– Снежана, ты просила сметану…

«Ну да, я ж клиническая идиотка – взять ее у тебя…»

Но держу свои мысли при себе, с улыбкой беру протянутый мне продукт. Подождав, когда Алла вернется на свое рабочее место, проверяю срок годности, однако с этим всё в порядке.

«Странно…»

Открываю сметану и украдкой пробую. Белая субстанция отчетливо горчит, сразу понимаю – она подпорчена. Скорее всего, ее забыли убрать в холодильник… Ну что же, очередная гадость обнаружена, теперь сделаю вид, что ничего не заметила.

– Спасибо, Алла!

Берусь за работу. Добавляю эту сметану в чашу для взбивания, причем делаю это так, чтобы повариха могла проследить. Та довольно ухмыляется и отворачивается. Я же иду к морозилке, набираю разных замороженных ягод, потом с этим всем иду к холодильнику и аккуратно выуживаю свежую сметану, маскирую сверху пакетом молока. Возвращаюсь, нагруженная, к своему столу и принимаюсь творить.

Я приготовлю два вида мороженого. Одно для Большого Босса, другое для вида, чтобы серпентарий убедился, я – лохушка, а убрать меня с дороги – раз плюнуть.

Руки принимаются за работу, а вот голова… забита воспоминаниями. Они бурлят во мне, как вода в гейзере. Я будто уже не я, точнее не совсем я. Словно проваливаюсь в свои четырнадцать лет, когда сижу на кухне в маминой старой квартире и учу геометрию с другом-одноклассником.

– Капут китайцам в Африке… – любил он повторять, когда что-то шло не так.

– Почему Африка и при чем тут китайцы? – как-то спросила я.

Он улыбнулся, сказал, что так часто говорил его дедушка.

Кстати, одноклассника тоже звали Игорь, фамилия, кажется, Тюлиньков. Помню только его прозвище – Тюлень. Знаю, он его ненавидел, хоть и не показывал этого.

Игорь запомнился мне милым, немного грустным, а еще умным и очень рассудительным, с ним по-настоящему хотелось общаться. Он нравился мне, хотя в классе считался критически непопулярным из-за своего веса. Однако я никогда плохо к толстякам не относилась. У меня бабушка была очень пухлая, царствие ей небесное. Она всегда говорила, что хорошего человека должно быть много.

Знаю, Игорю я тоже очень нравилась. Кто знает, может быть, мы с ним даже начали бы встречаться, не будь я такой доверчивой дурочкой…

Я с детства была ростом выше среднего и, как многие высокие девушки, рано начала расцветать. Грудь, попа, женственная походка – вся эта прелесть у меня стала проявляться довольно рано, и к девятому классу я успела обзавестись группой поклонников. Особенно я нравилась Пашке Моргунову. Этот козел дразнил меня с первого по третий классы, к пятому присмирел, а позже начал оказывать недвусмысленные знаки внимания. Только я его воспринимала исключительно как задиру, от которого стоит держаться подальше. Его многие не любили. Главная причина тому – его активная тупость и агрессивность. Однако сам он считал себя чуть ли не суперменом.

Отчего-то Моргунов очень нравился моему Светику, и однажды она уговорила меня погулять с ним и его другом. Мы пошли в парк «Солнечный остров». На тот момент еще многие купались в реке Кубань, хотя сейчас практически никто этого не делает. Река не из чистых. Случилось это в начале мая. Выдался очень жаркий день, аномально жаркий – температура больше тридцати градусов. Пашка предложил немного поплавать.

У реки есть такое место, где вода очень теплая из-за того, что тепловая электростанция сбрасывает туда воду после переработки. Сейчас я бы в жизни не стала даже ноги мочить в такой воде, но тогда ума у нас была целая палата, правда, на всех одна. В общем, решили искупаться.

Купальники мы со Светиком, конечно, не захватили, зато были в спортивных костюмах и решили плавать в майках. Мы переоделись, вдоволь набултыхались в воде, но всё же замерзли, ибо не лето, и поспешили на берег. Там имелись такие специальные кабинки для переодевания, как на морских пляжах. Наверное, они до сих пор там есть, я давно не гуляла в том парке. Я пошла переодеваться в одну, Светик в другую. И вдруг в мою кабинку влетел Пашка. Нахально так влетел, будто так и надо, причем с фотоаппаратом! К тому моменту я успела натянуть джинсы, а вот наверх – ничего, даже лифчик… Пашке удалось сделать несколько фото, где я полуголая пытаюсь прикрыть свое добро руками, и целый один снимок, где я это добро прикрыть еще не успела.

