– Ну…,– нерешительно начала Стейша,– перед тем, как купить тур, я спросила твою маму, о том, не переносится ли Далюэрона в этом году на день, високосный же год. Она спросила, с какой целью я интересуюсь, я рассказала ей про тур. Миссис Уайт успокоила меня, сказав, что в этом году ты не будешь участвовать в обряде, потому что в этом году Макс собирается совершить его сам…,– я была возмущена такими новостями, и это ещё мягко сказано.

Я была в бешенстве!

Я понимаю, что Макса давно не было на земле предков, что он хочет выказать своё почтение бабушкам и дедушкам, всем, кто безвременно покинул этот бренный мир. НО! Разве никто не мог спросить меня, а согласна ли я НЕ совершать обряд в этом году? Хочу ли я уступать это место? Никто. Абсолютно никто не спросил меня, и даже не предупредил. Меня поставили перед фактом. Всё снова повторялось, всё было точно так же, как и в тот день, когда я впервые узнала, что честь и ответственность проводить обряд поклонения теперь лежит на мне. И тогда никто не мог даже подумать о том, что десятилетняя Джин может бояться кладбищ. А наше кладбище действительно пугало. Оно отличалось от обычных мест упокоения.

Городское кладбище располагалось на окраине, могилы представляли собой белые мраморные надгробия. Они были разные, некоторые были плоскими и едва выпирали из-под земли, другие возвышались монолитами над поверхностью травы. Оно было обыденным и пугало не так сильно. Место упокоения же моих предков было в глубоком густом лесу, лучи солнца лишь изредка пробивались сквозь густые кроны деревьев. Помимо всего прочего, вокруг самого захоронения возводилась металлическая ограда, от чего у маленькой Джин создавалось впечатление, что ограда эта каким-то образом сдерживает души тех, кто покоится в земле. Но, когда я стала старше, я поняла, что в этом обряде нет ничего страшного, даже наоборот.

Я не застала своих бабушек и дедушек при жизни, на момент моего рождения все они уже ушли в мир иной. Так что, я никогда не ходила к бабушкам на чай, и у меня не было нелепых свитеров с оленями, связанных бабушками на Рождество. Не было у меня и дедушек, рассказывающих сказки на ночь о дальних странствиях. Конечно, всё это для меня делали родители, но всё равно, я сильно тосковала по бабушкам и дедушкам, хотя и не знала их при жизни. Каждый раз, когда родители или Макс делились своими воспоминаниями о них, я жадно вслушивалась, стараясь не пропустить ни словечка. У меня была одна мечта, соткать огромный гобелен, на котором было бы изображено родовое древо, с обеих линий, материнской и отцовской. Эти гобелены стали бы нашей семейной реликвией и передавались бы из поколения в поколения нашими потомками.

Тогда, через много-много лет, когда нас всех уже не станет, наши потомки смогли бы узнать свои корни, ведь знать своих предков – очень важно. Без прошлого нет настоящего, а без настоящего нет будущего. Потому что, только зная своё прошлое, можно счастливо жить настоящим, зная свои корни, так мы познаём своё место в мире, и только живя настоящим, можно построить светлое будущее.

Когда мои бабушки и дедушки были живы, меня ещё не было на этом свете. Они не узнали меня, не почувствовали, как сильно я их люблю. Поэтому мне оставалось только чтить их память и совершать Далюэрону из года в год. Это был мой единственный способ общения с предками. Во время обряда, я чувствовала духовное единение с ними и близость, которую не могла ощутить в обычные дни. Это может прозвучать грубо и даже кощунственно, но когда проводила обряд поклонения – это было то же самое, что сходить на чай к бабушкам тысячу раз, получить тысячу свитеров на Рождество и услышать миллион историй от дедушек. Вот чем был для меня этот обряд. Во время обряда тоска по утраченному уходила, потому что мои предки были со мной. А ещё именно в этот день, всего на несколько часов, я переставала хромать. Во время обряда все мои увечья будто бы исчезали, и я была такой же, как все. Я чувствовала себя сильной, во мне просыпалась давно заснувшая надежда…

Как кто-то может отнять у меня это?

