Но террорист скомандовал:

– Сам дай прикурить!

Алёшин щёлкнул зажигалкой. Бандит, не выпуская из руки гранату, затянулся. Ничего не вышло. Но он успел переглянуться с Савельевым. Вернулся в штаб и доложил: Савельев подал ему знак «всё под контролем».

В штабе поняли: у Савельева есть план. Возможно, он рассчитывает сам справиться с террористом – либо тут, возле посольства, либо по дороге в аэропорт.

Тем временем диалог в машине продолжался. Было заметно, что нервозность террориста растёт. Ровно в полночь Кобяков запросил разговор с начальником штаба по радиотелефону.

– Немедленно выполняйте мои требования, иначе заложник умрёт, – прокричал террорист.

Начальник штаба ответил, что в такое позднее время деньги собрать тяжело, но они делают всё, что могут. Террорист согласился ждать.

Сегодня уже понятно: переговоры не задались с самого начала. Одна из причин – то, что они происходили в машине. Работа в замкнутом пространстве, когда переговорщик в роли заложника наедине с террористом – самая сложная. При захвате заложников в самолёте или автобусе террорист обычно испытывает эмоциональные взлёты и падения. Ему страшно, но и приятно красоваться перед толпой. Он чувствует себя могущественным – и иногда расслабляется, теряет бдительность. А в ситуации один на один красоваться не перед кем, и террорист не расслаблялся ни на секунду.

Через десять минут после разговора со штабом, в 00:10, Савельев вдруг завёл автомобиль. Машина медленно начала движение.

– Всем внимание! – вскочил глава штаба.

Автомобиль прокатился несколько метров и остановился у ворот посольства. Вдруг из машины выбрался связанный верёвкой Савельев и встал у передней левой двери.

– Что происходит? Что он задумал? Снайперы, прицел на террориста, – отдал приказ глава штаба.

Прошло три минуты. Савельев продолжал, не двигаясь, стоять у машины.

– Садись обратно! – вдруг закричал террорист.

Анатолий Николаевич послушно вернулся в автомобиль. Машина начала медленно двигаться к месту, где стояла раньше.

– Что за чертовщина там происходит? Что за выкрутасы? – крикнул начальник штаба.

Прошла минута. Неожиданно в машине началась возня.

– Он душит Савельева! Внимание снайперы, готовность номер один! – скомандовал начальник штаба.

Террорист набросил на шею Анатолия Николаевича верёвочную петлю. Савельев пытался сопротивляться, оттолкнул террориста. Вдруг дверь со стороны пассажира открылась, и террорист заорал:

– Приведите другого заложника! Замена! Замена!

Савельев сидел в машине и держался за грудь. Ещё мгновение, и он начал складываться пополам. На спектакль это было непохоже.

В штабе уже поняли: Савельев не притворяется. Он смог подать условный знак «плохо с сердцем». И тут же потерял сознание.

Террорист выскочил из машины, открыл дверь и вытолкнул заложника. К нему тут же ринулся врач скорой помощи. Внезапно террорист бросился помогать врачу. Вместе они тащили Савельева к машине скорой помощи.

В этот момент раздался выстрел. Террорист упал. К машине бросилась группа захвата, но преступник поднялся и стал стрелять по бойцам. Те открыли ответный огонь и одновременно второй раз выстрелил снайпер. Чья пуля поставила точку в судьбе Сергея Кобяка, теперь уже неважно. Операция была завершена.

Когда скорая доставила Савельева в больницу № 64, он был ещё жив. В 2:30 ночи врач констатировал смерть от остановки сердца.

Он ушёл из жизни 20 декабря – в свой профессиональный праздник. Ушёл, сделав главное – освободив заложника. Не задумываясь, он поменялся с ним местами. Отдав свою жизнь за его.

Двадцатого декабря, в 5:30 утра в квартире Савельевых раздался звонок в дверь.

