- Вы в плену 40 лет раскола. Хотя еще 10 лет назад Вы же сами и пытались его преодолеть. И вот сейчас я хочу перейти к тому, ради чего, собственно, Вас и пригласил. Ваше "18 марта" почему-то было привязано именно к истории с Аляской. Как Вы понимаете, архивы варты предоставили мне исчерпывающую информацию обо всех аспектах заговора. То, что Вы и Ваши друзья верили в какую-то особую клаузу в договоре о продаже - в конце концов, ваше дело. Можете верить в то, что вам нравится. Но там из дела временами всплывают намеки на то, что этот документ реально существует. Это правда?

   - Извините, но перед тем, как ответить на этот вопрос, я хотел бы понять, какое отношение дела давно минувших дней имеют к основному предмету нашего разговора.

   - Согласен, Вам надо это знать. Как Вы понимаете, при объединении будут младшие и старший партнеры. Сибиряки и прибалты будут готовы пойти под нашу руку только тогда, когда мы сможем сделать что-то такое, что было бы крайне значимо для всего мира бывшей империи. Что-то такое, после чего никто и не помыслит усомниться в нашем праве возглавить процесс ее возрождения, - произнося эти слова, Верховный откинулся к спинке кресла, как бы ощущая себя уже на троне - Мы тут прокрутили ряд вариантов. Но что-то нереально, что-то, как проливы, например, уже бездарно упущено. Абсолютный вариант - возвращение Аляски. Или Вы с этим не согласны?

   Тут уже Померанцев - все же бывший гетман закордонных справ - сдержаться не смог.

   - Видите ли, 18 марта мы выбрали в качестве названия своей группы вовсе не потому, что считали возвращение Аляски реальным делом и своей целью. Это было, скорее, признание того факта, что именно с момента ее продажи начался упадок империи. Многие считают, что начало этому процессу положили война с Японией и последующие бунты по всей стране, но мы считали по-иному. Конечно, последние годы я был далек от практической внешней политики, но общую ситуацию и сейчас неплохо представляю. И мне трудно даже предположить, что САСШ согласятся вернуть нам ли, будущему объединенному государству Аляску. Да, они замкнулись в своем мире, малоактивны в международных делах, но Аляска-то сегодня - как раз и часть этого мира! И с точки зрения американского обывателя все равно, что возвращать: Аляску нам или Флориду Испании. Да они порвут любого своего политика, который только поддержит подобное, а потом расхватают оружие и будут сражаться насмерть! И что мы им противопоставим?

   - Отчасти я с Вами согласен, но Вы не в курсе. Союзники у нас в этом деле найдутся, и их будет много. Японцы высказались на этот счет вполне определенно. Но, главное, мы уже провентилировали это дело в Лондоне и Париже, и там нам готовы оказать содействие.

   На дипломатической службе человек быстро отвыкает удивляться. С прошлым Верховным Померанцев уже хлебнул и этой Аляски, и многого всего другого, и научился в нужный момент наступать на горло своей песне.

   - Дай-то Бог, - только и ответил он. Продолжать спор с Верховным явно не стоило. Но и совесть после такого хотелось оставить максимально чистой.

   - Возвращаясь же к Вашему вопросу, у меня есть основания полагать, что я смогу помочь найти упомянутый Вами документ. К сожалению, многое в этом вопросе зависит не от меня, так что позвольте я проинформирую Вас о результате своих поисков через пару недель.

   Верховный, которому этот упрямый человек уже порядком надоел, решил все же закончить разговор так, чтобы шансов на положительный исход поисков было побольше.

   - Хорошо, буду ждать. А мы тем временем еще поработаем над новой административной нарезкой. Там, например, мои ребята никак не могут определиться, где должна быть столица Поволжского края - в Казани или в Нижнем. А для меня один из аргументов за Казань состоит в том, что Вы явно бы справились с новыми обязанностями лучше, чем Ваш нижегородский коллега.

   Намек был более, чем прозрачен: принеси мне статью договора и ты станешь главой края.

   На этом и расстались.

   Глава семнадцатая

   Конечно, никакой пары недель для того, чтобы получить от Германовых недостающую статью договора, Померанцеву было не нужно. Он практически не сомневался, что они охотно передадут ее ему и при необходимости очень убедительно пояснят, как она к ним попала. И дело тут было вовсе не в том, что эти люди, таким образом, хотели еще раз зачерпнуть из ковша славы. При всей откровенной авантюрности затеи Верховного не поддержать его попытку вернуть стране былое величие не мог ни сам Померанцев, ни его друзья. Это как безнадежная атака: знаешь, что враг заведомо сильнее, но не идти не можешь - честь не позволяет. Да и очевидно было, что лучшего кандидата в "охотники за утерянными договорами" чем Германов просто не существует. Он однажды уже на деле доказал свое умение находить то, что было очень глубоко спрятано.

   Дело было в другом. Померанцев был вовсе не уверен, что стоит открывать Верховному, у кого хранился документ все это время. Кто знает, как тот попытается обыграть сложившуюся ситуацию и каковы будут последствия для его друзей. Так что ему было необходимо просто срочно повидаться с ними.

   Первый порыв состоял в том, чтобы бросить все и рвануть в Казань, но Померанцев ему не поддался. У него не было сомнений, что за всеми его контактами в ближайшее время будут следить более чем тщательно, так что надо было подстраховаться.

   Вера, конечно, совсем не обрадовалась известию о том, что мужу придется срочно прервать отпуск, но после срочного вызова к главе государства могло быть и хуже, так что она согласилась остаться в пансионате, пока муж пару недель будет путешествовать по делам.

   Из Крыма Померанцев отправился в Киев. Смысла в этом не было никакого - он просто путал следы. Знакомых - и с прежних времен, и появившихся в последние годы - там было достаточно. Пару дней Померанцев провел в постоянных встречах, иногда умышленно наводя следивших за ним на то, что он ищет контактов с кем-то из прежних заговорщиков. Посетил он и клуб филателистов, хотя от этого увлечения уже давно отошел. А главное - очень подробно изучил расписание поездов между Москвой и Питером.

   Из Киева его путь пролегал в Москву. Здесь он тоже много с кем общался, а главное - встретился с дочерью. У нее - студентки третьего курса филфака университета - начались занятия, а поскольку летом в Казань она приезжала всего на пару недель, то встреча была вполне мотивирована. Надеясь, что эта родственная встреча не привлечет внимания посланцев Верховного, Померанцев попросил ее через младшего сына Германовых направить им сообщение, что через три дня он будет ждать их в Твери.