Старики переглянулись, но Денис не обратил на это внимания и достал смартфон.

– Так давай отцифруем! А пока вот так.

Щелчок, вспышка – и на экране появился снимок.

– Запорол, – вздохнул Денис. – Наверное, что-то со светом. Надо на улице попробовать.

– Покажи-от, – попросила баба Матрена.

Он послушно протянул смартфон. Через весь экран по фотографии извивались похожие на водную рябь линии.

Папа посоветовал не мучиться:

– Завтра заберу и отсканирую. Баб Матрен, разрешите?

– Да чегой-тось не разрешу? Бери, ска… ска… сканируй, – с трудом выговорила непривычное слово. – Только карточку потом верни!

Отец аккуратно убрал фото в борсетку и подмигнул мальчишкам:

– Ну что, на рыбалку?

– Да какая им рыбалка? Телок непоеный, огород не полит, жуки с картошки не собраны, – заворчала баба Матрена. – Вы-от идите, отдыхайте от своего города. А ты, Темка, марш дела делать. Лодырь!

Денису стало неловко, словно его самого обругали.

– Ладно, не расстраивайся, – понял его состояние отец. – Тоже не ленись, помогай тут. А сегодня пойдем, уж рыбалку мы с тобой заслужили!

Накопать в перепревшей компостной куче червяков – дело нехитрое. Вскоре Денис с отцом бодро шагали к речке. Папа с удовольствием вспоминал детство, с каким-то радостным восхищением замечал, как изменилось село, и чуть не плакал от умиления, увидев что-то «из прошлого»: старый колодезный сруб или наличники на потемневшем от времени бревенчатом доме. Денис только успевал головой крутить. Ему казалось, он не на рыбалку идет, а отправился на какую-то странную экскурсию.

Вдруг папа остановился.

– Ты чего? – удивился Денис.

– Подожди, что-то не то…

Денис испугался, гладя, как папа трет глаза и потерянно озирается по сторонам, но он быстро пришел в себя:

– Тут все так изменилось, что не сразу и вспомнил. Нам сюда! – и они свернули на узкую тропку, пролегающую между двумя заборами из шифера.

Время словно остановилось. Он шли и шли по серому коридору, который казался бесконечным. Справа и слева, отделяя дорожку от заборов, высились заросли бурьяна и очень хотелось чихать: то ли от пыли, то ли от пыльцы. Наконец, заборы закончились, и тропинка утонула в пересекающей её проселочной дороге.

– Где-то тут, – пробормотал папа. – Забыл, но не настолько же!

Денис едва поспевал за отцом. На миг показалось, что он сошел с ума.

– Да подожди ты!

Папа не слышал. Мчался, крутя головой, а потом снова нырнул в какой-то проулок.

– Все верно! – в его голосе послышалось ликование. – Хочешь увидеть наш старый дом? Надеюсь, хозяева нас пустят…

Тут отец остановился так резко, что Денис налетел на него:

– Что? – спросил и проследил за ошарашенным взглядом.

Домов на той стороне улицы не было. Только щерились, как гнилые клыки, давно сгнившие бревна, которые когда-то – давным-давно, в прошлой жизни – поддерживали забор. Их и остовы высохших деревьев покрывал мох, а в глубине травяных зарослей угадывались развалины.

– Это был твой… наш дом?

Папа кивнул и, уронив на землю чехол с удочками, пошел вперед. Ноги цеплялись за покрытые белыми граммофончиками плети вьюна, из-под земли выныривали полуистлевшие ветки. Но отец не обращал на них внимания, брел, не сводя глаз с развалин. Испугавшийся за него Денис кинулся вперед. Он-то видел, куда ступал и не рисковал сломать ноги. Обогнал, ворвался в заросли лопуха и чертополоха, притоптал колючие стебли крапивы. Под травой обнаружился каменный фундамент, вокруг которого, валялись обгоревшие деревяшки.

Папа тяжело опустился на камни. Огляделся.

– Давно уже… Жаль. Знаешь, Денис, я так хотел показать тебе дом, в котором рос. Родовое гнездо, так сказать… – Вздохнув, он поднялся на ноги и потянул сына на дорогу: – Пойдем. А то на рыбалку времени не останется.