Паршивец сделал несколько быстрых кадров и дал деру. Я кое-как натянула одежду и бросилась его догонять. Позже подключилась и Светик. Мы напали на него вдвоем, а потом на него насел и товарищ, который гулял с нами. Я потребовала удалить фото. Он долго ломался, в конце концов что-то там понажимал и стал тыкать фотоаппаратом мне в лицо, твердя как заведенный: «Я удалил! Если хочешь, проверь! Хочешь?»

Стоило проверить, да, знаю. Но я подумала – не предлагал бы проверить, если бы что-то осталось. К тому же я чувствовала себя жутко неловко, очень хотелось домой. Мы со Светой ушли. Однако на следующий день Пашка выловил меня после школы, показал фото, где я полуголая, и сказал, что уже распечатал несколько копий, а если я кому-то пожалуюсь, он раздаст снимки в школе.

С того дня я оказалась у Моргунова на крючке. Я очень-очень хотела, чтобы он избавился от фото, ради этого пошла бы на многое, но он предложил откровенную мерзость: «Дай я тебя потрогаю, где захочу, и при тебе удалю фото, отдам тебе всё, что распечатал!» При этом так сверкнул глазами, что мне стало плохо. Я отказалась наотрез, и после этого он вообще не отставал. Каждый день подходил и придумывал гнусность за гнусностью, которыми я смогла бы выкупить фото.

Мне было жутко стыдно за собственную глупость и наивность, а еще страшно, что люди подумают, будто я нарочно позировала или даже состою с Моргуновым в интимной связи. Если бы кто-то так подумал, я бы просто умерла, настолько мерзко себя чувствовала, представляя эту картину.

Каждый день я боялась, что Пашке надоест со мной играть, и он покажет фото другим или соврет обо мне. И самое паршивое – я никому не могла довериться из-за того же страха и стыда, даже ближайшей подруге. Я молчала… Решила, что будет лучше, если никто не узнает, как мне паршиво. Так я избегу позора. Всеми силами старалась не показывать, что у меня на душе, вела себя с друзьями так же, как и раньше, а ночами ревела в подушку.

И вот на школьном вечере в честь Дня Победы Моргунов внезапно заявил: «Хочешь, чтобы я всё удалил? Сделаешь одну вещь и забудешь про меня! А если не согласишься, я всем раздам твою фотку и расскажу, что я тебя чпокал! Матери твоей тоже фотку с рассказом вышлю!»

Деморализовав меня угрозами, он изложил свой план: я заманиваю Игоря в класс, изображаю, что хочу с ним поцеловаться, и позволяю Моргунову над ним подшутить. Он сказал, что поднесет к губам Тюлинькова кактус с учительского стола. Кактус! Это должен был быть всего лишь кактус, а не задница этого морального урода!

После того злосчастного вечера всё изменилось. Стыд и вина паяльником жгли меня изнутри. До сих пор периодически жгут. Я знала, что Моргунов ненавидит Тюлинькова, но не думала, что настолько. А после случившегося уже Игорь возненавидел меня. Я кожей чувствовала его отношение.

Сейчас, будучи взрослой, я понимаю, как стоило поступить – честно и откровенно рассказать о своей проблеме маме, а она уж смогла бы заставить Моргунова удалить злосчастное фото, действовала бы через его родителей. Но тогда сам факт того, что мама может подумать, будто я позволила какому-то мальчику то, что она запрещала… Мне это казалось концом света. Конечно же, я должна была извиниться перед Игорем после всего, набраться смелости и подойти, объясниться. Но жгучий стыд и страх не дали. В общем, я смалодушничала, проще говоря, струсила.

«Жалкая, ничтожная трусиха…»

Я очень постаралась забыть эту историю. В этом мне помогло время, ведь прошло четырнадцать лет… Однако воспоминания иногда всё еще тычут меня острыми вилами, заставляют мучиться.

И эта фраза: «Капут китайцам в Африке…»

За всю свою жизнь я ее слышала только от Тюлинькова, а тут какой-то Игорь Викторович и тоже с этой же фразой! Я бы даже подумала, что тот Игорь и Большой Босс – одно и то же лицо, не будь эти лица такими разными…