Ночью, около трех часов, в общежитии наблюдалась общественная побудка. Скачала начали очень громко трезвонить будильники – как самого исследователя, так и тех четырех человек, которые решили ему помочь и тоже поставили себе будильники. Все четверо встали, исследователь продолжал мирно спать, подтверждая свои слова о том, что такие пустяки, как слитный звон, не способны ему помешать. Четверо помощников исследователя натянули на себя треники и, ежась от ночного холода, начали будить своего героя.

Он был абсолютно честен и исполнял свои обещания по полной программе: дрался, ругался, сопротивлялся и засыпал в любой приданной ему позе. Шумная возня разбудила всех в комнате, и человек двадцать с интересом наблюдали за событиями, подбадривая отчаивающихся помощников и подавая им идеи. Исследователь был полит водой (жуткая ругань и тяжелые удары вслепую), посажен (удары ногами, пострадавшие отползают, смена бригады помощников на свежие силы), у него отнято одеяло (при этом сдвинуты целых четыре кровати – он вцепился в одеяло мертвой хваткой и тащили его вместе с кроватью, сметая остальных).

В конце концов бодрствующая и многочисленная сила победила одинокую спящую натуру. Исследователь сидел, морщась от холода, на залитой водой кровати, у него были открыты глаза и он больше не ругался, вяло повторяя: «Ну хватит, хватит, все уже…». Он потянулся за штанами и держа их в руках, заговорил очень спокойным и рассудительным голосом: «Смотрите, что получается. Если я сейчас пойду ставить давилки, то потом буду сильно хотеть спать. А днем меня преподаватель с занятий не отпустит, даже если я ему скажу, что всю ночь ставил давилки и не выспался. Не отпустит, поскольку я буду отпрашиваться для того, чтобы поспать. Если же я сейчас высплюсь, а преподавателю скажу, что прошу отпустить меня с занятий, чтобы ставить давилки для научной работы – он меня, без сомнения, отпустит. Так будет правильно». С этими словами он натянул на себя мокрое одеяло и улегся в кровать. Ошеломленные его логикой помощники сочли, что он дело говорит и, зализывая боевые ссадины, также отправились на боковую.

Наутро возмущенный исследователь грязно ругал своих незадачливых помощников, которые его не разбудили, сорвав все планы научного исследования. Никаких своих речей ночью он не помнил, не помнил ни процесса побудки, ни воды, ни ударов – ничего. Он мирно спал всю ночь, и его мерзко не разбудили. Часа через два, когда страсти слегка улеглись и исследователь стал способен воспринимать рациональные доводы, ему пересказали, чем он всех взял. Повторили его логичные мысли и сообщили, что по всеобщему мнению человек, говорящий так, с ясным лицом и открытыми глазами, просто не может считаться спящим, иначе вся наша жизнь – сон.

Исследователь выслушал свои ночные аргументы, выругался, сказал, что это не логика, а хрен собачий, что все поддались на провокации его спящего мозга и теперь уже давилки ставить незачем – график их постановки упущен безнадежно.

Я бы назвал это сном разума.

2004

Как делается наука, в общем, известно. Хотя… Когда смотришь на самое начало этого процесса, иногда замечаешь новые черты. В этом смысле интересно присмотреться к курсовым работам: вот они, самые первые и неумелые шаги. Легче всего здесь сказать, что они бывают ошибочные, что они нелепые и неловкие… А может быть, архетипические? Может, в студенческих ошибках вскрывается то, что глубоко спрятано во «взрослых» работах?

Как-то изучали в совсем серьезных работах реакцию насекомых на электромагнитное поле. Оказалось – да, реакция есть. Стремятся расположиться вдоль или поперек линий магнитного поля, предпочитают статистически достоверно углы 90 и 180. Что ж, экспериментальный результат… Потом выяснилось, что ошибка наблюдения: наблюдатель, фиксируя в журнале положение длинной оси тела насекомого, предпочитал (бессознательно) «осмысленные» углы, сбивал данные к углам, кратным 45 и 90. А потом выяснилось, если не ошибаюсь, что действительно насекомые электромагнитное поле чувствуют. Им это просто – все тело, считай, в механорецепторах, как заряженная пылинка ляжет, тут же ощущается. Дело тонкое.

