Генерал-майор стоял у камина, беспокойно теребя пуговицы чёрного военного мундира. Жар огня обжигал, в комнате стояла жуткая духота, общая температура опустилась ниже ста десяти градусов[11], но отойти означало повернуться лицом к Грэму. Этого Мирт и опасался. В любой другой ситуации он бы вёл себя как обычно, гнев Верховного его нисколько не пугал. Бывалому вояке было банально стыдно не перед начальством даже — перед старым другом, который доверил ему собственного горячо любимого сына. Конечно, Нортон не признавался в этом самому себе, только вот со стороны всяко ясней.
— Я не думаю, что…
— Заткнись, — оборвал Мирта жёсткий тон канцлера. — Хватит этих твоих предположений, я сыт по горло мямлящими докладами, поэтому говори чётко и ясно.
Дождавшись, когда Грэм опрокинет в себя стакан виски, генерал-майор заговорил:
— Мы нашли его в библиотеке, рубящим тумбочку. Никто не пострадал, в здание людей не было, — Мирт виновато кашлянул. — Сначала он кричал что-то невнятное, поэтому я счёл его приступ допустимым, но когда мальчонка пришёл в себя уже в лагере… Он лопотал о крови из ушей, пытался выдрать волосы, кусался и плакал. Привести его в чувство не получилось, поэтому я приказал вколоть ему успокоительное, взял в охапку и доставил сюда.
Нортон хотел было налить себе ещё, но, обнаружив пустую бутылку, недовольно заворчал. Алкоголь помогал куда лучше многочисленных таблеток, однако имел свойство заканчиваться в самый неподходящий момент.
— В этом нет твоей вины, — выдавил из себя мужчина, раздумывая, стоит ли звать слугу. — Церик не рекомендовал отправлять его на подобное задание, предположив, что оно может вызвать ассоциации с тем… в общем, ты понял.
Мирт коротко кивнул. Всё это дело, связанное с чересчур вольной леди Грэм, начинало тяготить. И запутываться сильнее, затягивая узлы так, что их невозможно было уже развязать, — оставалось только рубить. Будь генерал-майор — тогда ещё, правда, всего лишь полковник — в Центре, не оставь он друга одного с сероглазой бестией… Вертела своим мужем, как хотела, и в ус не дула! Вот тебе и деньги на исследования, вот тебе и какие хочешь развлечения. Что, всё-таки, делает любовь с мужчинами, ох-хо-хо.
— В этом нет твоей вины, — уже твёрже повторил канцлер и прикрыл глаза. — Это я допустил подобное, я разрешил… и с Мириам — тоже я разрешил.
— Может, пора перестать себя бичевать за случившееся, а? Просто побудь с парнем. Ему отец нужен, а не вот это вот всё, — Мирт обвёл кабинет презрительным взглядом. Его раздражало нытьё некогда сильного человека в такие моменты. — Ты с ним хоть раз куда-то кроме этого кабинета или заседаний Совета ходил раньше? И вместо того, чтобы помочь, взял и сослал куда подальше.
Глупый вопрос, конечно. Этим не поможешь — поздно уже, слишком многое упущено. Только вот если Нортон не возьмёт себя в руки, тут не только человек развалится, тут империи конец наступит. Многие только и ждут, что увидеть слабину обожаемого правителя. Сразу — цап! — съедят и не подавятся. Пинок вам нужен, господин Верховный канцлер! Прямо, значится, под ваше мягкое место.
— Ходил, — вяло отмахнулся Грэм. — В театр. С ним и… Не важно.
— Не важно, — проворчал Мирт, начиная неожиданно для себя злиться. — Всё у вас «неважно», господин канцлер. Говорил я тебе, доиграешься с головой пацанёнка, вот он у тебя и сбрендил совсем. Ох, бедное дитя, единственное в деревне выжило после устроенной бандитами бойни, негоже ему про такое помнить, надо что-то придумать! Что там у нас ещё? Мириам повела его на первое задание чумных бить — нет-нет-нет, мальчику плохо может стать от таких воспоминаний, срочно всё подчищаем! Попал под лавину и чуть не замёрз насмерть — опасно, слишком опасно, мальчик даже говорить перестал, весь в себя ушёл, включайте свою волшебную машину, доктор Церик! Ладно, про смерть Мириам согласен. Негоже ему знать, что он собственную «мать» убил. Но ты пытался сделать его идеальным, а сделал сумасшедшим и себя, и его. Поздравляю вас, господин канцлер, у вас главный приз!
— Разжалую, — недовольно поморщился «господин канцлер». — И в карцер отправлю.
Мирт с минуту смотрел на друга, пытаясь понять, говорит ли тот серьёзно. Да даже если и шутит!..