– Ты уверена, что поняла всё правильно?– спросила я, прекрасно понимая, что зря задаю этот вопрос. Стейша молча кивнула. Я встала с кровати. Размяла спину, мой ушибленный кобчик уже не болел.

– Пойдём!– сказала я, улыбнувшись,– я и так сидела дома целую неделю. Пора размять косточки! Звони Нэйту, настало время для проказ! – я почувствовала, как по лицу расплылась хитрая улыбочка, которая отразилась в глазах Стейши, как в зеркале и больше напомнила мне звериный оскал.

Настало время для шоу!

Грешник вышел на тропу!

– Сколько сейчас времени? – шёпотом спросила я, плетясь позади высоченного Стива, для моих ста пятидесяти семи сантиметров роста, его сто восемьдесят были как высоченная сосна для только что проросшего расточка. Короче, недостижимой высотой. Впереди всей нашей процессии, стараясь не шуметь, шла Стейша. За ней вереницей неуклюжих тел, как утята за мамой-уткой, шли мы трое, неизменные члены нашей команды. На улице сейчас темнело раньше обычного, такой расклад был нам только на руку. Дело мы затеяли недоброе, такое, которое нужно совершать только под надёжным покровом темноты. Орудия преступления тоже были при нас. Стейша сегодня была осветителем, она подсвечивала нам путь фонариком, чтобы, кто-нибудь из нас, горе преступников, не запорол всё дело, из-за того, что ноги завязались узлом. Следующий сразу за кузиной, Нэйт был ответственным за то, чтобы я вознеслась на непостижимую высоту, он нёс тросы и снаряжение альпиниста, которое я логично и просто называю "упряжь". Стив стал бы самым главным подозреваемым, в случае провала операции, он нёс в рюкзаке, собственно, само орудие преступления – баллончики с краской. Дело было в том, что я замыслила вендетту, страшную, но справедливую месть. И мстить я собралась не просто кому-то, а директору нашей горячо любимой школы, Миссис Тэуд. Миссис Жаба, как называли её все без исключения, в том числе и учителя, разумеется, не в лицо, имела гаденькую привычку оскорблять и терроризировать слабых. Она не гнушалась ничем, давила на самое больное и любила использовать слабости других в своих целях.

Конечно же, в комитете, которому подвластны власть имущие, директора школ и преподаватели, все считали Жабу просто образцовым педагогом и профессионалом всея директоров. Ну, естественно, она, небось, не брызгала в них своей желчью.

– Сейчас половина десятого,– запоздало ответил мне Нэйт, он пыхтел от усталости, и, вероятно, его руки уже затекли от тяжести его ноши.

– Потерпи, осталось ещё чуть-чуть,– прошипела я в тишине,– мы почти уже на месте.

Мы, и в самом деле, были почти на месте, оставалось только повернуть за поворот и мы окажемся у стен территории школы. Оттуда рукой подать до прекрасной белой как холст, стены здания. Обычно, на ней висят транспаранты и таблоиды, но так как, шла всего лишь вторая неделя учебного года, стена пока была девственно белой. Я собиралась это исправить.

– Ровно в десять, Хести отключит все камеры наблюдения, в том числе, наружные, пусть все думают, что произошёл сбой, в нашем захолустье – не редкость. Засекай время, Нэйт. Мы начнём, как только, так сразу, нельзя терять ни секунды,– прошептала я.

Мы сидели тихо, как в засаде. Когда Нэйт дал отмашку, я так ловко перелезла через забор, что сама от себя была в шоке. Ещё одна вещь, о которой, нужно знать, чтобы понять все мои поступки и действия: я адреналиновый маньяк, я зависима от этого чувства, когда энергия переполняет тело, когда, кажется, что ты можешь невозможное.

В тот момент, когда я получила сигнал к действию, я забыла обо всём. Предвкушение накрыло меня с головой, я не замечала больше никаких помех. Было только моё стремление и цель, которая с каждой секундой становилась всё ближе. Это окрылило меня, дало чувство эйфории.

Я как будто под наркотой

Могу представить, я выглядела именно такой, потому что, в следующую секунду Стив спросил меня: