***
Когда Михаил вернулся на место происшествия, поиски уже свернули. Огни последней отъезжающей машины прощально сверкнули за поворотом, и теперь этот участок дороги ничем не напоминал место недавней трагедии. Впрочем, логично — если белым днем ничего не удалось обнаружить, то ближе к вечеру пытаться что-то найти тем более бессмысленно. Зотов и сам это понимал, однако просто сидеть в кабинете или даже в засаде на Грановича не смог бы просто физически. Жгущие сознание страшные мысли не позволяли остановиться хоть на секунду, требуя действовать, хоть совсем глупо, необдуманно и безнадежно, но все-таки действовать.
Бездумно и бегло осмотрев и без того истоптанную множеством ног местность за обрывом, Зотов вернулся в авто и проехал немного дальше, свернув на повороте. Если бы преступники хотели спрятать машину, то наверняка выбрали бы этот путь: неподалеку болото, лучшего места избавиться от такой улики придумать нельзя. Простая мысль, что тут все наверняка на десять раз осмотрели до него, Михаила не останавливала: бездействие просто свело бы его с ума. Однако увлеченные непонятно чем искатели, так их и растак, до гениальной простоты, похоже, не дошли — кроме единственной колеи от протекторов никаких следов не имелось. Куда смотрели великие командиры, раздающие указания, оставалось загадкой.
Автомобиль, несколько подержанный, но приличный внедорожник, обнаружился довольно быстро, хоть и был наскоро закидан листвой. Очевидно, утопить машину просто не успели, преступникам кто-то помешал, но это не исключало возможности, что они решат вернуться и закончить начатое: как бы аккуратно не было сделано дело, в салоне почти наверняка остались следы, которые необходимо уничтожить.
Только безуспешно пошарив в карманах в поисках мобильного, Зотов вспомнил, что тот, разряженный, остался в машине. Нужно было возвращаться, найти телефон и вызвать экспертов… Михаил так бы и сделал, если бы вдруг, поддавшись какому-то необъяснимому ощущению, не обернулся и заметил мелькнувшую между деревьев тень. При более внимательном взгляде тень оказалась щуплым человеком с канистрой, и Зотов как-то сразу понял, что этот тип явно не романтический костер в лесу решил развести.
— Стой! Сука, — выругался Зотов, на ходу вытаскивая пистолет. Человек, услышав окрик, рванул обратно. Метнулся влево, вправо, снова влево… Петлял неизвестный не хуже путающего следы зайца. Темная куртка практически сливалась с деревьями, к тому же он явно знал местность лучше, умело обегая всякие коряги, поваленные стволы и прочие препятствия. Темное пятно мелькнуло в последний раз и пропало. Зотов еще по инерции пробежал несколько метров, но и так было ясно: неизвестного он упустил. Привалившись спиной к дереву, попытался отдышаться и унять круговерть расплывающихся красок перед глазами. Наконец, сделав пару вдохов и кое-как успокоившись, отправился назад. Не узнав тропу, вернулся, осмотрелся, выбрал другую, снова засомневался… Повернул обратно и понял, что окончательно заплутал. Остановился, огляделся еще раз, пытаясь восстановить в памяти маршрут и ехидно себя поддел: вот что называется “заблудиться в трех соснах”…
Так и не выраженная усмешка комом застряла где-то в горле, а сердце остановилось, пропуская удары.
На влажной от мороси земле, в груде пожухлых, выцветших листьев виднелось знакомое черное пальто и неестественно-яркие рыжие волосы.
========== Долгая дорога ==========
Казалось, что какой-то невидимый часовой механизм, лязгая шестеренками, стремительно отмотал время, отбросив на много-много лет назад. Ведь это уже было: заляпанная кровью одежда, раненый человек у него на руках, раздирающая изнутри дрожь и долгая, бесконечно долгая дорога…
Куда-то исчезло чувство времени, ощущение реальности, да и сама реальность исчезла тоже. Еще в тот момент, когда, придавленный к земле страхом и внезапно вспыхнувшей надеждой, остановился в нескольких шагах от начальницы, не в силах заставить себя наклониться и проверить пульс. Глупо: казалось, пока не знает, что она мертва, есть хоть какой-то, самый крошечный шанс на чудо.
