- Ты об этом говоришь как о деле решенном...

   - А я в этот анализ верю. Иначе не стал бы тебе рассказывать. Но это еще не самое интересное.

   - А что же дальше?

   - А дальше выход на острый социальный конфликт, фактически спровоцированную мини-гражданскую войну с яркой победой в конце. Все пояса затягиваются до предела, выстраивается четкая пирамида власти, а наверху - столь яркий и сильный лидер, что к его ногам сами падают и Питер, и Омск. О всякой мелочи я уже и не говорю.

   Померанцев задумался. Парадокс состоял в том, что цель вроде бы даже совпадала с тем, к чему стремилась группа "18 марта", за что он провел почти год в тюрьме, уже почти простился с жизнью и вывернулся каким-то чудом. Теперь он понимал, почему одним из первых шагов нового Верховного гетмана было помилование его подельников - он явно рассматривал их как потенциальных союзников, просто более наивных и менее удачливых. Многое становилось понятным и в отношении его недавнего разговора с Верховным. Тот явно через него пытался наладить связи с "восемнадцатимартовцами". Как они к этому отнесутся - другой вопрос. Особенно, если узнают, какими методами собирается действовать нынешний правитель. Впрочем, его теперешнему собеседнику знать всего этого явно не следовало.

   Хозяин, вероятно, почувствовал, что Померанцеву надо переварить услышанное, встал и скрылся в глубине квартиры, чтобы попросить прислугу сварить еще кофе. Убежденный холостяк, он со временем очень комфортабельно устроился в самом центре Киева, категорически отказываясь от заманчивых предложений приобрести недорого в тихом предместье виллу с небольшим садом. Показывая перед обедом Померанцеву свою квартиру, он со смехом рассказал, что сначала даже составлял график таких предложений, которые были напрямую связаны с решениями различных сложных вопросов государственной администрации, подрядами, государственными заказами на строительство и прочим. Давно знавший этого человека Померанцев не сомневался, что в определенных случаях он пользовался преимуществами своего положения, но делал это редко, крайне осторожно и только наверняка - без малейшего риска. Все это было настолько расплывчато, что и взятками-то назвать было даже трудно. Не в деньгах видел человек смысл жизни.

   Кофе в кабинет принесла милая молодая девушка. Закончив сервировать стол, она приветливо улыбнулась Померанцеву и, оглянувшись на дверь - хозяин еще не вернулся, тихо попросила его:

   - Вы уж только, пожалуйста, кофе не увлекайтесь. Если Егор Кузьмич еще предложит, может быть, чаю спросите? Я хорошего заварю, с чабрецом. А то ему на ночь много вредно - сердце!

   "- Ого, - подумал про себя Померанцев, - лихой орел наш Егор-то. А ведь ему вообще-то только слегка за полтинник".

   Девушка была, действительно, хороша. И совсем не простая. Явно приезжая, селянка откуда-нибудь из-под Чернигова или Полтавы, уже пожила в большом городе, впитала его дух и, похоже, твердо знает, чего хочет.

   - Обещаю кофе много не пить, коньяком не злоупотреблять и даже сигару курить не буду! - он шуточно приложил правую руку к груди, но кивнул девушке вполне серьезно.

   Девушка благодарно улыбнулась и вышла.

   - На чем мы остановились? - хозяин вошел в кабинет, критически оглядел чашки с кофе, а потом бросил подозрительный взгляд на Померанцева. - Что тебе тут Оксана наговорила? Признавайся!

   - Ничего такого, что я бы не поприветствовал обеими руками, - и Померанцев действительно шуточно похлопал в ладоши, - умеешь ты, Егор Кузьмич, устраиваться. Смотрю на тебя - и радуюсь.

   - Спасибо. Надеюсь, ты это всерьез, без подвоха. А то некоторые косо смотрят...

   - У меня, знаешь, после тюремного замка взгляды на многие вещи крайне упростились.

   - Хоть какая-то польза. А то, честно говоря, уж больно ты был каким-то европейским. А у нас жизнь была, есть и будет попроще. Вот меня некоторые осуждают за Оксану, - чувствовалось, что эта тема не давала Егору Кузьмичу покоя, - а знать не хотят, из какой жизни у себя в деревне она вырвалась! Вроде и не голодает село, а в половине домов электричества по-прежнему нет, а водопровод хорошо, если есть в каждом десятом. А у меня хотя бы живет по-человечески. А весь труд по моему дому для нее и не работа, в общем. Главное - чтобы это все подольше продолжалось. А вот здесь у меня есть сомнения.

   И даже, несмотря на эту фразу, разговор уже не вернулся к прежней теме. Немного посудачили о знакомых, Померанцев поделился наблюдениями о Казани и своем губернаторстве, а там и разошлись. В этот приезд в Киев Померанцев больше не видел Егора Кузьмича, а уже следующей весной, когда подготовка к вояжу Верховного по Волге закрутилась вовсю, и он опять приехал в столицу, то с удивлением узнал, что его старый знакомый тихонько вышел в отставку и уехал из города. Говорили, что купил он небольшой домик в Крыму и живет там тихо и спокойно вместе с то ли подругой, то ли даже молодой женой, и слышать ничего о делах киевских не желает. Хорошо знавшие его люди были потрясены до глубины души - всем казалось, что уж этот-то человек будет служить до конца, до самой смерти. Померанцев же сначала только пожал плечами, а затем, уже по дороге домой в Казань, еще раз внимательно восстановил в памяти их вечерний разговор и понял, наконец, самое главное про своего старого приятеля: служба государству, действительно, составляла смысл его жизни, но для него, одновременно, существовали четкие границы поведения государства, которые он был готов принять. Как только он почувствовал, что государство пусть хотя бы еще даже только намерено выйти за эти границы, он категорически отказался ему служить. Все это наводило на размышления.

   Глава двенадцатая

   Год, последовавший за этими событиями, Померанцев позднее вспоминать не любил. По натуре своей он был трудоголиком, да и новые вызовы его никогда не пугали, но на этот раз при подготовке судьбоносной, как сразу заявили в канцелярии Верховного, его поездки по Волге было слишком много ненужной суеты, интриг, попыток оттереть друг друга в сторону. Как только Верховный на совещании со своими помощниками обозначил идею фактически провозгласить в ходе поездки новую национальную политику, сразу же насмерть поссорились два вице-шефа его кабинета: один отвечал за работу с губерниями, другой, среди прочего, курировал национальные вопросы. Каждый из них считал, что именно его блок должен заниматься разработкой содержания будущих инициатив и, соответственно, получить потом причитающийся кусочек славы. Поскольку в качестве визави со стороны губернаторов им был назван Померанцев, то именно на него обрушилось сразу же два вала запросов, писем, срочных телефонных звонков, "вызовов в ставку", как пошутил Петров, на срочные совещания, которые проводились параллельно и никак не координировались друг с другом.