Волк кладёт свою добычу на песок и недовольно рычит. В заводь заходит длинная узкая лодка — в ней с веслом в руке стоит прекрасная женщина в синем платье. Причалив, она протягивает мне руку и обворожительно улыбается. И я встаю и иду к ней. Рычание Белого становится злее, он цепляется зубами за край моей рубахи, тянет назад, но ткань рвётся, и я оказываюсь в лодке.

— Ты умер.

Мой мрачный жнец с синими розами в волосах правит веслом. Я лежу в белых цветах — это лилии? анемоны? подснежники? астры? Не могу понять, сколько видов здесь, да и не могу знать их все. Пытаюсь сесть, но чья-то чужая воля не даёт мне этого сделать.

— Ты умер, — с нажимом повторяет черноволосая женщина, и я покоряюсь ей и притворяюсь мёртвым.

В конце концов, ей виднее?

Волны почти не ощущаются, как и течение. Берега не видно — всё вокруг заволокло ватным туманом. В белёсом мареве женщина надо мной выглядит зловеще, впрочем, страх так и не возникает, хочется только подскочить и вырвать все эти яркие синие цветы. Белые, что лежат рядом со мной, подойдут ей куда больше.

Что это за странные воспоминания о Белом, о мятом воротнике рубашки и… что за женщина с тёплыми карими глазами, часть которых была и у меня? Была — верное слово. Мои вот уже десять лет янтарно-жёлтые, под стать моему другу-волку.

— Одна пятая века промчится сквозь душу, — бормочу я. — Волком чёрным будешь в сердце укушен…

— Ты умер! — яростно шипит женщина.

Я вдруг понимаю, что могу избавиться от её чар и сесть, протянуть вперёд руку и улыбнуться ей.

— Вы очаровательно прекрасны, моя леди, — слова сами слетают с губ.

Вот он, мой Чёрный волк. Волчица ведь! А всему виной плохое знание языка нараньши. Понять бы ещё, кто ты, чудесное видение из снов. Кого спросить о тебе? Ни Грэм, ни Мирт, ни Винсент… Ах, точно же. Добрый доктор Грегори.

— Остаётся выть и метаться тебе под луной, — слышу я хрипловатый голос Вериа из тумана.

— И дрожать-дребезжать рваной струной! — кричу в ответ и заливаюсь смехом.

— Ты умер! — кричит женщина.

Я снова могу дышать свободно. В голове появляется необычайная лёгкость. Да, это только здесь. Когда проснусь будет и больно, и страшно, и муторно. Но хотя бы на один сон, на один бесконечный миг — я сам решаю здесь, сколько он продлится — всё будет светло.

Спасибо вам, бабушка Туи.

Спасибо вам, Грег.

_______________________________

[11] Примерно 27 °C. На всякий случай напомню, что температурная шкала в Дженто перевёрнута и схожа с системой Делиля.

========== XII ==========

XII

Марк уже давно починил систему вентиляции, и в коридорах можно было расхаживать хоть в шёлковой ночнушке. Но Джифф казалось, что ледяной ветер из сна преследует её и здесь, забираясь под рубаху и вызывая неприятные мурашки. Впервые в жизни леди Нивес искала поддержки после кошмара. И к кому ей ещё идти, если не к Грегори? Женщина чувствовала себя подавленно и не сразу осмелилась постучать в дверь.

Заспанный доктор выглядел комично, и в любое другое время Нивес не упустила бы столь прелестную возможность пустить остроту. Не дожидаясь неудобных вопросов, она прошмыгнула внутрь мимо Вериа и уверенно направилась к шкафу – где-то там точно есть бутылка-другая вина или, на худой конец, виски. Жаловаться на плохие сны Джифф и не думала, скорее ей нужна была компания, чтобы дотянуть до утра, а там… там можно вколоть стимуляторы и притвориться, что ночью не случилось никаких происшествий.

– Может быть, чего покрепче? – Грегори сел на кровать, потому как гостья заняла единственное кресло.

– Обойдусь, – коротко бросила она, вынимая пробку зубами. – Когда успел мой винный погреб ограбить?

– Ты, вроде, не говорила, что это твой неприкосновенный запас, – хохотнул мужчина. – Что с тобой? Не узнаю свою Железную Леди.

– Нервы. Смотри, у меня вон даже глаз дёргаться начал.

