– Кто вы? – тихо спросил он во второй раз.
– Я твоя мама, Рэд, – улыбнулась женщина, повернувшись в кресле и кивнув на стакан. – Выпей, это поможет. Не бойся, ты постепенно всё вспомнишь.
Жидкость оказалась тягучей как цветочный мёд, вяжущей и чрезмерно сладкой. Пузырьки ударили в нос, и мальчик чуть было не поперхнулся. Попросить воды он постеснялся, хоть и стал чувствовать себя чуть свободнее и спокойнее – постепенно к Рэду возвращалась память. Обрывочная, смешанная с ужасными кошмарами-видениями, но всё-таки его.
– Расскажешь мне свой сон? – продолжая тепло улыбаться, она нажала кнопку диктофона на столе.
– Там были люди. Много людей без лиц, – он невольно закусил край губы, когда картины сна вновь предстали перед его внутренним взором. – И Белый Волк. Он показал мне звезду на небе, а потом…
– Так-так. Давай по порядку и с начала. Где всё это происходило?
– Степь, как… как в Аласто. Рядом с моим старым домом. Мне очень хотелось пить, а потом…
Резкий стук в дверь заставил ребёнка сжаться. Мириам приложила палец к губам, выключила диктофон и принялась быстро собирать бумаги на столе, выкладывая вместо них заранее подготовленные сшитые листы с исследовательскими графиками и таблицами.
– Это такая игра, хорошо? Мы с тобой проверяли кровь пациентов. И ничего больше, – шёпотом произнесла она. – Понял?
В дверь забарабанили с новой силой, отчего Рэду захотелось спрятаться под кушеткой. Нежданный визитёр в его голове представлялся одним из безликих с факелами.
– Мириам! Открой дверь. Я знаю, что ты здесь, – недовольный голос пытался выдавить из себя мягкие просящие нотки, но сквозь них всё равно ощущался приказ.
– Иду-иду, мессир Грэм. Незачем так шуметь, – с улыбкой произнесла женщина, впуская взъерошенного мужчину с горящими глазами внутрь.
Бросив быстрый взгляд на беспорядок на столе и испуганный вид мальчишки, Верховный канцлер тихо выдохнул, сдерживая рвущийся наружу рык. Нортон не любил, когда сказанные им слова пропускали мимо ушей, однако накопленный за долгий день гнев срывать на любимой жене считал неправильным. Мысленно досчитав до десяти, он уселся на кушетку рядом с мальчиком и закатал его рукава. При виде застарелых следов от уколов и парочки новых, лицо Грэма помрачнело.
– Ты думаешь, что творишь? – тихий мягкий тон не сулил ничего хорошего. – Мы, кажется, уже обсуждали это с тобой. Опять за своё?
Мириам недовольно поджала губы, сев на краешек стола и скрестив руки на груди. Виноватой себя она нисколько не считала, но при этом старалась не пересекаться взглядом с мужем.
– Я позаботился о том, чтобы в твоём распоряжении было лучшее оборудование, дал ход всем твоим исследованиям. А ты, вместо чего-то действительно важного, занимаешься изуверствами над десятилетнем мальчишкой, приходящимся тебе сыном, – Грэм подошёл и, положив руки на плечи Мириам, попытался заглянуть ей в лицо. – Скажи мне, милая, чего ещё тебе не хватает для полного счастья?
– Ты не понимаешь, да? – выдавила из себя женщина, продолжая смотреть в сторону. – Правда не понимаешь, какое сокровище было у нас под носом всё это время? Дай мне больше времени, и ты получишь результат! Такой феномен нельзя оставлять без изучения.
– Ему десять, Мириам! Он ребёнок, Извечные меня раздери. Из-за твоих экспериментов ему вечно сняться кошмары! Какой результат? Какой феномен?!
– В отличие от тебя я пытаюсь сделать с разваливающейся на части Дженто хоть что-то! – зло прошипела она в ответ, отводя руки мужчины от себя. – Стелешься перед каждым вторым в Канцелярии, носишься со своими реформами. А о простых людях ты думал? О заразе, что бродит по Аласто уже который год? Ну же, скажи мне, что ты делаешь кроме того, что посылаешь армию вырезать заражённые деревни одну за другой?
– Логрэд, иди в свою комнату, – жёсткий тон Верховного канцлера заставил мальчишку мигом испариться из кабинета. – А ты, Мириам, завтра же отправляешься в Университет. Надеюсь, Грег сможет повлиять на тебя. Моих слов, как видно, уже недостаточно.
