– Триста тридцать три, – отвечаю ей.

– Юбилейный! – говорит она без улыбки.

Раньше каждой новой девушке фонда при поступлении на «службу» вытатуировывали порядковый номер на спине. Тогда-то я и получила свое клеймо. Да, я триста тридцать третья девушка, которая попала им в лапы, а моя соседка пятьсот тринадцатая. Но нас больше, гораздо больше. Я знаю, что счет идет на тысячи. Конечно, далеко не все они обитают в Краснодаре. Здесь лишь небольшой филиал, не думаю, что нас в Краснодарском крае больше ста – ста пятидесяти.

Фонд «Всемогущих» – гигантский спрут. Он тянет свои щупальца по всей России и ближнему зарубежью. Корпорация огромна, невероятно сильна и всевидяща, к тому же жутко прибыльна. Ее владелец никому из нас неизвестен, но я уверена, он богат как Крез, учитывая, какую сумму приносит каждая из девушек в год. Крыше Всемогущих позавидует любой, а те, кто посмеет выступить против, будут этим спрутом задушены.

И всё же несколько лет назад их пытались прищучить. Так пытались, что даже немного получилось… По крайней мере краснодарский филиал прекратил свое существование на целых два года. Кажется, это было в две тысячи восемнадцатом году. Великий переполох, организованный одним упрямым частным детективом и спасенной из лап «Всемогущих» девушки. Кажется, детектива звали Громов… Ох, и шума тогда было вокруг фонда! Блогеры YouTube и Instagram бесновались, пару недель вообще писали только про это, а потом все как-то разом успокоилось. Аккаунты самых ярых активистов один за другим исчезли с просторов интернета, как и не бывало. Испарились и их посты, видео.

Я вообще всё это действо пропустила, жила тогда с Романом в Питере, телевизор толком не смотрела, никаких аккаунтов в соцсетях не вела – не до того мне было. Я строила из себя пай-девочку и сосредоточила усилия на том, как убедить Войтова перебраться в Москву, где на тот момент находилась моя дочь.

Я вообще узнала обо всем постфактум, когда в одно совсем не прекрасное утро в питерской квартире Войтова появился представитель фонда. Роман тогда был в бешенстве, ведь ему пришлось позволить работнику остаться со мной наедине, а он терпеть не мог, когда со мной контактировали мужчины. Любые мужчины…

Представитель фонда долго и настойчиво выспрашивал меня, довольна ли я своим положением. Мне тогда показалось, что он двинутый на всю голову дебил, если думает, что хоть кто-то из девчонок может быть доволен своим положением. Оказалось, борцы против фонда организовали горячую линию, позвонив на которую ты могла бы рассчитывать на помощь. У меня чуть сердце из груди не выскочило, когда я об этом услышала. И тогда мне пригрозили – если я позвоню, мою дочь отправят в норвежский филиал. Каждая мать, попавшая в лапы фонда, знает, что это значит.

«Всемогущие» – безжалостные твари, недостойные топтать эту землю, но в одном на них можно положиться. Они хорошо заботятся о наших детях. Их кормят, обучают, развлекают, держат под присмотром… пока их матери делают всё, что от них требуют. Если же замученная женщина сбегает или пытается покончить жизнь самоубийством, ее ребенка могут отправить в норвежский филиал. А там из малыша вырастят шлюху, причем не важно, какого пола ребенок, на мальчиков спрос даже больше.

Я не знаю, страшилка ли это, или филиал на самом деле существует, но проверять не буду – и точка. Если есть хоть один мизерный шанс, что мою дочь отпустят в свободную жизнь по достижении восемнадцатилетия, как они гарантируют, я сделаю всё, чтобы так оно и было. Верю ли я, что это возможно? Хочу, но не могу позволить себе такой роскоши, как доверие… К счастью, у меня есть еще девять лет, чтобы как-то разобраться с этим вопросом. Это моя главная цель.

Кстати, как раз после той шумихи две тысячи восемнадцатого нас всех поголовно стали избавлять от татуировок с номерами, поскольку это было отличным опознавательным знаком. В свое время это предложили сделать и мне, но Роман тащился от моей тату и не разрешил. Поэтому и ходила с ней последние годы. Наверное, ситуация у моей соседки была примерно схожая.

