Мне снится дом.

В нём

Всё знакомо,

И запах сена невесомый

Не покидал.

До щемящего чувства в груди знакомая картина встала перед внутренним взором, отчего перехватило дыхание, и он сбился с ритма. Почему не удаётся вспомнить лицо? Серые глаза, чёрные вьющиеся волосы… Это ведь не она? И слюна вдруг стала такой тягучей, горькой.

Мне снится дом.

В нём

Зарево пожара –

Как след от тонкого кинжала,

Что не достал.

Мне снится дом.

В нём

Никого.

Открытое окно.

И комом крик застрял.

Доктор тоже повернулся спиной к проходчику, неспешно наслаждаясь трубкой, тщетно пытаясь выпустить дым колечками, чему много раз его пыталась научить Джифф. Он молчал, подняв голову и прикрыв глаза, и у Рэда вновь защемило в груди, а в горле поселился неприятный ком. Кто был его Зверем, он уже решил. Чёрным, манящим, но, тем не менее, опасным и хищным. А это, получается, – Белый волк? Свободный и одинокий. Чужой.

– Вы собираетесь уходить?

Несколько раз быстро моргнув, будто бы только очнувшись, Грегори покачал головой. Конечно, он уйдёт. Не сейчас и не завтра. Чуть позже. Когда поймёт, что выполнил своё обещание и может заняться поисками ученика и…

– Пойдём. Посмотрю всё ещё раз, – просипел Вериа и почесал переносицу.

Боль в ногах не даёт сосредоточиться, и, тяжело дыша, я пытаюсь затаиться в кустах у реки. Приходит запоздалое осознание случившегося, с трудом удаётся подавить раздирающий гортань крик. Хватаюсь за уши, вдавливаю их в череп, впиваюсь длинными ногтями в тонкую кожу и чуть не отрываю их. Из открытого рта на землю капает слюна вперемешку с кровью – кажется, упав по пути, я выбил себе несколько зубов, но сейчас не до этого.

В воспоминании лучше понимаешь, что происходит. Я будто бы и внутри своего тела, и наблюдаю со стороны одновременно. Раскачиваюсь вперёд-назад и хочу убедить себя в ирреальности окружения, а вместе с тем вижу – вижу крадущиеся в тени силуэты чудовищ, вижу как их очертания изменчивы и непостоянны, вижу пылающие лунным светом глаза-лампы.

Сказать бы себе: «Вставай! Это сон. Видение. Ложь. Встань и встреться с ним лицом к лицу». Успокоить бы себя: «Вот, смотри, в твоих руках всё, что захочешь – и шпага, и пистолет, и стреляющее сгустками огня устройство Старого мира. Не бойся, будет совсем плохо – доктор обязательно вытащит тебя». Подбодрить бы себя: «Ты сильнее, чем кажешься. Ты можешь только пожелать, и весь этот мир исчезнет».

Странно. Вопреки ожиданиям, одна только мысль о попытке привести себя в чувство помогает. Я всё-таки набираюсь смелости, на пробу раскачиваю не до конца выбитый зуб во рту, сплёвываю под ноги и готовлюсь встретиться с монстрами лицом к многочисленным мордам. Но…

Их нет. Есть слепящие фары карет, показавшиеся мне глазами сотканных из теней чудищ. Есть выходящий из чрева одной из них высокий человек в чёрном. Я пячусь назад, он замирает как по команде, медленно снимает цилиндр и протягивает руку. Сколько ни пытаюсь, не могу различить его лица – оно кажется серой, незапоминающейся пустотой.

Вслед за ним появляется женщина в платье цвета индиго. Матушка показывала мне этот глубокий синий цвет со столь замысловатым названием, уж слишком долго я мучил её расспросами. Женщина красива, но совсем не похожа на первых красавиц нашей деревни – она кажется холодной, неприступной, тонкой…

Ледяная красота – рождается в голове мысль, и я невольно улыбаюсь. Мужчине кажется, что его спутнице, и он просит её подозвать меня и успокоить. Я поддаюсь и делаю шаг навстречу, и тёплые руки прижимают меня к стылой атласной ткани. И как такое можно носить?..

Не успеваю подумать о чём-то ещё. Тонкие клыки звериной пасти впиваются в плечо и сознание ускользает. Не в темноту, нет.

К свету.

