Бедный Померанцев по два-три раза в месяц ездил в Киев. Проезд в одну сторону занимал почти сутки, ехать приходилось через Москву или Курск и Харьков. Летать Померанцев не любил, да и не было еще тогда надежного регулярного авиасообщения. Через Харьков получалось быстрее, но Померанцеву было интересно лишний раз посмотреть на Москву. Он там раньше практически не бывал и теперь, переезжая с вокзала на вокзал, он всегда просил водителя такси выбрать какой-нибудь новый маршрут. Было очень заметно, что город, хотя и не столица, но явно ведущий экономический центр страны. Старины еще оставалось много, но росли функциональные деловые и жилые кварталы, а уж мимо скольких заводов проходили поезда, прибывающие с восточного направления.
Вера сначала очень переживала, неоднократно плакала и сетовала, что попытка уехать подальше от центральной власти привела к тому, что Померанцев опять оказался в гуще событий, политических интриг, а там и до беды не далеко. Но очень скоро она попала под благотворное влияние Ольги, которая всегда умела найти подходящие аргументы. На этот раз она очень убедительно объяснила родственнице, что вся эта заварушка, к счастью, ограничена по времени. Вот съездит Верховный в свою поездку, произнесет все нужные речи, а там, как это обычно и бывает в НКР, все про всю эту национальную политику и забудут. Так что надо, мол, только немного потерпеть.
Трудно сказать, верила ли сама Ольга в эти слова, но Вере они помогли. Слово "потерпеть" вообще оказывает какое-то мистическое воздействие на русских женщин, да и не только женщин.
Что же касается конкуренции гетманских структур, то со временем ситуация только ухудшилась. К делу подключились вартовые. И, как это часто бывает, когда речь идет не о поимке конкретного шпиона или смутьяна, а о чем-то таком политическом, на что надо посмотреть и с точки зрения возможного ущерба для интересов безопасности отечества, на всякий случай сразу же рекомендовали "пресекать!" и "не пущать!". Причем ни под каким соусом. После первого же совещания с их участием Померанцев понял, что если так дело пойдет дальше, то вместо послаблений и позитивных реформ на выходе окажется запрет на все проявления общественной жизни на любом языке, кроме русского. Дальше - больше. На следующее совещание оказались приглашены и видные деятели православной церкви, которые бодро отрапортовали, что православие в приволжских губерниях испытывает массу проблем, а вот ислам - процветает, и любые послабления национальным меньшинствам только ухудшат этот баланс. У Померанцева даже возникло дурное ощущение, что вартовые и церковники то ли заранее согласовали свои подходы, то ли вообще разрабатывали их вместе. Но в любом случае спорить с этим было сложно, тем более, что православная статистика была объективной и показывала, что храмы если и не пустеют, то не наполняются. У Померанцева, правда, было собственное объяснение этому. Число верующих, по его мнению, было сравнительно стабильно, вот только в их среде происходили внутренние изменения: все больше людей отходило к протестантам, различным неформальным религиозным группам. Да и староверы сохраняли свои позиции. Почему так происходило - вопрос другой, тут бы вот официальной православной церкви задуматься, как говорится, о качестве своих кадров, но кому же охота таким заниматься.
Сложно было и со своим братом-губернатором. Первая же встреча глав губерний чуть не кончилась скандалом. Оказалось, что у этой публики давно сложился свой неформальный клуб, свое старшинство и лидеры. Признавать главенство Померанцева они вовсе не собирались, и, соответственно, попытались саботировать саму идею. Дело спас еще один заместитель главы канцелярии Верховного, которому тот поручил организовать эту группу - это был уже третий центр в канцелярии, подключившийся к делу! Как потом понял Померанцев, киевляне вообще планировали использовать этот проект для того, чтобы "подтянуть" губернаторов, подраспустившихся во времена прошлого гетманства. Многих к этому моменту уже сменили, но эта губернская зараза самостийности быстро распространялась и на новичков. Были случаи замен и некоторых из их среды. После того, как пара наиболее ярых критиков идеи из числа членов губернаторской группы рассталась со своими постами, стало полегче - пошла подпитка идеями с мест. Здесь Померанцев вздохнул поспокойнее.