– Приехали! – сообщает водитель.

Охранник выходит из машины, открывает нам дверь.

Само его наличие меня всегда смешит. Мы никуда не сбежим, и они это знают, ведь когда мы с джентльменами, никакой охраны нет. И тем не менее на период, когда мы находимся в фонде, за нами везде ходят гориллоподобные качки с реакцией хищников.

– Мне очень нужно в аптеку! – вдруг говорит охраннику моя спутница.

Тот кивает.

– Пошли. А ты посиди в машине, – это он уже мне.

Когда они уходят, я спрашиваю у водителя:

– Можно, я подышу воздухом? Я буду рядом с машиной.

Тот даже не удостаивает меня ответом, просто молча кивает в сторону двери: иди, мол.

Выхожу на улицу, вдыхаю холодный воздух, немного отхожу в сторону и вдруг замечаю проходящего мимо мужчину.

Высокий, широкоплечий, с забавной короткой бородкой, красиво очерченной линией губ. Да, последние девять лет я о мужчинах в целом весьма посредственного мнения, если не сказать хуже. Не жалую я их, точнее не перевариваю практически всех. И всё же я не слепая.

Прохожий тоже явно меня примечает.

Я яркая, да… и очень заметная. Копна рыжих кудрей делает свое дело – обычно меня присматривают издалека, а еще у меня большие голубые глаза и аккуратный маленький нос, фигура опять же. Хотя в пальто, наверное, не видно.

На меня обычно так и западают – начинают пялиться, как ненормальные, потом подходят знакомиться. Вот и этот чуть голову не сворачивает, когда проходит мимо. Смотрит как-то странно, уж слишком пристально. И вроде бы уже прошел мимо, но замечаю, что шаг слишком замедлился, а потом плечистый красавчик и вовсе разворачивается в мою сторону.

«Шел бы ты лучше мимо, парень, а то отгребешь проблем!» – краем глаза замечаю, как из аптеки показывается мой охранник.

Тогда же:

Натан

Давненько я не подходил к девушкам на улице…

Не то чтобы мне это было сложно – вот так знакомиться, просто ни к чему. Я опытный ходок, у меня слишком много разного в жизни было. Просто красивым личиком меня не заманишь, нужно что-то еще – и не просто что-то, а множество всяких разных качеств.

Однако эту лису просто невозможно пропустить!

И ведь не люблю же рыжих! Вот не люблю, и всё тут. Но у нее, кроме волос, еще и глаза какие-то не от мира сего… Они очень глубокие, что ли… Там, на дне, будто спряталась вся грусть и мудрость вселенной. В них можно нырять, устраивать заплывы, рассекать на яхте, да что там, в них Титаник утопить можно запросто! Вот такие у нее глаза.

Всё равно не подошел бы – и даже уже почти прошел мимо, но… задело, очень задело ее пренебрежительное выражение лица.

Я ведь знаю, я симпатяга. Меня даже жены друзей так называют, куда уж холостым девчонкам устоять перед моим очарованием. Хотя, может, она и не свободна. Вот подойду и выясню! Поворачиваюсь и шагаю прямо к ней с твердым намерением стрельнуть телефончик, но только-только подхожу, как она обдает меня таким презрительным взглядом, будто бы я и не человек вовсе, а так – насекомое, которое ей противно раздавить своим сапогом.

И всё же не сдаюсь, я на таких подкатах в свое время собаку съел, и было мне вкусно.

– Барышня, да вы воровка!

– Что? – хмурит она свои рыжие брови.

– Вы думали, не замечу? Украли все краски осени и спрятали их у себя в волосах! Поэтому они у вас такие яркие, да? Признавайтесь! Признание, как говорится, облегчает меру наказания!

Ее взгляд ни на йоту не теплеет, в нем как будто появляется даже больше презрения.

– Чего надо? – спрашивает она совсем не ласково.

О, я бы ей рассказал, что мне надо, во всех мучительных деталях. У меня сто-о-олько потребностей… Надо сверху, надо снизу, можно сбоку и с подвыподвертом… Я вообще за эксперименты!

– Телефончик бы очень хотелось… Я, кстати, не жадный, взамен дам свой! – говорю с широкой улыбкой. Обычно от этой моей улыбки у девчонок сносит башню.