Решение созрело мгновенно.
Эйтингон лег на лавку, предварительно сделав пару глотков виски, а полбутылки расплескав по купе. Сивушный дух вмиг распространился по купе. Бутылку поставил на пол, рядом с головой. Надвинул шляпу на лицо, а в ленточку шляпы воткнул билет. Словом, – пьяный вдрызг, но… с билетом!
Вошедшие пограничники и проводник безуспешно теребили пассажира за плечо.
– Надо же так набраться! И как он еще дышит в этом смраде?! Ишь, пижон – будто живой Аль Капоне! Может, всё-таки разбудить? Не стоит, мало ли, кто как одет. Янки – его и за версту видно. Билет есть – пусть отсыпается. Хорошо еще, что поезд идет не до Аляски, а то был бы сюрприз этому «гангстеру», обнаружь он себя с похмелья меж эскимосов!
Напряженно разведчик вслушивался в обмен репликами служивых… Наконец, он услышал характерный щелчок кондукторского компостера, и группа покинула купе. Пронесло!
…Вслед за этим в памяти Эйтигона всплыл недавний эпизод. В 1939 году Берия, только-только назначенный главой НКВД, на совещании, посвященном 22-й годовщине образования ВЧК, объявил о своем решении прекратить репрессии против разведчиков-ветеранов, которые с неистовостью монаха в течение двух лет проводил «кровавый карлик» Ежов.
Затем новоиспеченный нарком стал раздавать похвалы руководителям разведки. Делал он это в свойственной только ему одному иезуитской манере: никогда не знаешь, то ли он тебя хвалит, то ли издевается. Вонзив немигающий взгляд змеи в зрачки Эйтингона, Берия произнес:
– Возьмем, к примеру, товарища Эйтингона. Он – виртуоз, ас, кудесник нашей разведки. Если однажды в мой дом с улицы, где хлещет проливной дождь, войдут трое, а на полу останутся следы только двух, то я знаю, что один из вошедших, – старший майор госбезопасности Эйтингон… Да-да, он умеет и это – ходить между струй!
Глава тринадцатая. Иго мое благо, и бремя мое легко…
Погожим майским днем 1970 года в отдельном кабинете Испанского клуба, что на 4-м этаже жилого дома на Кузнецком Мосту, трое убеленных сединами клиентов за бутылкой отборного коньяка «Метакса» степенно вели неторопливую беседу.
Едва ли кому-то из посетителей заведения могло прийти в голову, что эти почтенные старцы имеют на троих 47 лет «отсидки»: один провел в тюрьме 12 лет; второй – 15, третий – все 20!
Эта троица привела в исполнение приговор Сталина и ликвидировала Троцкого – бывшие генералы госбезопасности Павел Судоплатов и Наум Эйтингон, а также Герой Советского Союза Рамон Меркадер. Они впервые встретились через 30 лет после завершения операции…
…Эйтингон начал рассказывать о «крысиных тропах», коими он рыскал в Соединенных Штатах в поисках лекарства, которое должно спасти Рамона, ведь вызволять из беды други своя – христианская заповедь…
Вдруг он прервал свой монолог, и, вперив взгляд в зрачки сидевшего напротив Меркадера, жестко спросил:
– Скажи честно, Рамон, почему ты употребил ледоруб, а не пистолет? Денег не хватило на его приобретение? Я ведь выдал тебе немалую сумму…
– Мой генерал, у меня был пистолет… Но нужно было сделать всё без шума, ведь в ЕГО ранчо, как в муравейнике муравьев, был целый легион охранников. И если бы я выстрелил, меня бы сразу схватили. Я же намерен был уйти по-английски, тихо, не раскланиваясь… А ледоруб – орудие бесшумное и надежное. Удар ледорубом по голове – верная смерть… Но что поделаешь, если у меня в решающий миг стала ватной рука, а ЕГО череп оказался крепче общечеловеческого… Но дело даже не в этом…
– А в чем?! – в один голос вскрикнули генералы и подались вперед, навалившись на стол.
Меркадер, вмиг посуровев, вынул из нагрудного кармана пиджака сигару и впервые за время посиделок закурил.
