и старается сдержать дрожь в голосе, но нихрена не выходит. – Окей, Джейк. Если ты хочешь этого, я просто… Лучше я… Вот блядь.

Она до последнего пытается сдержать истерику, но ничего не получается. Слёзы текут из глаз сплошным потоком, а от рыданий из лёгких выходит весь воздух – или это от того, что он сейчас сказал? За эти слёзы Марикета ненавидит себя почти так же сильно, как за то, что сама разрушила всё между ними.

– Принцесса, не надо.

Из-за пелены воды и соли перед глазами Мари не видит лица Джейка, и то, что он называет её «Принцессой», вдруг даёт ей надежду – если бы только его голос не звучал так устало и… безразлично.

Он протягивает ладони к её лицу, стирает слёзы, бегущие по щекам, и по телу Мари проходит дрожь, дыхание перехватывает – прежде, чем понимает, что делает, она подаётся вперёд и целует Джейка так, будто пытается уговорить остаться. Будто снова старается дать какие-то обещания. А внутри всё разорвано на части, словно каждую кость в теле сломали.

И, слава всем богам на свете, он отвечает на её поцелуй. Зарывается пальцами в её волосы, притягивает к себе, его сухие губы жёстко прижимаются к её. И ничто не налаживается – этот поцелуй словно высасывает из неё остатки надежды на то, что он сейчас не уйдёт. Ощущение того, что ей раздробило все кости, только усиливается.

И даже то, что её халат оказывается на полу вместе с его одеждой, не приносит никакого утешения.

Всё происходит так, будто он действительно прощается. Будто запоминает её. Мари же кажется, что её тело принадлежит не ей – она не может перестать плакать, когда он берёт её лицо в ладони, когда входит в неё, и это так же желанно и горячо, как всегда, но расходится с её эмоциями. Ритм его движений – неторопливый, так непохожий на всё, что было между ними до этого – отдаётся сладостью в теле, и каждую мышцу сводит напряжением, когда она прижимается к Джейку. Он ловит губами стон её удовлетворения, ни на мгновение не закрывая глаза и не сводя с неё внимательного взгляда, прежде чем последовать за ней.

А потом – Мари даже не успевает перевести дыхание – Джейк встаёт и поворачивается к ней.

– Я… Я ухожу, Марикета. Если не уйду сейчас, это никогда не кончится.

Мари прокусывает губу до крови, наблюдая, как он одевается – ей хочется закричать, что она не хочет, чтобы что-то заканчивалось, хочется, в конце концов, умолять его остаться, но она чувствует, что не в праве просить его о понимании. Больше нет.