Глядя на надувшую губы Нивес, Грег понял, что зря спросил о причинах тревоги – землю есть согласится, но не откроется, что не так. Только отшучиваться и будет.

– Боюсь, как бы кошмар не был вызван дурным предчувствием, – тяжело вздохнула Джифф, вытягивая ноги.

Или не будет? Отвернулась, смотрит в другую сторону, то и дело прикладываясь к бутылке. И нервно теребит прядь волос. Сама на себя не похожа.

– Мои парни ушли в туннели, – пояснила женщина и грустно улыбнулась. – Когда за Стену кто-то из знакомых ходил, не так нервничала, хотя опасностей там куда больше… Старею, наверное.

– Рано тебе ещё «стареть», – усмехнулся Грегори. – Сколько тебе? Двадцать пять? Тридцать?

– Тридцать семь. Хотя у женщин не принято афишировать свой возраст. Скоро на моём лице будет куда больше морщин, волосы утратят свой блеск, ум – остроту и проницательность. Для меня и тебя время в Дженто летит по-разному.

Вериа молчал, боясь хоть словом спугнуть Нивес, понимая, что за долгие годы службы она не выговаривалась, не изливала душу. Да и кому? Семья не отвернулась от неё даже после дезертирства, но понять не могла – из-за чего ещё шестнадцатилетняя девчушка, у которой кроме балов и платьев в голове ничего не должно было быть, решила бросить всё и стать проходчиком? А там уже не до слов, не до души. У Карателей – тем более.

– Девочка решила стать проходчиком! – неожиданно громко выпалила Джифф, кого-то пародируя. – Нонсенс, сумасшествие, изощрённая попытка суицида! Девочка сошла с ума! Девочке нужен срочно доктор и таблетки от душевных терзаний. Её бросил мальчик? Её не понимают родители? Братья и сёстры? Ей не хватает общения со сверстниками? Нет-нет-нет, здесь не может быть взвешенного решения.

Бывшая проходчица встряхнула головой и ярко-жёлтыми глазами с расширенными зрачками прямо посмотрела на Грега. Доктору стало не по себе от этого взгляда. Внешне он никак не показывал, что беспокоится о состоянии подруги, только вот беспокойство это уже лилось через край.

– Всю империю учат, что нет никого благороднее и честнее светлых господ. Что решение господина – праведно, несёт в себе чистые помыслы. Всё, что делает господин, идёт на благо жителей Дженто. Никто не вправе осуждать их, кроме стоящих выше – армейских офицеров, судей, канцлеров, – она нервно сглотнула и начала теребить ворот рубахи. – И вот представь. Ты ребёнок, которому позволяют всё. Тебя не смеют тронуть и пальцем. Выходи в Нижний с охраной и плюй в лицо любому. В своих владениях ты тем более Верховный канцлер и Возвышенный в одном лице. Никто не посмеет пикнуть. В некоторых семьях есть даже подобие ритуала, и детей заставляют выбирать любую приглянувшуюся жертву и делать с ней… всякое. Что хочешь – всё к твоим ногам. Закон между тобой и другими работает только для равных или высших. Таскать служанок за волосы, бить палками слуг – пожалуйста, сколько хочешь. Слишком горячий чай? Плесни его в лицо тому, кто принёс. Не нравится еда? Прикажи положить руку на стол и воткни в неё нож или вилку, а лучше – и то, и другое. Ужасно, верно? Конечно, такое непотребство далеко не везде, есть и нормальные светлые господа, хотя с такими реалиями их вернее будет назвать не-нормальными. И вот ты варишься во всём этом целых шестнадцать лет! Осознанно, разумеется, меньше, но весь этот яд отравляет тебя уже с самого рождения. Мне везло – в нашей семье не гонятся за известностью. Я не жила в Центре больше месяца раз в пару лет. Но даже так – жаждала сбежать.

Джифф рывком пересела на кровать рядом с Грегори и обняла его руку, бутылку, впрочем, так и не выпуская.

– Сбежала на свою голову! Только больше внимания привлекла да попала в новый гадюшник. А ты сидишь, слушаешь и думаешь себе, что оказался в империи, где каждый второй сходит с ума.

– Я думаю, – решил подать голос Вериа, отнимая бутылку и с настойчивой мягкостью положив голову женщины себе на колени, – что ты немного перебрала.

– Отшучиваться – моя прерогатива, – взбрыкнула она, но сильная рука Грега не дала ей подняться.