В этот момент раздался легкий стук в дверь и на пороге кабинета возник очень молодой человек гражданской наружности.

– Разрешите, Эльвира Степановна?

– А, Петр Васильевич, вы очень кстати. Про вас-то мы только что говорили. Познакомьтесь, Елена Олеговна. Это – единственный в своем роде и неповторимый член, – она сделала короткую паузу, – нашего коллектива – следователь-стажер лейтенант юстиции, выпускник юридического факультета нашего университета Самойлов. Ты как здесь оказался? – без перехода обратилась она к нему. – Ты где должен быть?

– На складе.

– Правильно, а почему здесь?

– А я с жалобой, – с вызовом, гордо задрав подбородок, заявил Петр Васильевич. – Мне выдали неполный комплект обмундирования. Говорят, нет подходящей по размеру фуражки, одни «аэродромы». А без форменной фуражки на улицу не выйдешь. Мне очень хочется завтра показаться маме при полном параде. Она так ждет меня. Я полгода дома не был.

От умиления при взгляде на паренька, до глубины души расстроенного из-за фуражки и совершенно растерянного из-за своей беспомощности, у Лены увлажнились глаза. В другой ситуации и Лепнина, может быть, пустила бы скупую полицейскую слезу. Но тут решила, что это непедагогично. По-матерински полуобняв Петра Васильевича за плечи, она негромко и проникновенно произнесла, склонившись над ним: «Не тужи, дорогой, и не ахай, жизнь держи, как коня, за узду».

– Березовой п-п-поэзией увлекаетесь? – слегка, заикаясь, растерянно поинтересовалась Мирская, упершись взглядом в непроницаемое лицо Лепниной и сдерживая рвущийся наружу смех.

– Уважаю и обожаю. Вы, я вижу по лицу, тоже.

– Не без этого. Только я за лирику.

– А я, подруга, за правду жизни.

Не прошло и минуты после того, как юный следователь, обескураженный таким теплым обращением, вышел из кабинета, как в кабинет вошла майор Полужайко, а следом – девушка в распахнутой легкой куртке и сбившемся на бок берете, едва умещавшемся на затылке. Такие с начала весны начали входить в городской обиход, и многие девчонки уже успели ими обзавестись. Запыхавшаяся владелица этого писка моды рухнула на первый подвернувшийся стул. Борщов, оказавшись поблизости, быстро налил в стоявшую здесь же чашку теплой воды из чайника и подал девушке:

– На-ка, Нина, успокойся.

– Это что еще за явление? – Насупилась Лепнина. – Познакомьтесь, Елена Олеговна. Еще один птенец гнезда родного – капитан юстиции, самый опытный наш следователь Завьялова. Ты чего это, как от погони?

– Арбузов сбежал, Эльвира Степановна.

– Как сбежал?

– На рывок. Он такой маленький, такой испуганный был… Пока везли на место все плакал. А когда вышли из машины, я разрешила не надевать наручники. А он как рванет… Наши, конечно, погнались. Только он на сквер, через ограду, дворами… В общем не догнали. Надо объявлять в розыск.

– Вот ты и объявляй. Светлана, – обратилась она к Полужайко, – собирай девчонок, и оставайтесь на месте. А с тобой, Завьялова, потом будем разбираться, – переобуваясь, на ходу отдавала распоряжения Лепнина. – Все, я ушла.

– Можно мне с вами? Я бы хотела…– подала голос Мирская.

– Нет, – резко оборвала ее Лепнина и добавила чуть мягче: – Мы ругаться будем. Возможно, матом.

– Я тоже умею, – не сдавалась Мирская.

– Не сомневаюсь. В другой раз проверим, – рассмеялась Лепнина, выходя из кабинета.

– Если я правильно понимаю, кто-то здорово прокололся, – будто рассуждая сама с собою, произнесла Лена, глядя на Полужайко. – Может, расскажете из-за чего весь сыр-бор?

– Не имею право. Вот, если только Нина разрешит. Она может, больше никто. Нин, – обратился она к Забелиной. – Это – Елена Мирская, корреспондент журнала «Мир и лица». По заданию генерала будет писать про наш отдел.

До этого безучастная к происходящему, провинившаяся по всем статьям девушка, впервые заинтересованно взглянула на гостью.

