– Зверь?.. – с тревогой переспросил Эдвард. – И давно ты его видишь?
– С неделю, не больше. Эти видения начались сразу, как только ты уехал. Временами, когда я шёл по городу, бродил без цели, мне виделись два звериных глаза, горящие во тьме, ненавидящим взглядом смотрящие на меня. Но через секунду видение пропадало – и я шёл дальше. А когда я хотел прикоснуться к человеку, чтобы взять немного его крови… Тогда эти глаза оживали прямо внутри меня, висели, словно плаха палача, перед моим взором, сдерживая мою жажду надежнее любых цепей. Всего неделю, Эдвард, – повторил Макс, – но мне так страшно и кажется, что я не смогу долго выдержать этой пытки. Я умру от страха и жажды крови, которую теперь не смею взять у смертного.
– Так пей! – Эдвард взял его голову в свои руки и притянул к своей шее.
Макс нетерпеливо вздохнул и прокусил кожу клыками, добираясь до артерии. Кровь забила яростным потоком, заливая ярким огнём его жажду, его страх и его боль, избавляя от страданий и насыщая бессмертной силой. Он оторвался от шеи вампира и откинулся на спинку дивана, успокоившийся и насытившийся.
– Ты видишь зверя, когда пьёшь мою кровь? – спросил Эдвард.
Макс отрицательно покачал головой.
– Тогда покажи мне его.
Он взял его руку, поднес ко рту, прокусил клыками запястье и сделал пару глотков. Образ зверя предстал перед его глазами. Кровожадная волчья морда с горящими злобой глазами, длинные острые клыки, необычайно крупное тело, ярость, пропитывающая всё его животное существо и источающаяся наружу.
– Ты видел его? – прошептал Макс.
Эдвард утвердительно кивнул, а потом встал и прошёл в задумчивости к окну.
– В последний раз я видел зверя во времена Чёрной смерти, – задумчиво сказал он. – Его приход всегда ознаменовывает грядущие перемены, и он почти всегда приносит с собой страх и погибель. Но почему ты, Макс? Почему ты встал на его пути? Что бы это значило? Посоветоваться бы с Димом, но тот, как назло, уехал забавляться человеческими страстями.
Он глубоко вздохнул и вернулся к ученику. – Макс, – серьёзно сказал он, глядя ему внимательно прямо в глаза. – Будь рядом и не выходи надолго в город без меня. Зверь сильная тварь, и, если он вышел на тропу войны, тебе от него не защититься, не спрятаться. Никто и никогда не мог убить зверя, ведь он бессмертен, как и мы, но его бессмертие совсем иного рода, он питается от самой сущности хаоса, берет свою демоническую силу из тектонических глубин земли и всегда приносит с собой проклятие роду человеческому. Дим пытался одолеть его и не смог, вместо этого сам на долгие века ушёл под землю, не в силах пережить потрясения того времени и страшные разрушения, которые они с собой принесли, а зверь продолжил бродить по миру и в течение долгих веков приносил с собой погибель и страх всему живому.
– Но что же он такое?
– Только Дим знает, но он хранит эту страшную тайну глубоко внутри себя. Возможно, пришло время поделиться с нами этой правдой. Мы спросим у него, когда он вернётся. А пока нам надо беречь силы для битвы со зверем, так что прошу тебя, будь рядом со мной и не подвергай свою жизнь опасности без лишней нужды. Если зверь придёт за тобой наяву, я буду рядом, чтобы защитить тебя от него.
Макс согласно кивнул и подошёл к учителю.
– Эдвард, – сказал он, – я не хочу умирать. Я только прочувствовал вкус своей новой жизни, ты подарил мне вечность и научил справляться с ней, научил идти вперёд по пути бессмертия, не оглядываясь, не сожалея ни о чём. Я хочу жить, хочу дарить людям свою музыку, и я не хочу потерять тебя. Пожалуйста, будь осторожен. Я не знаю, кто такой этот зверь, ведь я слишком молод для знания истории, но я точно знаю, чего хочу, и в этом будущем, которое я вижу, мы все должны быть живы, должны быть рядом, счастливы и уверены в завтрашнем дне.
– Так и будет, дитя моё, – отвечал ему вампир, – приход зверя предвещает перемены, но мы сильны, мы накапливаем могущество в бессмертии, так что нам есть что противопоставить его звериной силе и ярости. Если на чаше весов сейчас наше существование или торжество хаоса, мы будем сражаться, и мы победим.
