– Да почти три года уже. Ты раньше слабее играл. Вижу, времени не терял даром, – Генрих Самсонович согнулся, перешнуровывая кроссовки.
Дела в том коллективе пошли неплохо. Да и время было благодатное. Ткни в землю палку – прорастет. Хочешь торговать – торгуй! Хочешь возить товар – вози! Хочешь воровать – пожалуйста! Только не производи ничего, не надо! Бери лучше у нас в долг, мы дадим, а потом подскажем, что и как делать. Хочешь работать – работай, мы не против, но прибыль сюда.
От ларьков перешли к магазинам, даже строить магазины начали. Предприниматели и хозяева точек, привыкшие иметь над собой начальников, охотно принимали новые правила игры и часто сами искали Юру и его партнеров чуть ли не до того, как зарабатывали первый рубль.
И всем почему-то хватало. Даже оставались лишние, вопреки мысли, что лишних не бывает. Оказалось, что не только бывает, да еще немало бывает. Иначе чем объяснить такой ажиотажный спрос девяносто четвертого года на финансовые пирамиды? Юра и его друзья успели к этому бизнесу вовремя и не один раз. В «БМ-Траст» и в «Сатис-фонд» люди несли деньги сами, никто не заставлял. Людям пообещали: дай денег – станешь богатым через полгода, делать тебе ничего не придется, только дать денег и подождать.
И потекли широким потоком деньги в руки Юры и его друзей через несколько приемных пунктов. С миру по нитке – голому рубашка. А если не по нитке? Если не голому? Веселей живется, когда деньги падают как бы с неба. Вернее, не с неба, а из рук неутомимых вкладчиков.
Широкие массы трудящихся превратились в очереди оголтелых вкладчиков, своры жадных и глупых людей, ломящихся в двери так называемых инвестиционных фондов с остроумными названиями «Тибет», «Чара» и подобными, которые когда с тонкой, едва уловимой издевкой, когда наоборот, с тупой, кондовой настойчивостью зазывали к себе, в страну вкладчиков, на поле чудес. И им несли.
А пацаны пользовались. Отстегивали часть на рекламу, часть на возврат некоторым из первых и особенно усердным вкладчикам, а остальными деньгами пользовались и, надо сказать, очень быстро привыкли к этим деньгам. Непоколебимо считали их заработанными по праву. Заработанными благодаря своему уму, предприимчивости, исключительности, наконец. Они быстро привыкали к роскоши: от «Смирновской» водочки к «Карвуазье» и «Бифитеру», от селедки к малосольной семге и холодной севрюге, с заплеванных кухонь перебрались в стильные рестораны. Вырабатывали новые навыки и дорогостоящие привычки. Первыми подвергли ревизии свои автомашины. Братва пересела с «трешек», «пятерок» и «семерок» «жигулей» на «трешки» же, «пятерки» и «семерки», но уже BMW. Следом наступила пора переоценки и пересортицы их собственных жен. Ребята принялись торопливо, суетясь и ревниво оглядываясь на друганов, менять своих низкорослых, округлых, с ярко выраженной доминантой щек на простоватых лицах, выбранных в свое время в соответствии с эталонами красоты рабочих пригородов жен на аномально длинных и подчеркнуто мосластых акселераток, обладательниц прозрачных целей и томных манер провинциальных салонов. Потом занялись бытом. Они казались себе хозяевами жизни, и поэтому им следовало переезжать жить в новые дома внутри Садового кольца, в квартиры с гигантскими санузлами. А дети? Несчастные дети от первых браков толпами потянулись в частные школы Лозанны и Йорка, чтобы наполнять тамошние спортивные площадки звонким русским матом.