Шанс действительно был. Только с каждым сделанным шагом, с каждым пройденным метром Зотов все явственнее ощущал, как вместе с кровью из тела по капле уходит жизнь.
Уже остался позади массив леса с совершенно непроходимыми тропами и попадающимися на пути поваленными деревьями, почти километр глянцево-серого от мороси шоссе, а конца дороге все не было видно. С трудом слушались ноги, руки затекли и онемели, и казалось, еще немного, — попросту разожмутся, не выдержав напряжения. Уже не было отчаяния, страха, тревоги. Только усталость и длинная, невероятно длинная, все никак не заканчивающаяся дорога.
Безысходность накатила позже, когда без сил опустился на скамейку под крышей автобусной остановки, непослушными от напряжения руками придерживая бесчувственную начальницу. Все бесполезно, все зря: совершенно пустая трасса, по которой, наверное, не чаще пары раз в день проносятся автомобили, а автобусы приезжают и того реже; едва живая Зимина и время, не уходящее — бесследно растворяющееся в пространстве и приближающее жуткий миг. Почему, почему все сложилось так? Почему именно он нашел начальницу, когда больше никто не пытался сделать хоть что-нибудь; почему именно в этот момент он остался без связи, не имея возможности вызвать помощь; почему именно тогда отказалась заводиться машина — закончился бензин. А еще — почему, сделав все возможное и даже чуть больше, он не желал мириться с безжалостной мыслью: все оказалось напрасно. Медленно, как-то совсем незаметно-тихо, на его руках умирала женщина, которая ему совершенно-точно-никто. Которая… просто не успела стать для него кем-то. От необъяснимой безнадежности этой мысли хотелось выть.
Зотов не знал, сколько прошло минут или даже часов, когда на абсолютно пустом шоссе вдруг появился старый потрепанный автомобиль. И, мгновенно вырвавшись из порочного круга оцепенения, Михаил вылетел на дорогу, делая лихорадочные знаки остановиться. Автомобиль постепенно замедлил ход и наконец притормозил; бородатая заросшая физиономия мелькнула из приоткрытого окна.
— Я полицейский, у нас тут раненая сотрудница, нужно срочно в больницу… — Залп судорожно выпаленных слов и несколько смятых купюр, протянутых в салон.
— Не-е, мужик, уж извини, откуда я знаю, кто ты такой, — настороженный взгляд на явно дорогое, но перепачканное грязью и кровью пальто, на помятые деньги; явное решение убраться подальше, не вникая в какие-то мутные темы.
Натянутые до предела нервы разорвались со звоном оглушительно лопнувших струн. Он так вымотался за сегодняшний день… Жуткая, буквально опрокинувшая новость; куда-то запропастившийся урод Гранович; неожиданная находка и бесконечный, лишающий последних сил путь. А теперь, когда утраченная было надежда загорелась вновь, какой-то трясущийся за свою поганую шкуру хмырь хочет лишить его начальницу последнего, самого ничтожного шанса на спасение.
И Зотов не стал ничего объяснять, распинаться о том, что совсем рядом, раненная какими-то ублюдками, истекает кровью полковник полиции; что он не может ждать хрен знает сколько, онемев от страха; что до другой машины или самого захудалого автобуса женщина может просто не дожить… Нет, он не сказал ни одной из этих фраз, просто второй раз за день рванул из кобуры пистолет, прижимая дуло к виску испуганно задрожавшего водилы.
— Сейчас ты вылезешь из своей гребаной развалюхи и перенесешь женщину. Если нет — я приложу твою тупую башку о капот и сделаю все сам. — Бесцветно, сухо, четко, без каких-либо эмоций — их уже попросту не осталось.
Когда Зимина очутилась на заднем сиденье, Зотов наконец смог выдохнуть сгустившийся в легких воздух. Спокойно убрал оружие и обошел машину, открывая дверцу со стороны водительского места. Хозяин авто сунулся было наперерез, но получил кулаком в живот и дружелюбное напутствие:
— Отдыхай, дядя.
Несчастный, согнувшись пополам и хватая ртом воздух, проводил тоскливым взглядом в секунду скрывшийся за ближайшим поворотом автомобиль.