***
Софи проснулась ранним утром, когда за окном серо-розовой пеленой начинал выстилаться рассвет. Восход солнца обещал новый день, а вместе с ним – начало новых забот. Софи вздохнула в тягостном ожидании и направилась в душ. Там, стоя под струей прохладной воды, она в очередной раз боролась с искушением выйти из отеля, сесть в самолет и улететь на материк, ни с кем не прощаясь. И, переборов это желание в очередной раз, она направилась завтракать.
Сидя на балконе со стаканом апельсинового сока в руке, она отстранённо наблюдала, как просыпается город, клерки в строгих костюмах спешат на работу, цветочники открывают свои лавки и разгружают товар, а продавцы круассанов и сэндвичей выстраиваются вдоль улиц, ведущих к метро.
– Когда-то я стремилась быть в самом центре этой жизни, – думала она, – а теперь мне хочется забиться в самый тёмный угол мира, спрятаться там в тишине, и чтобы никто не трогал, никто не мог найти меня, пока я не приму решение.
Она попробовала овсянку. Та уже давно остыла и застыла серой склизкой массой на тарелке. Софи поморщилась и отодвинула её, налила себе кофе.
– Когда это все началось? – вспоминала она. – Когда я подписала свой первый контракт с британским Vogue или раньше, в ту памятную осень, когда я встретила Анну после долгой разлуки?
Встреча снова ожила в её памяти, горящие нечеловеческим огнём глаза подруги опять словно заглядывали ей прямо в душу, спрашивая, в чем же смысл её смертной жизни. Анна… она всегда слишком серьёзно воспринимала всё происходящее с ней и, встретив однажды вампира, уже не смогла сойти с подаренного ей пути бессмертия. Софи же наслаждалась каждым мгновением её смертной жизни и, как тогда ей казалось, не променяла бы свою короткую и чувственную жизнь на неопределённую и бесконечную вечность. Никогда и ни за что. С тех пор прошло три года, Софи исполнилось тридцать пять лет, она была всё также молода и красива, всё те же бурные романы сводили её с ума и дарили страсть как наркотик, но с той встречи, она чувствовала, что–то надломилось в ней. Она стремилась убежать от самой себя, чтобы не отвечать на самый главный вопрос – а что же дальше? Что стоит за чередой этих эмоций, впечатлений, романов, влюблённостей, красивых фотографий и страстных мужчин? Если её единственная близкая подруга смогла обрести счастье только в бессмертии, что же остается ей самой?
Софи вздохнула. Тогда же, три года назад, она обрела популярность и стала постоянно ездить по миру, постоянно подписывая новые контракты, получая дорогие заказы. Она обзавелась личным менеджером, сама же полностью сосредоточилась на продумывании своих будущих работ, режиссируя их на бумаге, подбирая цвета, детали, текстуры, так, чтобы точно передать настроение и атмосферу съёмок. Она воспринимала свои работы как произведения искусства, втайне мечтая о том, что и они когда-нибудь украсят стены картинных галерей. И в то же время она так устала, осознавала она, от постоянной смены впечатлений, перемены мест, мимолётных знакомств и таких же расставаний, от всё ускорявшегося бега времени, который вёл её, казалось, в никуда. С каждым днём она всё острее ощущала бессмысленность всего происходящего и больше всего на свете хотела сейчас остановить время, чтобы осмыслить, осознать свою жизнь, саму себя, свои творения и своё будущее.
Она оделась и отправилась в лондонский офис на встречу с менеджером. Там их ждал новый контракт и новая модель для съёмок каталога мужского белья, загадочный, очень модный и безумно дорогой мужчина.
– Может, я потому так и стремлюсь к воссоединению с тобой, Анна, – вздыхала Софи, смотря сквозь окно такси на шумный Сити, – что прошлое – это всё, что осталось у меня, настоящее – это я, моё творчество и больше ничего, а будущее так неопределенно и размыто, что я стараюсь ничего от него не ждать.
Она вошла в офис, расположенный на тридцатом седьмом этаже небоскрёба. Там её уже ждали менеджер с бодрым деловым лицом и незнакомец, с отрешённым видом разглядывающий город в панораме огромного окна. Солнце, стоявшее высоко в безоблачном небе, подсвечивало его высокую фигуру, шапку золотых волос на голове, идеальную белую кожу, слегка тронутую золотистым загаром, так что он сам весь светился изнутри, словно древнегреческая статуя, изваянная из мрамора.