– Дело в том, что ОН истошно заорал… Эхо его жуткого вопля не менее десяти лет будило меня по ночам… Ни один актер, ни один вокал не в состоянии воспроизвести тот вопль – так орут только те, кто заглянул смерти в ее пустые глазницы. Ну, а на вопль сбежалась охрана…
Меркадер бросил сигару в пепельницу, снял пиджак и оголил правую руку. На предплечье, чуть выше кисти, проглядывали белые пятнышки.
– Вот, мои дорогие, это – отметины последнего укуса Троцкого… А моя рука – это карающая десница Революции, и я этим горд и счастлив…
Наступила тишина. Меркадер раскурил сигару и спросил генералов, каким образом администрации тюрьмы удалось узнать его настоящее имя? Ведь он до конца оставался верен долгу и, несмотря на пытки, продолжал настаивать, что является бельгийским журналистом Жаном Морнаром и к СССР не имеет никакого отношения. Кто же просветил тюремщиков?
И тогда слово взял Судоплатов.
– Дорогой Рамон, истинное имя «Жана», то есть твое, стало известно мексиканцам от ФБР, когда в 1946 году в США сбежал один видный функционер испанской компартии… Извини, не помню его имени. Но в утечке информации виновна и твоя матушка, пусть земля ей будет пухом… Во время Великой Отечественной войны, находясь в эвакуации в Ташкенте, она под «большим секретом» рассказала своему… «другу», кто в действительности был убийцей Троцкого. Через некоторое время этот «друг» оказался в США и, чтобы «срубить деньжат», поделился тем «большим секретом» с ФБР. Только после этого в Испании, где тебя не раз задерживала полиция как зачинщика анархистских манифестаций, в архиве МВД отыскали твою дактилоскопическую карту и переправили в Мехико для сравнительного анализа…
Ты поступил правильно, что не пытался опровергать очевидное, и признался, что ты, да, действительно, тот самый шалопай-анархист Рамон Меркадер, который по молодости бесчинствовал в Мадриде. И, «перестроившись на марше», ты стал утверждать, что убил Троцкого исключительно из личных побуждений, – потому что он приставал к твоей невесте Сильвии…
Мексиканские полицейские поверили твоей версии, так как похотливость «демона революции» уже была им известна. Сразу после прибытия в Мексику Троцкий, проживая на вилле известного мексиканского художника Диего Риверы, домогался его жены, за что был поколочен прислугой и отлучен от дома… То был не единственный случай, когда «революционер в изгнании» показывал свое истинное нутро, выступая половым гангстером…
– Похоже, вы правы, Павел, ведь именно в 1946-м, после шести лет непрерывных издевательств, меня перестали избивать и допрашивать…
И Меркадер, впервые за всю встречу перейдя на испанский, воскликнул «Camarados, no passaran!», опорожнил до дна бокал и запел Интернационал.
Нет печальней повести, чем жизнь, прожитая по совести…
Наум Исаакович Эйтингон, патриот, интернационалист, все тридцать лет службы в органах госбезопасности рисковавший жизнью во имя торжества идей Коммунизма, в 1951 году был арестован как участник (?!) «сионистского заговора в МГБ».
За отсутствием состава преступления его выпустят на свободу, но в 1953 году вновь арестуют, на этот раз по «делу Берии». Из Владимирского централа он выйдет только в 1964 году и устроится старшим редактором в издательство «Международные отношения».
Реабилитируют, восстановят в звании и вернут награды Наума Исааковича его родственникам лишь в 1992 году, через одиннадцать лет после его смерти.
Часть IV. Дезинформационные игры
Стратегический обман и оперативно-тактические уловки – незыблемые принципы военного искусства. Этими «играми» полководцы всей планеты забавляются так давно, что придумать нечто новое для сокрытия своих сил и намерений становится всё труднее. Вместе с тем, мероприятия дезинформации должны проводиться с предельной осторожностью и тщанием, чтобы вместо того, чтобы ввести в заблуждение противника, не выдать собственные планы.
Примером таких искусно разработанных, многоходовых комбинаций стали операции, реализованные в ходе Великой Отечественной войны факирами из ЧК – генералами Судоплатовым П.А. и Эйтингоном Н.И.