Рэд лежал на медицинской кушетке и смотрел в потолок уже долгие десять минут. Сидящий рядом доктор не торопил его, но и не спускал глаз. При пробуждении мальчишка не кричал, не кусался, не пытался вырваться и убежать, как несколько раз до этого, что успокаивало и радовало. Однако от этого Грегори не становился менее бдительным.

– Больно, – еле слышно выдохнул парень и закрыл лицо руками.

Его глаза стали болезненно реагировать на яркий свет, но ничего с этим не поделать – брали своё мутирующие гены и проблемы из-за многочисленных манипуляций с памятью. Доктор даже не мог гарантировать, что в скором времени мальчишка не ослепнет, а огорчать неприятными подробностями не решался.

– Голова? – коротко спросил Грег.

– Нет. Жарко и колени болят.

Недовольно поджав губы, Грегори силой заставил Логрэда сесть и выпить таблетку. Проходчик не сопротивлялся, но и особого энтузиазма не выражал – реакция казалась вялой и заторможенной, и Вериа начал беспокоиться, не повредил ли он что-то в голове блондина.

– Что я могу сказать, – вздохнул мужчина. – Больше гуляй без тёплых носков и в одной рубашке на ветру. Пойду предупрежу Марка, чтобы тебя не выпускали.

Что-то забытое и спрятанное в глубине воспоминаний кольнуло сердце и разлилось теплом в груди, но он поспешил отогнать от себя наваждение. Это притворная забота, это всё из-за обещания помочь, это никак не привязанность. Нет, нет и ещё раз нет.

– Я же не мог так легко заболеть, – вяло улыбнулся Рэд. – Раньше…

– Раньше это тебе не сейчас, – пробормотал Грегори.

– Постойте!..

Слабые пальцы едва успели ухватить рукав медицинского халата и осторожно потянули на себя. Проходчик смотрел на доктора затравленным взглядом, полным мольбы. Повторно вздохнув, Грег подцепил ножку табуретки мыском ботинка, подтянул ближе и уселся на неё.

– Поговорить хочешь?

Разговоры нужны были. Грегори знал, что без них у Логрэда не получится пережить и принять всё то, что до этого умело скрывалось хитрым изобретением доктора Церика. Если бы Грэм советовался на этот счёт с Вериа… но чего уж тут над вылитой в раскалённый песок флягой воды плакать.

Да, нужны. Но, признаться честно, он уже порядочно устал от них. Или – боялся, что самый первый кирпич в строившейся годами стене может дать слабину и уничтожит всю кладку к Извечным?

– Может, мне… мне не надо было убивать Шати?

Вот, пожалуйста. Одни проблемы от этой совести, что и требовалось доказать. Не должно быть её у верных желтоглазых псов Центра, никак не должно быть. А сколько ещё таких вопросов будет впереди? Только рядом вряд ли окажется кто-то способный подыскать правильные слова. И что тогда?

– Совесть мучает? – прямо поинтересовался Грег, закуривая.

– Нет, – твёрдо произнёс он, сумев удивить доктора. – Он должен был ответить за свои преступления перед судом. Достаточно было бы ранить его?

– Ещё один идеалист на мою голову, – недовольно буркнул мужчина и почесал затылок. – Послушай, он ведь сам повёл себя самоуверенно и опрометчиво, так? Подставился и получил пулю. Он её заслужил?

Логрэд быстро загнул семь пальцев, подсчитывая веские, по его мнению, причины для немедленной казни архистратига. Загнул восьмой, подумал немного – и отогнул два разом.

– Ты ещё скажи, что это всё оттого, что у него детство тяжёлое было, что ему надо было помочь перевоспитаться и стать воплощением Возвышенного… – поняв, что по количеству болтовни он скоро сможет сравниться с Марком, Грегори оборвал сам себя.

– Вы сейчас шутите? – задыхаясь от негодования, выдавил из себя проходчик.

– Значит, заслужил. Значит, стоило того, парень. Надо было.

– Но…

Неужели и сам когда-то был таким? Точно также верил в справедливость, в закон? Или от этого самого закона сбежал? Трудно уже припомнить, как всё было на самом деле. Как-то уже привычно стало думать только вперёд, а назад оглядываться только за жизненным опытом. Огонь – обжигает, лёд – не всегда прочный. Люди – лживые.