Наталья Михайловна не спала. Она вышивала картину – красные маки. Она начала её во время операции в Шереметьево, а теперь заканчивала. Думала о жизни и о том, когда вернётся муж. Смотрела на стену: там висела её любимая картина – коза на солнечном лугу. Она увидела это полотно на Арбате год назад, когда гуляла с мужем солнечным зимним утром. Тогда Наталья Михайловна только-только оправилась от тяжёлой болезни. Картина ей очень понравилась, но Анатолий прошёл мимо. Как выяснилось, у него просто не было с собой денег её купить. Но желание жены он запомнил – и с января по июнь каждое утро перед службой забегал на Старый Арбат, искал пропавшую художницу. Однажды та всё-таки появилась, и картина заняла своё место на стене в доме Савельевых.

Улыбнувшись воспоминанию, Наталья Михайловна пошла открывать.

На пороге стояло всё руководство «Альфы».

Она сразу всё поняла. И уже не слышала, что именно ей говорили.

Впоследствии я много общался с Натальей Михайловной. Она рассказывала, как, оставшись одна, вспоминала прежние ночные звонки в дверь – когда встречала на пороге счастливого мужа.

Весной 1986-го он вернулся из Афганистана. Это была последняя афганская командировка, за которую Толя получил орден Красной Звезды. Он был очень весёлым. Рассказывал, как только что с другими награждёнными сослуживцами обмыли ордена в бане. Обмыли, как полагается: погрузили их в стаканы с водкой и выпили до дна. А когда супруга попросила мужа показать награду, только ахнул: ордена-то они оставили в бане, в тех самых стаканах! Уехал, вернулся с орденом. И долго ещё смеялся: описывал удивление банщиков, выдававших ему боевые награды.

Были и другие ночные возвращения, уже с операций. Уставший, довольный, он обнимал жену, что-то рассказывал. И она радовалась. Но всегда знала: однажды она откроет дверь и там будут люди в форме. Которые скажут ей то, что сказали сейчас.

Она сорвалась всего однажды. Это произошло после Будённовска, где мы, сотрудники «Альфы», были брошены на штурм больницы, её главного корпуса, в котором басаевцы удерживали две тысячи заложников.

Жёнам тогда позвонили и сказали, что «Альфа», дескать, на учениях. Но по телевизору начали целыми днями «крутить» кадры из Будённовска. Вся страна, не отрываясь от экранов телевизора, жила только этим, ожидая развязки. И всем было понятно, кто там, на огневых рубежах.

Как только муж вернулся домой, Наталья Михайловна в отчаянии сказала:

– Или я, или работа. Выбирай!

Савельев тут же скомандовал:

– Пошли со мной.

Он привёз жену в госпиталь, где лежали молодые офицеры, покалеченные под огнём чеченских террористов в Будённовске. Рядом сидели их родители. Савельев подходил к каждому и просил прощения. За то, что не уберёг их сына. За то, что недоучил, раз пуля всё же достала.

– Это полностью моя вина, простите меня, – говорил Анатолий Николаевич.

Они вышли из больницы.

– Прости, – сказала тогда жена Савельева. Она никогда больше не ставила мужа перед выбором: долг или семья.

Теперь пришла пора ей исполнять свой долг. До конца.

Утром того же дня младшая дочь полковника, студентка МГУ, должна была идти на сессию. С матерью вдвоём они молча сидели на кухне. И тут дочь сказала:

– Мама, мне пора собираться на экзамен.

Наталья Михайловна тогда вспылила:

– Какой экзамен?! Ты имеешь полное право никуда сегодня не ходить! Я позвоню в университет, ты сдашь его потом.

Но дочка ответила:

– Нет. Папа не одобрил бы такую халяву.

Экзамен она сдала на отлично.

Хоронили Анатолия Николаевича 22 декабря.

К ДК на Лубянке, где проходило прощание, выстроилась огромная очередь, огибавшая главное здание ФСБ. Люди всё шли и шли. Шли, чтобы выразить уважение полковнику Савельеву и Группе «А» в целом. Шли, выражая молчаливый протест против разгула преступности и терроризма.

На Анатолии Николаевиче был парадный мундир. Его сшили за ночь. Оказалось, у полковника парадного мундира не было.

Среди венков и букетов лежал один с жёлто-голубыми лентами. На нём было написано: «Анатолий, я буду вечно благодарен Вам за жизнь». Его положил на могилу торговый представитель посольства Швеции Ян-Улоф Нюстрём, чью жизнь Савельев спас ценой своей.