– Не по заданию, а по просьбе, – поправила Лена Светлану. – И не корреспондент, а редактор отдела. А в остальном все верно. Эльвира Степановна начала вводить меня в курс ваших дел. Да вот, отвлеклась…

– Да какие тут секреты? Обычное разбойное нападение, а может, попытка убийства. Раненый – криминальный авторитет, а по совместительству предприниматель, хозяин мебельной фабрики Симонян. Подозреваемого Арбузова наши ребята задержали по горячим следам. Около раненого валялось лезвие ножа. Экспертиза показала, что на нем следы пальцев рук Арбузова, кровь по группе – потерпевшего…

– Он, что ж, его одним лезвием зарезал? – удивился Борщов.

– Вот в том-то и закавыка. Если голыми руками лезвие держал, должен был сам порезаться. Если ножом, то, где рукоятка? Похоже, что нож обломился. Все кругом облазили – не нашли. Наверное, кто-то подобрал. Арбузов сначала не признавался, а после общения с адвокатом с чего-то разошелся. Говорит, хотел ограбить. Здесь вообще нестыковка на нестыковке. Поэтому и решили провести следственный эксперимент. А подозреваемый сорвался. Вот и все секреты. Что теперь со мной будет, Светлана Кирилловна? – Сквозь слезы спросила Нина, зарываясь лицом в рассыпанные по плечам золотые кудри майора Полужайко.

– Присядь-ка. Я не знаю, а вот правитель Израиля Соломон знал. Хочешь, расскажу? Этот царь прославился своей мудростью, справедливостью, но часто терял самообладание и потом долго не мог успокоиться. Один мудрец принес ему кольцо и сказал: «Когда придет беда, посмотри на него. Если слишком развеселишься, оно тебя отрезвит».

Нина перестала плакать. Она смирно, как школьница, положив руки на колени, сидела напротив Полужайко и внимательно ее слушала. Борщов и Мирская тоже обратились в слух.

– Однажды по какому-то незначительному поводу Соломон сильно расстроился, – продолжала Светлана Кириллова. – Он вспомнил слова мудреца, внимательно взглянул на кольцо и прочитал надпись «Всё пройдет». Удивился царь, задумался и … успокоился. Вскоре забыл об этом и жизнь продолжалась. Стоило ему возрадоваться – взгляд его падал на кольцо. Он опять видел эти слова, и понимал, что радость не будет длиться вечно. Так кольцо часто выручало царя в трудные моменты его жизни. Ведь действительно, все проходит. Нина, ты меня поняла?

– Поняла, конечно. Только, ведь, бывают такие ситуации, когда никакое кольцо не поможет. Вот, как сегодня, – в голосе девушки опять послышались всхлипы.

– А для такого случая есть у легенды свое продолжение. Как-то раз Соломону стало так плохо, что он даже решил избавиться от кольца. Вот, как тебе сегодня. Сорвал он кольцо с пальца, хотел выбросить, и вдруг увидел надпись на внутренней стороне – «И это тоже пройдет».

По просьбе Мирской, которая исполняла в тот день обязанности главного редактора, получившего направление на очередное медицинское обследование, сотрудники собрались еще до начала рабочего дня. После утренней летучки Лена собиралась заскочить в медицинский институт на кафедру эндокринологии, чтобы застать на месте профессора Оболенского. Заведующий кафедрой еще два месяца назад обещал подготовить выжимки из своего реферата, которые Лена надеялась переложить в удобоваримую статью для журнала о новейших открытиях в области влияния желез внутренней секреции на продолжительность жизни. Но все затягивал, срывая сроки и давая бесконечные обещания.

Обсуждать журналистам, по правде говоря, особо было нечего – просто неделя предстояла напряженная. Сотрудники отчитались, кто, чем занимается, доложили, чему предстоит посвятить ближайшие дни, поэтому управились быстро. Ребята уже посматривали на часы, когда дверь после короткого стука приоткрылась и в щели показалась голова Германа Борщова.

– Твой гвардеец явился, – хихикнув, произнес шепотом, слегка толкнув Лену в бок, сидящий рядом Владимир Артемьев.

В редакции все уже знали о необычном задании, которое получила Мирская. А с глашатаем областного УВД, поражавшим окружающих чрезвычайно здоровым румянцем щек, и раньше были знакомы. Только мало кто знал, что Герман. по-видимому, страдал дерматитоподобным розацеа кожи лица, спровоцированным, как могла предположить Лена, скорее всего экзогенными или эндогенными факторами. Болезнью излечимой, но требующей к себе постоянного внимания.