Помню, был случай значительно менее серьезный. На кафедре была запланирована очередная курсовая работа – посмотреть, как будут вести себя различные насекомые во время суточного ритма. Контрольная группа затемняется и осветляется как солнышко за окошком захочет, а опытная группа, конечное дело, живет при круглосуточном электрическом, и вот интересно – будет она активность к 24 часам приурочивать как-то или собьется у нее ритм к чертовой матери.

Выбрался студент, который тему взял. Решено было на этот раз сделать работу на божьих коровках. Студент должен отправиться на природу, наловить божьих коровок, принесть в лабораторию, там пара ящиков с подсветкой, запустить контрольную и подопытную группы и снимать показания – приходить каждый час-два в лабораторию, смотреть их активность. Чтобы не дурить и не вникать во всякие движения щупиками, активностью принято считать попросту передвижение коровок по коробке. Пол разграфлен на квадратики с номерами, легко высчитывается, на сколько квадратов сместился меченый экземпляр, сиди-считай, в конце статистику накинь, и готовая курсовая. Литературу сзади, литобзор спереди, результат любой годится: хошь – не влияет на них лаборатория, внутренний ритм – потом разберутся, что у них за пейсмейкеры, а хошь – сбивается ритм, не помнят коровушки света белого.

Почти до самой защиты курсовой все было нормально. Студент собрал коровок, принес, посадил, следил, писал, считал… Чуть не в день защиты выяснились детали.

Он собрал 11 коровок. 5 в контроль, 6 в опыт. Из шести у трех все время наблюдалась нулевая активность: не ходили коровушки днем, лежали себе ночью. Оказывается, мертвые были. И он активность этих мертвых коровок тщательно и скрупулезно подсчитывал и в статистику вносить не забывал. Очень интересные данные получились, но на защите возникли вопросы.

Почему же ты, горе наше, так мало коровок набрал? Разве не знал ты, чадо научное, что для статистики побольше надо? Знало чадо про статистику. Внятно вполне об этом говорило – и про хи-квадрат, и про любезного сердцу Стьюдента. Просто чадушко больше коровок не нашло, а искало оно их аж два летних месяца.

А как же тебе удалось, детинушка, за два летних месяца всего 11 божьих корок найти? Где ж ты их искал? А в еловом лесу, во темном да холодном ходил, под дождями ненастными. Так случилось, так уж вышло, и нету коровок во еловом лесу.

А что ж ты, детушка горемычная, мертвых-то коровок обсчитывал, движеньица от них ожидал? А для чистоты опыта, граждане преподаватели, для чистоты необходимой: сколько поймал, столько в лабораторию и принес, столько в ящик посадил. Чтобы не было для статистики порухи, чтобы не выбрасывать из опыта данные. Что ж, что нули – и нули статистике годные, активность описывают, научные выводы делают. Быстрые коровки по квадратикам бегают, мертвые коровки статистику нагоняют, всем дело находится.

Не убедили преподаватели чадушку что он что-то не так сделал. Произвольно работу не зачли, двойку поставили, и чуть не отчислять из университета хотят, негодные. Тут у студента отец нашелся, да и не пропадал никогда. Отец – большой и ответственный, каким-то главком заведует, человек опытный и в жизни разбирающийся. Как узнал, что сына выгоняют за божьих за коровок пустяшных, позвонил завкафедрой, поговорил с профессором. И сказал он тому профессору: что ж вы, преподаватели негодные, сына моего калечите, учиться ему не даете? Кому как не мне знать, сколько сил он в ту работу вложил, как вместо отдыха с отпуском все дождливое лето по еловым по лесам пропадал, дурацких коровок вам в угоду искал. Ладно, люди мы взрослые, давайте без глупостей. Человек я не маленький и могу много. Нужны вам божьи коровки – чего мальчика маять? Скажите мне, у меня филиал в Крыму, там их полно, мне по звонку по единому сотрудники наберут. Сколько надо вам, говорите поскорее, вам надо-то сколько? Хотите – десять ящиков? Нет? Могу двадцать. Вагон могу. Только скажите, сколько вам этих коровок надо.