Девушка обнимает её в ответ с таким ошарашенным лицом, будто увидела привидение.

– Ме…ланте? – сипит она. – Ты… меня сейчас… нахуй задушишь.

– Извини, извини! – Мэл поспешно отстраняется от Евы. – Как вы здесь… Ты одна или?..

Ева склоняет голову, и её огромные глаза расширяются ещё больше. Не глядя на машину, она совершает ещё одно движение рукой, и в следующее мгновение из автомобиля высыпают незнакомые Диего люди – светловолосый мужчина в неуместном костюме, манерой одеваться неприятно напоминающий Рурка; смуглый парень с копной каштановых волос, удерживаемых на лбу очками-гогглами; шатенка с таким количеством макияжа на симпатичном лице, что могла бы соперничать с Мишель несколько лет назад в том, кто нанесёт на лицо больше косметики; и, наконец, молодой человек с раскосыми глазами.

И на глазах Диего все эти люди принимаются обниматься и восторженно что-то орать.

Всё понятно – это гости из Нортбриджа, друзья Меланте, из-за которых Марикета пошла на эту авантюру. В это мгновение, видя радость их воссоединения, Диего почему-то готов всех их возненавидеть.

Тем более, что Марикета вдруг снова кричит, и поток восторженных визгов обрывается с этим криком и тем, что Вэйрин выходит наружу, подхватывая Мари на руки.

Теперь уже из второй машины выходят все остальные. На лицах – спектр эмоций от недоверия и беспокойства до облегчения. Мишель моментально надевает маску всезнающего доктора и лезет в маленькую сумочку на поясе за нашатырём, который снова не приносит никакого эффекта; Шон принимается расспрашивать Вэйрина о том, что произошло, и вождь Элистель растерянно мнётся, пока Меланте рассказывает, как очнулась вместе с Марикетой в Разломе. Куинн закусывает губу и вдруг начинает рыдать, наверняка от облегчения, Келе хмурится, прижимая к себе Куинни и буравя неожиданно сжавшуюся Мари настороженным взглядом. А потом внезапно произносит:

– Если она сейчас всё вспоминает, значит, её силы к ней вернутся, как только она очнётся?

– Скорее всего, – встревает Дакс. – Во всяком случае, я считаю именно так.

Диего с досадой морщится.

– Нужно отвезти её в отель и дождаться, когда она придёт в себя, – сухо произносит он. – Что бы там ни было, а ей может быть очень хреново, когда она всё вспомнит.

Странно, но его слова действительно становятся толчком к действию – хотя он на это и не рассчитывал, слишком уж сумасшедшей стала атмосфера на этом участке дороги. Но даже делегация из Нортбриджа будто бы успокаивается, и Диего невольно проникается к ним уважением – они только что вновь обрели потерянную подругу, но кажутся предельно собранными. Наверняка каждый из них – профессионал своего дела, чем бы они там ни занимались.

Как будто Диего вообще это волнует. Как будто его беспокоит вообще хоть что-то кроме того, что Марикета на заднем сидении автомобиля вдруг принимается рыдать, и звук такой, будто эти рыдания раздирают ей горло.

А когда они подъезжают к отелю, Мари успокаивается. Как-то слишком неожиданно, и от наступившей тишины Диего аж пот пробивает. Он оглядывается и чуть не въезжает в забор вместо ворот, но убеждается, что она по-прежнему спит.

Вэйрин несёт её буквально в первую попавшуюся комнату, следуя инструкциям неуёмной Мишель. Кто-то бежит сообщить остальным, и Диего невовремя вспоминает про Маккензи. И, конечно, совершенно не удивляется, когда в выбранную Миш комнату широкими шагами заходит Джейк – бледный и ещё более осунувшийся, чем в тот день, когда Диего прилетел из Лондона в Нью-Йорк.

Маккензи смотрит на Мари так внимательно, будто от его взгляда она может проснуться. А потом прикрывает глаза, выдыхая с облегчением, и опускается в кресло напротив кровати.

– Давно? – коротко спрашивает он.

– С ночи, – так же лаконично отвечает Диего.

Мишель какого-то чёрта носится по номеру, прежде чем уйти куда-то восвояси. Вэйрин, вздохнув, сообщает, что хочет пойти поздороваться с остальными, и Диего остаётся наедине с Джейком – и по-прежнему крепко спящей Мари.