— А знаешь, отправляй, — не выдержал генерал-майор, срывая погоны и швыряя их на стол. — Устал я от вас порядочно.
Не готовый к такому повороту событий, Нортон тем не менее сумел сохранить лицо. Но руки, вытаскивающие портсигар, всё-таки предательски дрожали.
— Я не его пытался сделать идеальным, — тихо возразил он, пытаясь замять тему «разжалования». — Я хотел, чтобы в его воспоминаниях не было ужаса, чтобы он был счастлив.
— Конечно-конечно, — покорно закивал головой Мирт. — Но люди не игрушки, друг ты мой безмозглый. Ну чем, чем ты сейчас отличаешься от своей покойной жёнушки?
С глухим стуком на пол упала зажигалка. Грэм медленно поднял взгляд на друга и, не увидев на его лице и тени иронии, побледнел.
— Я просил… — срывающимся голосом попытался напомнить канцлер.
— Что, прости? Ах, да. Мы же не любим, когда нам наступают на больную мозоль. Мы же прячемся в угол всякий раз, когда нас бьют в самое сердце. Мы же…
— Хватит. Я понял тебя, — еле слышно произнёс Нортон и отвернулся к окну.
Заведённый генерал-майор остановился с большой неохотой, успокаивая себя тем, что на пути вправления мозгов главное не переборщить. Иначе эти мозги начинают закручиваться в другую сторону, и тут точно стоит ждать беды.
— И я понимаю. Понимаю, что по предписаниям умных докторишек вроде того же Церика тебе назначены покой, ласка и забота, но нельзя же всегда сидеть в своём кабинете как в скорлупе? Да, ты любил женщину. Да, она была немного… повёрнута на своих идеях. Да, она умерла. Но прошёл уже год, из которого ты половину времени продержал своего сына в смирительной рубашке, а на оставшееся изгнал куда подальше, стерев память. Это ли выход, друг мой?
Грэм вяло передёрнул плечами. Найти выход он отчаялся задолго до того, как умерла Мириам.
— Я не могу смотреть ему в глаза. Я не могу…
— Норт, — мужчина протянул свою зажигалку, привлекая к себе внимание и не давая другу уйти в пучину тёмных воспоминаний. — Хотя бы поговорить с ним ты можешь?
— Я не думаю, что… — слабая попытка воспротивиться разбилась о суровый взгляд Мирта. — Спасибо, Хьюго. Могу.
В лёгкие врывается холодный воздух, и я понимаю, что никогда до этого не был так счастлив. Мне подвластны две пары сильных лап, передо мной нескончаемый туманный лес, надо мной — восемь прекрасных лун. И я бегу, воя и повизгивая от раздираемых душу эмоций. Здесь свободно, здесь радостно, пусть и странно.
То слева, то справа мелькает силуэт Белого. Он будто бы направляет, не даёт сбиться. Я принимаю правила игры и повинуюсь ему — знаю откуда-то, что весь этот лес входит в его владения, и не смею идти против. Он — друг, который со мной заодно. Хочет помочь. И я верю.
Путь, что он выбрал для меня, выводит к реке. Ещё издалека пахнет сыростью, почва под лапами становится мягче, до чуткого слуха доносится нежное журчание. Вода приходится кстати, я уже давно хочу пить. А вот и место для отдыха — небольшая заводь. Из кустов оглядываюсь, почему-то ожидая ловушки, но стоит только понять, что опасности нет, тут же метаюсь к берегу.
Смешно. Никакой я не ужасный зверь. Нет никаких лап. Заклятье успевает исчезнуть где-то на пути к воде, и в спокойном отражении я вижу себя. Светлые, немного кучерявые волосы — всегда раздражала эта особенность, — тонкие улыбающиеся губы, измятый воротник рубашки, за который матушка будет меня ругать. Серо-зелёно-карие глаза, имеющие чудесное свойство меняться, теплеют при воспоминаниях о матери, становясь похожими на горький гречишный мёд. Да уж, уж-жасный зверь.
Белый неслышно выныривает из кустов, но я чувствую его взгляд и оборачиваюсь. В его зубах безвольно повисла тушка кролика. Пусть он и хранитель этого леса, ему тоже необходимо питаться, и стать его пищей в некотором роде почётно. Не могу знать наверняка, в этих владениях один он говорит со мной и не боится подходить на расстояние вытянутой руки. Иногда — ближе, и тогда моему счастью нет предела, потому что похвастаться возможностью погладить волка в нашей деревне может не каждый. И какая разница, если это сон? Здесь мало отличий от реальности, пусть всё и навеяно сказками матушки.
