Пришлось смириться со своей участью. Тем более, что лежать на тёплых коленях мужчины было куда приятнее, чем… чем что угодно, о чём сейчас могла подумать Джифф. Может, будь она лет на десять младше, ещё живое под ледяной коркой сердце застучало бы быстрее, а в душу закралась бы надежда на что-то большое, чистое и светлое. Но так ли им необходимо это?

– Не спорю. Но ты же знаешь, что трудные времена порождают сильных людей, которые смогут и сделают Дженто лучше.

– У нас тут целые поколения взбалмошных, избалованных и себялюбивых детишек. Негде взяться сильным.

– Как же Нортон? Мирт? Винсент? Да даже ты!.. Разве вы не пытаетесь что-то изменить? – с улыбкой произнёс доктор.

– Нортон – не готовый к жёстким реформам человек, – принялась загибать пальца Нивес, – который тянет на себе непосильную лямку, хотя хочет спрятаться куда подальше. В итоге ни дело как надо сделать, ни для себя пожить не может. Мирт? Ты смеёшься? Он в своих армейских заботах прячется от семьи и детей. Бр-равый полковник!.. Прошу прощения, генерал-майор. Про Винни и говорить не стану, он-то уж точно из поколения «детишек».

– А ты – идеалистка?

– Жуткая и вечно недовольная, – согласно кивнула она.

Задумавшись над её словами, Грегори не сразу сообразил, что уже пару минут гладит шелковистые пепельные волосы. Бывшая проходчица не возмущалась, и он решил, что может позволить и себе, и ей немного приятностей.

– Я не помню тех серых «лиц», у которых наблюдалась. Но проверку в Университете, когда я должна была стать Карателем… Мне нравится твоя снисходительная улыбка. Ты жалуешься, что не умеешь её контролировать и частенько отталкиваешь людей, но мне она нравится. Это потому, что ты долго живёшь, да? Сколько тебе?

– В Дженто я уже тридцать лет, – отстранённым голосом сказал Вериа.

– И за время нашего с тобой знакомства не изменился ни на одну морщинку, – печально усмехнулась женщина. – Как?

– Вам эта технология откроется лет через десять, если ничего не помешает. Ты уже отчасти похожа на меня, Рэд – ещё ближе к верной формуле. Всё дело в побочных эффектах.

– Через десять лет я уже стану сходить с ума, – вздохнула Нивес и ткнулась носом в ладонь мужчины, словно маленький котёнок.

– Я мог бы…

– Стану, – с нажимом произнесла она. – Как бы ни храбрилась. Стану, Грег. Пусть всё идёт своим чередом. Время передумать есть всегда.

Досадно. Из всех людей в Дженто помочь хотелось именно ей – ехидной, удивительной, раздражающей. Грегори без труда понимал, почему его влекло к Нивес, но с липкой досадой ничего поделать не мог.

– Странная ты.

– Не страннее тебя, – показала язык Нивес и ущипнула угрюмого Грега за нос, чтобы как-то расшевелить.

– Нет, не странная. Пьяная, – поставил диагноз доктор, примериваясь к пяткам «больной». – Вам назначается экстренная щекотка. А ещё я, пожалуй, выпишу вам рецепт на регулярный крепкий сон, леди Нивес.

– А отказаться от лечения можно? – невинно захлопала глазами женщина.

– Категорически запрещено, – серьёзно произнёс Вериа, крепко обнимая её, чтобы не вырвалась и не убежала.

С минуту они молчали. Грегори думал, как бы запихнуть Нивес в медицинский сканер и заставить соблюдать лечение, Джифф – о необходимости покинуть тёплые объятия дорогого мужчины и отправиться в холодный душ.

– Помнишь, ты спрашивал про Мирику?

Грег утвердительно промычал в ответ, всё ещё находясь в своих мыслях.

– На самом деле, у меня нет и десяти лет. Я, как и Рэд, один из экспериментов незабвенной леди Грэм. Неудачный, в отличие от Мирики. Мне хотелось стать проходчиком во что бы то ни стало, и согласилась только Мириам. В какой-то момент она решила, что я лучше справлюсь с её дочерью, вот девочка и видит во мне вторую мать. Хотя, какая из меня… мать.

– Угу, – согласился он.

Осознание пришло несколькими секундами позже, когда горячий нос дрожащей Джифф оказался между шеей и ключицей Грегори.

– Стой… что?

– А вот будешь знать, как скиргов считать, когда перед тобой душу изливают, – насмешливо буркнула она. – Мириам говорила, что девочка может стать ключом. К чему – я так и не поняла.