– Ты не можешь так просто!..
– Завтра же, Мириам. Логрэд остаётся здесь. И это не обсуждается.
========== VIII ==========
Событие второе
Я пёс на службе,
Раб послушный,
Верная игрушка,
Ставшая ненужной.
VIII
– Нет мне прощения, святой отец, – голос юноши заметно дрожал, – ибо грехи мои тяжки.
Из-за тонкой деревянной перегородки, занавешенной тёмной бархатной шторой, не последовало ни звука, но Рэду и не нужны были слова утешения. Он впервые пришёл на исповедь и чувствовал себя инородным предметом, пулей в чьём-то теле, что необходимо извлечь. Никто не мешал ему встать и покинуть исповедальню, никто не заставлял его прийти сюда. Логрэд чувствовал, что иначе не может – слова, столько времени томившиеся в голове, рвались наружу, жаждали стать сказанными.
– Нет мне прощения, святой отец, – медленно вдохнул проходчик, – ибо я убил двоих.
– Вы убили их по долгу службы? – холодно спросил священник по ту сторону, и мальчишка вздрогнул.
Словно тысяча ледяных игл вонзились в позвоночник. Отчего-то Логрэд ожидал, что там, за перегородкой, будет сидеть Винсент, и ехидные интонации отца Райта вызовут приступ ярости, с которым говорить станет так легко и просто. Склизкий ком поднялся из груди и застрял в горле, преграждая путь заготовленным заранее фразам. Почувствовав, что задыхается, парень вцепился в ворот парадного мундира и закусил губу. Солёный привкус крови привёл его в чувство.
Отступать поздно. Теперь – только вперёд.
– Д-да, можно сказать и так, но убивать их было не…
– Я отпускаю тебе этот грех, сын мой. Что тревожит твою душу ещё?
Так просто? Одна фраза – и нарушение самого важного завета Возвышенного исчезло? На душе всё ещё пусто, всё ещё холодно. Всё ещё нет прощения самому себе за вольность, за вседозволенность, за то, что упивался властью над чьей-то жизнью. Да, он был не в себе, да, не мог совладать, не мог предвидеть, не мог остановить, но… можно ли перечеркнуть прошлое отпущением греха?
– Нет мне прощения, святой отец, – он стиснул зубы, – ибо нет веры в сердце моём. Нет мне прощения, ибо ропщу я на Господа нашего, Возвышенного Создателя. Полны кощунства мои помыслы и слова. Нет мне прощения, ибо неведомы мне слова молитв. Нет прощения мне…
Логрэд не мог остановиться, перечисляя все те грехи, что он вычитал в Писании и что мог применить к себе. Он говорил, но на душе с каждым произнесённым словом становилось холоднее.
– Достаточно, сын мой.
Проходчик вдруг понял, что там, за занавеской, сидит кто-то не старше его самого. Нет, никак не старше. Многим младше, если судить по мягкому, только-только начавшему ломаться голосу. Рэд сглотнул набежавшую горькую слюну и поморщился от боли в прокушенной губе. Ему нечего было больше сказать.
– Я спросил, что тревожит твою душу, а не перечень грехов. Сын мой, ты далёк от веры, это видно с первых твоих слов. Исповедь есть обряд, предназначенный для покаяния в деяниях, коеи недопустимо совершать перед ликом Господнем. Но прощенье Возвышенного не поможет тому, кто не готов примириться с собой и своими грехами. Стало ли тебе легче, когда я отпустил грех, что тяготил тебя, сын мой?
– Нет, святой отец, – тихо ответил проходчик.
– Наша жизнь, сын мой, состоит не только из грехов, но и из добродетелей. Знаешь ли ты о них?
Смотря на свои дрожащие руки, Логрэд понял, что не знает, о чём говорит священник. На него накатил новый приступ удушья, и выдавить хоть звук из себя у мальчишки никак не получалось. Это и есть наказание Господне? Он умрёт здесь, на тонкой скамье исповедальни, за то, что так и не научился верить?
– Есть восемь грехов, что носят имена Извечных, но также есть восемь добродетелей, что появились им в противовес. Многие священники слишком громко кричат о грехах, но так мало говорят о добродетелях. Тебе, сын мой, нужно помнить о них. Помни о милосердии, об умении прощать других. И себя.