Шли молча. Из-за незапланированной экскурсии пришлось заложить крюк. Сгоревший участок был крайним в деревне, сразу за ним начинались картофельные делянки, сенокосы, вдали темнел скрывающий реку лесок. Денис вспоминал аккуратные домики, заросший участок и не понимал: местные обрабатывают каждый клочок земли, везде растет если не картошка, то помидоры. Почему же их участок оказался заброшенным? Хотел спросить у отца, но увидел, куда тот его ведет – мимо моста, через кусты, к большой трехствольной иве. Там, поперек реки, заставляя звенеть тугие струи, протянулась запруда. В ушах зазвучало предостережение Артема.

– Пап, а местные здесь не ловят. Говорят, водяной утащит!

Ответом ему стал растерянный взгляд и невеселый смех:

– И ты поверил? Дениска, я тут все детство рыбу ловил. Мне дед как показал, где самое клевое место, так я сюда и бегал. И купаться здесь удобно – смотри, какой спуск. Только вот туда, – папа указал на место напротив жернова, – не суйся. Там омут, затянет.

Денис улыбнулся. Так и знал, что его пугают! Но на воду посматривал с опаской. Казалось, опусти руку в воду – и тут же почувствуешь, как невесть откуда взявшиеся водоросли оплетают пальцы. Хотя что в этом странного? Известно же, откуда их приносит. А все остальное – сказки.

Папа достал удочки, воткнул в землю рогульки, но вдруг отложил все это и пошел к иве. Позвал сына:

– Иди, чего покажу.

– Жернов? Я уже видел!

– Ты знаешь, что мельница принадлежала твоему прадеду? А еще раньше – его прапрадеду?

– Семейный бизнес? – это было интересно. Но память тут же услужливо подбросила рассказ о договоре с водяным и утопленных младенцах. И неожиданно для себя Денис спросил:

– Пап, а у тебя старшего брата не было?

– Не было. Ни старшего, ни младшего. Ни брата, ни сестры… А почему ты спрашиваешь?

– Да так, – Денис вернулся к снастям, закинул удочку и уставился на поплавок. Над водой летали стрекозы, и рыба то и дело шлепала где-то в тени ивы.

– Один я ребенок в семье. Жаль, мама второй раз замуж не вышла. Хотя кто знает, как было бы лучше…

Некоторое время они молчали. Наконец, поплавок дернулся, и папа вытащил первую рыбку.

– Плотва, – нахмурился он. – Странно. А ну-ка… – Поменяв крючок, насадил на него свой невеликий улов и снова закинул в воду: – Попробуем щуку вытянуть. Хочешь щучьих котлет?

Денис кивнул. Не потому, что очень уж хотелось этих самых котлет. Просто он любил моменты, когда отец переставал быть очень деловым и очень занятым. Жаль, такое редко случалось.

– Пап, а почему ты мне раньше ничего о прадеде не рассказывал?

– А чего рассказывать? Высокий был, серьезный. Муку молол. Учил меня рыбу ловить, сено косить. Вот и все детские воспоминания…

Поплавок ушел под воду, и вскоре на траве извивалась крупная щука:

– Осторожнее! Без пальца оставит!

Денис знал, что отец шутит – даже у такой большой рыбины не хватило бы сил оттяпать человеческий палец. Но прокусить могла. Поэтому действовал очень осторожно.

А потом столь же осторожно вернул разговор в прежнее русло:

– Неужели больше ничего не помнишь?

Папа совсем не удивился вопросу, улыбнулся только:

– Родная кровь заговорила? Так у бабы Матрены поспрашивай. Или у Трофима. Он с дедом не разлей вода друзья были, если кто и знает что, так это он. А вот мельницу я помню.

– Как это? – опешил Денис. – Артем сказал, её в революцию разрушили.

– Больше слушай! В конце семидесятых это было. Дед-то последним мельником был, а как помер, так некому стало работать. Да и не нужно – тогда масштабы другие были.

– А как прадед умер? – решился Денис на самый главный вопрос и застыл, боясь даже дышать.

– Не помню, – папа вытащил вторую щуку и поинтересовался: – Ты за поплавком следить будешь? Или не на рыбалку пришел?

– А уехали почему? – не сдавался Денис.

– Вот почемучка-то, – усмехнулся папа. – Ладно, слушай. Я не помню, как умер мой дед, а про остальных мама не рассказывала – не до того ей было, ей надо было меня растить. Упоминала только что все Мельники в Речном наши родичи, а Власовы – из другой, побочной ветви. Почему-то она не общалась ни с кем из них. А уехала потому, что здесь для неё работы не нашлось, а в городе устроилась на ткацкую фабрику, и общежитие ей дали, и детский сад. Доволен?