– Я не считаю скиргов. Мне не надо думать, как помочь изливающим душу? Или мне не надо обнимать вас, леди Нивес? Утешать и гладить по головке – тоже не надо?

Леди Нивес поспешила обиженно насупиться и крепче прижаться к Грегу.

– Отлично, – истолковал её действия как согласие доктор. – Я буду думать, обнимать, утешать и гладить, но тебе стоит поспать.

– Можно остаться? – не долго думая, Джифф забралась в угол и вцепилась в подушку – на случай, если Вериа будет против и попытается выгнать женщину, ей требовалось средство защиты.

– Не боишься о том, что подумают люди? – иронично изогнул бровь он.

– Ты не думаешь, что мне уже давно плевать на чьё-то мнение? – в тон ему ответила бывшая проходчица.

– Я думаю, что если ты хотела меня соблазнить, тебе следовало одеться, – мужчина оглядел её посеревшую от времени рубаху и потёртые кожаные штаны с весьма недовольным лицом, – по-другому.

– Старый дурак! – фыркнула Нивес и припечатала нахальную улыбку Грегори подушкой.

– Молодой… мнэ-э… человек, я не сумею вам помочь, если вы… мнэ-э… так и останетесь сидеть в углу.

Логрэд не отреагировал на слова доктора Церика. Он не сопротивлялся, когда его одели в смирительную рубашку и заперли в небольшой комнатушке, где кроме матраса на полу ничего не было. Потускневшие глаза смотрели будто бы сквозь стену. А может, и сквозь реальность – видели они точно что-то другое, нежели серую тоскливость вокруг. Грэму приходилось удерживать себя от искушения вернуться в кабинет и заняться работой – Верховный канцлер был готов на что угодно, лишь бы не находиться здесь.

– Спасибо, доктор Церик. Вы не могли бы оставить нас? – Нортон проводил взглядом старика и сел рядом с Рэдом. – Как ты себя чувствуешь?

Никакого ответа, разумеется, не последовало. Но незримая нить, протянувшаяся между канцлером и проходчиком, когда Грэм ступил через порог, заплясала и натянулась, звонким эхом отдаваясь в ушах. Пелена исчезла из глаз Логрэда, и он повернул голову – медленно, боясь собственного тела, ожидая, что оно в любой момент может стать чужим и причинить боль пусть и неприятному для него, однако всё же живому человеку.

– Прости… что пришёл к тебе только сейчас. Тебе лучше?

– Ты слышишь её? – в янтарных зеркалах-глазах мальчишки промелькнул ужас.

Грэм вздрогнул и качнул головой. Рэд не был похож ни на любознательного смышлёного ребёнка, ни на безумно-покорного изгоя-проходчика. Перед канцлером сидел кто-то третий, незнакомый доселе, но совершенно точно бывший настоящим, в отличие от того, приведшего в Центр доктора Вериа. Наверное, это мог быть ребёнок, запрятанный глубоко в сознании, избитый несправедливостью всего случившегося с ним, сведённый с ума играми с памятью. Или – всего лишь эхо? Пропавшее ровно через долю секунды.

– Ты слышишь её, – твёрдо произнёс Логрэд и наклонился ближе к отцу, – слышишь, не можешь не слышать. Она и в твоей голове. Она может проникнуть к кому угодно.

Его голос, поменявшийся столь стремительно, был пропитан безумием насквозь, и у Нортона не получилось даже дёрнуться. Тихие слова мальчишки, потерянный и загнанный вид, попытка найти защиту и понимание… почему ты бегал, Верховный канцлер, пытался спасти тысячи жизней незнакомых тебе людей, когда тут, прямо под носом, страдал тот, ради которого и хотелось сделать мир лучше? Теперь этого нет, теперь перед тобой сидит обезумевший зверь – всё, что осталось. Что ждёт и тебя.

– Кроме Грега, кроме доброго Вериа. Доктор неподвластен ей, и она зла, зла, зла! Она придёт и съест моё сердце, твои глаза, руки Райта, язык Шати. Она придёт за своей добычей, что украли у неё. Она ищет пропажу и придёт за всеми нами. Её клыки вгрызутся в мягкую плоть и растерзают! Растерзают на части! – громкий счастливый смех вырвался из его груди. – Её когти будут кромсать, рвать и метать! Её глаза будут искать! И найдут. Найдут, найдут, найдут!.. Скоро будет волчий пир. Скоро с ума сойдёт мир!