«Да ладно. Кровь, грязь, быть может ещё и смола дерева. Ухо просто прилипло, и нужно чуть потерпеть», – робко простонала очередная мысль в его голове.

От боли заслезились глаза, но ухо было неподвижно.

«Ясно», – подумал он с тоской. – «Значит придётся всё же оставить дань этим деревьям, за так любезно предоставленные ветви».

Он посмотрел на мутное пятно перед глазами, упёрся в него лапой, пару раз глубоко вдохнул ночной воздух и тихо произнёс вслух:

– Будет очень больно.

И стиснув челюсть, одним мощным рывком, потерял сознание.

Которое, впрочем, вернулось довольно скоро, судя по тому, что погони всё ещё не было слышно.

Наконец он смог оглядеться. Это было довольно красивое место, несмотря на обстоятельства, отметил он про себя. Они приземлились прямо возле небольшой цветочной полянки. «Дурманящий вид», – глупо улыбаясь подумал Зук.

Неподалёку он увидел тело Фрэско. Судя по виду, в его теле не осталось ни единой целой косточки. План сработал. Не без потерь, но всё же. Вначале приняв на себя весь удар, он видимо отпружинил Зука в сторону.

«Кстати, насчёт потерь», – он легонько дотронулся до ошмётка на своей голове. Было слишком больно и грязно, поэтому он оставил пока попытки нащупать какие-либо остатки уха.

Он посмотрел на воткнутую довольно глубоко в мягкую землю, крупную, сухую ветку. Удивительно, ещё немного и вместо уха ему пришлось бы пожертвовать всей головой или другой частью тела. Запоздало летя вдогонку за ними, она так удачно воткнулась рядом с его головой. И так неудачно пронзила одним из своих сучков его ухо и припечатала к земле.

«Сучий сучок», – мелькнуло в голове.

Искать ухо он не стал. В этом не было никакого смысла.

«Куда мне бежать?», – пронеслось в голове. – «Не важно! Важно, чтобы подальше отсюда. Там уже будет видно».

Он вдруг почувствовал знакомый запах. Да, они уже были рядом. Он потерял здесь слишком много времени. Наверняка они уже тоже почуяли его.

Ринувшись в сторону реки он вдруг остановился на одно мгновение у тела Фрэско. Неуверенно он протянул лапу в желании похлопать его тушку. Потом отдёрнул её и мотнув головой, как будто отгоняя дурную мысль, бросился бежать.

Ноющая боль растекалась по телу. Однако она была ничем в сравнении с тем, что творилось сейчас в его сердце, в его сознании. Несясь сквозь густую листву, его глаза различали всё во мраке ночи. Однако внутри него была непроглядная тьма.

Ярость, обида, чувство несправедливости.

За что они так поступают с ним? Лишь за то, что всегда хотел быть самим собой?

«Ты знаешь, за что, Зук. За то, что ты другой».

«Что бы ты не делал, как бы не поступал, ты всегда был белой вороной».

«Не имеет значения, прав ты или нет. Обвинение тебя в чём либо, это был лишь вопрос времени. Масса исторгает из себя непонятное. Непонятное страшит. От непонятного хотят избавиться».

«Признайся, тебе ведь всегда было плевать, поймут тебя или нет. Ты никогда не хотел тратить время на объяснение своих поступков».

«Это очень, ОЧЕНЬ, нервирует общество, Зук».

«Твою задумчивость воспринимали за высокомерие. Твои действия требовали объяснений. От недостатка информации тебе приписывали всевозможные, даже не свойственные тебе, черты. Твоя фигура настолько обрастала сплетнями, что было уже не разобрать, где вымысел, а где настоящий ты».

«Опровергать сплетни, объяснять свои поступки, ты никогда не считал это нужным. Не придавал этому значения».

«И вот закономерный итог».

«Ты всегда был одиночкой внутри. Теперь ты одиночка и снаружи тоже».

Холодный ветер обдувал его измождённое тело, сознание проваливалось во тьму, заставляя кратковременно терять равновесие, но он продолжал своё упорное движение, потому что другого выбора у него просто не было.

Запах реки был всё ближе и он ускорил свой бег. В этот последний рывок он вложил все оставшиеся силы и увязая в песке от изнеможения, врезался в холодные воды настолько далеко, насколько только мог. И расслабив разбитое тело, отдался наконец подхватившему его течению, которое понесло его прочь. Прочь от родных берегов, никогда по сути и не являвшихся для него родными. Прочь от братьев и сестёр, ставших навсегда чужими. Прочь от суетливой жизни стаи, к которой он никогда и не принадлежал.

Расслабив тело в потоке, позволяя водам очистить его от грязи, Зук посмотрел на звёзды, в надежде, что они очистят его разум. Он вдруг улыбнулся.

«Разве это не прекрасно, Зук? Ведь теперь ты по-настоящему свободен», – думал он, устало всматриваясь в ночное небо.

«В конце концов, разве не этого ты всегда хотел? Разве не эти ложные привязанности мешали тебе отправится туда? Заглянуть наконец за горизонт, нарушив все запреты и табу».

«Да, ты умрёшь скорее всего. Причём очень скоро. Но ты стал свободен. И ты умрёшь свободным», – он улыбнулся ещё шире. – «Никаких больше стай, никаких больше Старейших, никаких больше сородичей. Сколько бы мгновений не осталось провести тебе в этом лесу, все эти мгновения ты проведёшь, живя в согласии с самим собой. Ты умрёшь, следуя своей мечте».

– Никакого больше служения чужим целям, – медленно произнёс он, глядя на падающую звезду.

Он начал тихо напевать себе под нос какую-то мелодию, продолжая смотреть на звёзды и улыбаться. Его глаза были мокрые, то ли от слёз реки, то ли от своих собственных. Но даже если это были и его слёзы, то были слёзы не грусти, не боли и не печали.

Это были лёгкие слёзы.

Слёзы освобождения.

– Не так уж всё и плохо, – удивлённо произнёс дикий кот, разглядывая Зука из зеркальной глади небольшого озера.

Остатки правого уха напоминали торчащий, изгрызенный лист, но оно всё ещё могло исполнять свою функцию. Поперёк лба, от уха до переносицы, проходили две глубокие царапины и завершала всю эту красоту надорванная ноздря. Однако его глаза всё так же горели бирюзовым светом, контрастируя с короткой шерстью песочного цвета.

– Да, не так уж и плохо, – ответил Зук своему отражению, обнажая клыки и рассматривая возможные потери. На вид всё было цело. Видимо деревья оказались не слишком жадными и не стали брать с него слишком большую плату за его мягкое приземление.

Прошедшей ночью он решил всё же не до конца отдаваться на волю речного течения, которое убаюкивая могло затащить его на дно, и в скором времени выбрался на берег со стороны озёр. Река достаточно скроет его следы, думал он, по крайней мере на некоторое время. А искать его будут скорее со стороны леса, а не здесь, где местность хорошо просматривается. Они ведь понимали, что вряд ли беглецу придёт идея прятаться у всех на виду, среди камней, а не скрыться в чаще леса. Однако всё же ему в голову пришла именно такая идея. Кое-как он спрятался за валунами, где его и поглотил наконец короткий, беспокойный сон, быстро закончившийся утренними лучами солнца.