Бизнес процветал. Штат сотрудников, обслуживающих «инвестиционные компании» Юры и друзей, уже составлял пятьдесят четыре человека. Машины, квартиры, жены и дети приведены в соответствие. Деньги поступали по-прежнему. Вкладчики не унимались. И было принято решение: до понимания ситуации деньги вывозить за границу, перечислять на счета оффшорных компаний в третьих странах, отмывать, легализовывать, короче – копить для себя. Потребовались грамотные, даже образованные, опытные в этих, хоть и не сложных, но щекотливых делах люди. Такие работники умственного труда нашлись. За хорошие деньги, разумеется. Делали эту тонкую работу. Регистрировали компании, открывали счета, составляли фиктивные договоры, перечисляли деньги, потом перечисляли дальше, следующим фирмам, под следующие договоры, старые фирмы и счета закрывали – и так по кругу. Эта карусель требовала внимания, ответственности, скрупулезной, можно сказать, ответственности. Специалисты, которые этим занимались, справедливо назывались «счетоводами». Какое-то время они держали руку на пульсе всего движения денег Юры и его товарищей. Крепко держали, а потом… Потом, когда очередная партия, часто весьма немаленькая, оседала в хорошем месте, на правильных условиях и под нужными фамилиями, счетовод всё забывал. «Всё» в данном случае и означало – всё: и суммы, и коды, и названия фирм, банков, фамилии, имена, номера телефонов, адреса, – всё забывал, прочно забывал, навсегда… Петр Матвеевич прикрыл глаза и вздохнул. Нельзя было без этого, никак нельзя. Но однажды один сучонок-счетовод не забыл. Больше того, он и из прежних дел что-то отыскал. Вот что значит компьютеризация: человека нет, а информация осталась. Каким-то образом расшифровал, догадался, что его ждет в конце карьеры, и с нескольких хозяйских, номерных, специальных, корпоративных, кодовых и еще черт знает каких счетов насобирал и в один час все обнулил, да не просто, а перечислил на какие-то свои счета, свои фирмы, с этих фирм – дальше, короче, все правильно сделал, грамотно, как он и умел, за что и платили ему, сучонку. Деньги забрал и сам отвалил. Сколько забрал, они и сами не знали точно, но больно стало. Смертельно больно. Бизнес-то, любой бизнес без денег, оборотных средств чахнет, хиреет, слабеет, заболевает. Тяжело стало. А времена наступили другие. На рекламу и хотя бы на некоторый возврат вкладчикам деньги требовались, а их не было. А дураки вкладчики без рекламы почему-то не хотели таскать им в кассу деньги.
Сучонка рассчитывали отыскать быстро, поэтому Юра взял в долг у знакомой братвы на поддержку падающего бизнеса.
– В последний раз, помню, нашу игру судил Юра покойник, пусть земля ему будет пухом. Я три—два у тебя выиграл, – Петр поправил повязку на руке. – А не видимся потому, что повода нет.
Первого завалили Юру. Шумно, со взрывом, грохотом, пожаром. Кто завалил, догадаться несложно, а поделать-то уже было нечего нельзя – силы не те. Принялись хозяйство Юрино делить – схлестнулись. Денег-то из-за того сучонка-счетовода не оставалось, только то, что в местный бизнес было зарыто, в оборот. Большая доля Глебу досталась – по старшинству, а им с Геркой так, по мелочи, считай – слезы. Глеб недолго потом праздновал. Слег на Кузьминское. Не сам – помогли ему, конечно. За Юрины долги. Уже без помпы, буднично как-то слег, тогда много таких полегло. Лег за то, что слишком заметную долю имел. А дальше, как говорится, каждый сам за себя. Тяжело пришлось, вспоминать не хочется. Если смотреть правде в глаза, один должен был остаться. Любой из них, но один. А осталось двое: Генрих и Петя.
– Да, давненько не видались, – Генрих покачал головой. – А повод-то есть.
– Что же за повод, Гера? – Петр Матвеевич пошарил в стоявшей рядом спортивной сумке, отыскивая бутылку с минералкой. – Юбилей какой-нибудь? Круглая дата?
– Не дата, Петя, а сумма, – Генрих искоса глянул на Петра. Тот сидел спокойно, откинувшись. Крупный, респектабельный мужчина. К сорока. Не скажешь, что один из лидеров, как сейчас стали говорить, преступного сообщества. Да и какого там сообщества – рассосалось все, раздробилось. «Быки» ушли. Кто к хозяину, кто на погост, кто на иглу. Которые поумнее были, как-то пристроились, прибились к делу, волосы отрастили, куртки кожаные сменили на пиджаки, исчезли из поля зрения. Бог с ними, так, может быть, и лучше. А Петя остался. Живой, крепкий, здоровый. Семья, дети, бизнес. Когда Юрино наследство делили, Генрих должен был недостроенные дома в Марьине под свой контроль получить. Четыре дома – не шутка! Так нет, не получилось: объединились Петр с Глебом и придавили его, кинули пару автосервисов и мебельный салон – подавись! Конечно, другой вопрос, что все проблемное было, и стройки эти стояли все в долгах, и покупателей на квартиры тогда не было – кризис, но выкрутился же Петя в результате! И он, Генрих, выкрутился бы. Но нет, не дали, сами все себе забрали. Генрих тогда смолчал, не стал нагнетать обстановку, не по силам ему тогда была победа, не по силам. Ну ничего, отдышался, теперь время порядок навести. Воздать по справедливости.