Он смотрит на Маккензи, не зная, что ему сказать. Да и Джейк не торопится прерывать молчание.

Чёрт его знает, сколько времени так проходит – в комнату периодически кто-то заглядывает, чтобы узнать, не проснулась ли Мари, а она в какой-то момент принимается метаться по кровати и что-то бессвязно бормотать. Хуже всего, на мгновение Диего кажется, что, когда она разжимает ладонь, с неё срывается сине-голубое свечение. Но, скорее всего, ему просто показалось – после этого безумного, нервного дня и не такое привидится. Или он просто старается себя успокоить.

А потом это происходит опять, и свечение окутывает всё её тело. Она вытягивается в струнку, и какая-то невидимая сила поднимает её над постелью. Диего замирает, оглушённый стуком собственного сердца, а Джейк вскакивает со своего кресла и подходит к кровати – хватает Мари за руку, и свечение исчезает. Будто схлопывается в её груди, и она падает обратно на простыни.

После чего открывает глаза. На долю секунды в карих радужках загорается и потухает зелёный свет, а потом она шумно выдыхает, глядя на Джейка так, будто видит впервые.

И принимается рыдать. Следующие несколько минут ни Диего, ни Джейк не могут до неё достучаться – она садится на постели, обхватывает колени руками и воет белугой. Иногда с её губ срываются какие-то слова, но чересчур неразборчиво, чтобы кто-то мог её понять.

Где-то между делом в комнату в очередной раз заходит Эстелла. Кричит что-то в коридор, и буквально минута требуется всем остальным, чтобы оказаться в номере. Хотя, конечно, наверняка проходит куда больше минуты, просто Диего сейчас не думает о времени.

В конечном итоге из-за того, что в комнату набивается столько народу – чёрт возьми, даже включая их новых нортбриджских знакомых – духота царит такая, что воздух кажется плотным. Мишель открывает окно, и это, конечно, мало помогает, ведь на Ла-Уэрте невыносимая жара, но порыв ветра, ворвавшийся в створку, внезапно отрезвляет Марикету.

Она резко замолкает, прикрывает глаза, втягивает носом моментально наполнивший комнату солёный воздух – и расслабленно выдыхает.

Спустя несколько глубоких вдохов она открывает глаза и обводит взглядом присутствующих.

– Где Зара и Крэйг? – хрипло спрашивает она. – И Ал с Грейс…

Её вопрос словно срывает невидимый заслон, и комната наполняется гомоном.

– Как ты?

– Что это было?

– Как ты оказалась в Разломе?

– Мари, ты нормально себя чувствуешь?

– Твою мать, Марикета, я переебу тебя лопатой.

– Нахера ты вообще полезла…

– Что тебе снилось?

Диего даже не различает, кто и что говорит. Правда, обращает внимание, что замечение про лопату явно срывается с губ Эстеллы.

Мари глубоко вздыхает.

– Я… Я всё вспомнила, – тихо говорит она, и после её слов вновь наступает тишина. – Я имею в виду… Всё. Это не только мои воспоминания. Это… Это воспоминания Вечного. Я знаю всё о двух тысячах попыток спасти нас.

– Мари, – окликает Куинн, садясь рядом с ней на постель, – как ты… Как ты?

Она пожимает плечами.

– Если бы вас сейчас здесь не было…

Мари качает головой и больше ничего не говорит.

Диего осторожно кладёт руку ей на плечо. Для них в своё время было невыносимо сложно принять тот факт, что все они умирали больше двух тысяч раз. Это было невероятно и страшно. Но только у Марикеты были видения из этих прошлых жизней – а теперь она пережила всё это заново. Тут действительно есть от чего тронуться умом.

– Я люблю вас, – вдруг говорит Мари, обводя взглядом друзей, – я люблю вас так сильно, что теперь наконец-то готова понять Вечное. Я сделала бы всё то же самое на её месте. Ради всех вас – вместе и по отдельности. – Маккензи смотрит на неё так, будто она сказала несусветную глупость. – И теперь, – продолжает Мари, – когда я знаю всё… Я не жалею о том, что воссоединилась с Ваану пять лет назад. Никогда не жалела, – исправляется она, – но сейчас мне понятно, что мной двигало. Это вы сделали меня такой. И… спасибо.