Однако тот же заместитель главы канцелярии порадовал его тем, что общий набор нововведений должны будут поддержать все уже задействованные игроки, и только потом он попадет на утверждение Верховному. Тот, мол, сам установил такой порядок. С учетом остроты споров Померанцеву было очевидно, что такой поддержки ему не получить никогда. И тогда он пошел ва-банк. На очередное заседание своей группы он пригласил протокол и пресс-службу Верховного, чтобы те могли познакомиться с грандиозностью задачи. Как опытный дипломат он понимал, что эти ребята теперь сами сформируют по своей линии программу с соответствующими мероприятиями и поставят всех перед фактом: есть великолепная программа, давайте адекватное наполнение. Конечно, подобные вещи были возможны только в начале карьеры Верховного, когда он еще уделял большое внимание своему политическому имиджу, боролся за любовь и поддержку граждан. Как грустно заметил все тот же заместитель главы канцелярии: "Работаем на фото в газетах и кинохронику!". Позднее такое вряд ли бы прошло, но в этот раз сработало. Пресс-служба и протокол так накрутили Верховного в преддверии поездки, что он сам начал требовать у своих сотрудников проект документа по национальному вопросу, а при его обсуждении - сходу отметать второстепенные возражения и опасения. Подыграли и губернаторы: Померанцев как-то обронил на заседании своей группы, что уже трижды докладывал в канцелярию о том, с каким интересом публика в его губернии ждет прибытия лидера. После этого аналогичные доклады посыпались из всех губернских центров по маршруту поездки. Ну, а канцелярия с удовольствием докладывала об этом Верховному.
Германов, которому Померанцев регулярно за дружескими посиделками рассказывал обо всех перипетиях этой истории, хохотал в ответ и уверял, что его в свое время посадили явно правильно, но, как бы, авансом - за злостное манипулирование киевской властью.
В этих хлопотах как-то незаметно прошло месяцев девять и к июню к удивлению Померанцева поездка Верховного, а вместе с ней и то, что все гордо называли "новой национальной политикой", были практически готовы.
Глава тринадцатая
Померанцев ждал, что его пригласят на торжества по случаю открытия Волго-Донского канала - именно там, в Калаче, начиналась знаменитая речная поездка Верховного, которую потом иначе как "великий волжский поход" и не называли. Канал, собственно говоря, был завершен строительством еще прошлым летом, и судоходство по нему уже продолжалось до конца ноября, но это все потом было названо пробным режимом, а вот по-настоящему рабочий, якобы, начался после того, как Верховный перерезал какую-то символическую ленточку и дал команду начать движение судов. Куда там и к чему пришпандорили эту ленточку - никто толком и не понял, но, главное, перерезал. Вообще со строительством этого сооружения дело подзатянулось. Строить-то начали еще в 30-е и прошли несколько фаз. Сначала на строительство активно вербовали безработных. Великая депрессия к тому моменту докатилась и до Европы, не обошла НКР, и как средство борьбы с ней кто-то предложил привлекать на строительство безработных. И фонды под это дело выделили, тем более, что в строительство вложился и УралСиб - там заранее предвкушали, как продукция уральских заводов поплывет сначала по Волге, потом в Азов, Черное море и дальше. Но толку от безработных было мало, фактически работы в междуречье Волги и Дона велись только летом, а фонды быстро кончились. Затем несколько лет вяло ковырялись - техники было мало, а сооружение было слишком серьезным, чтобы построить его почти вручную. И только в конце 40-х за дело взялись серьезно, подогнали технику - свою и покупную, поднапряглись и довели дело до конца. Скептики утверждали, что произошло это только потому, что распорядителем работ поставили видного строителя из УралСиба, на счету которого уже были и мост через Енисей, и плотина на Ангаре, и много чего еще, о чем говорили меньше, но знающие люди только цокали языком.
