***
Из отдела Ирина вылетела, кипя от негодования. Оказавшись сегодня по случаю возле ОВД, решила заглянуть к своему бывшему заму, поговорить, предложить помощь: в конце концов, все ее связи остались при ней, да и ее команда, стоило только попросить, по мере возможностей помогла бы Земцову. Дело со стрельбой под свой контроль обещал взять Мясницкий, ребята подключились бы без лишних вопросов, и застопорившееся расследование наконец-то могло бы сдвинуться с мертвой точки. Но Земцов, выслушав ее с пресным видом, отреагировал совершенно неожиданно:
— Ирина Сергеевна, а вам-то какое до всего этого дело? У вас там, кажется, кто-то родился? Вот своими личными делами и занимайтесь, а мы уж как-нибудь сами.
Вот именно — как-нибудь, зло подумала Ира, уже собираясь достойно ответить. Но майор ее опередил.
— Да и потом, с чего вы решили, что имеете право здесь кому-то указывать? Вы же здесь уже не служите, — произнес с явным наслаждением, наблюдая, как изменилось ее лицо. — Что такое? Разве ваш капитан Ткачев вам ничего не сказал? Бекетов уже давным-давно подписал приказ о вашей отставке. А то вы, товарищ полковник, в последнее время не справлялись, так что решение сменить начальника очень и очень правильное.
Сидя в машине, Ира долго и со вкусом материлась; выхлебала полбутылки воды, снова выскочила из авто и, нервно расхаживая по тротуару, принялась названивать Ткачеву. Вот же партизан! Зараза…
Закусив губу, долго вслушивалась в размеренные гудки, чувствуя, как дышать становится все тяжелее, а рука с мобильником будто ватная. Отступив назад, оперлась о бок машины, прикрыла глаза, пытаясь прогнать дурноту, удержаться в фокусе расплывающейся реальности. А потом плотная, удушливая темнота накрыла разом — и свет в сознании выключили.
========== V. 3. Звонок ==========
Несколько дней Ткачев буквально разрывался: работа, больница, дом. Впрочем, на службе теперь от него было немного толку, все мысли у Паши крутились вокруг семьи — в больнице просиживал рядом с Ириной до тех пор, пока ворчащие медсестры не выставляли его из палаты; вечер и почти всю ночь посвящал дочке: тещу не хотелось напрягать чересчур, а подпустить к обожаемому ребенку чужую женщину, пусть и самую великолепную няню, казалось чем-то диким. Савицкий, глядя на заметно сдавшего друга, только качал головой: он еще никогда не видел, чтобы беззаботный раздолбай Ткачик волновался о ком-то настолько, что буквально спал с лица, и даже заверения врача, что здоровью его драгоценной ИринСергевны ничего не угрожает, успокаивали мало. А уж когда Зимину выписали из клиники, Паша и вовсе взял отгулы и от дорогой жены старался не отходить ни на шаг. Раздобыл самые дорогущие лекарства, помогающие как можно быстрее восстановиться после гипертонического криза; покупал какие-то специальные витамины и фрукты; и даже не давал вставать с кровати лишний раз — «Ну вы чего, издеваетесь, вам же врач постельный режим прописал!» К плите не подпускал, предпочитая готовить сам или заказывать еду в ресторане; возиться с Маришкой тоже не позволял, разрешая только тихонько полюбоваться на мирно спящую дочь.
— Да-а, Ткачев, а ты, оказывается, тот еще тиран, — протянула иронично Зимина, когда Паша, беззлобно ругаясь, в очередной раз выгнал ее отдыхать. — Раскомандовался…
— А с вами, товарищ полковник, по-другому никак нельзя, — невозмутимо ответствовал «тиран». — Вас только на минуту оставь… На ровном же месте вляпаетесь! Что? — напрягся, поймав совершенно непонятный взгляд дорогой женушки.
Ира только молча прижалась к его плечу, судорожно сглотнула, боясь внезапно и совершенно без причины разреветься.
— Паш, — протянула как-то жалобно, вцепившись в него, — Пашка, откуда ты такой для меня взялся? И как я без тебя раньше…
Ткачев, повернувшись, осторожно взял в свою руку ее совершенно ледяную ладонь, прижался губами к тонким пальцам. Улыбнулся мягко-мягко, глядя на нее одновременно встревоженно и как-то необычайно светло.
— Раньше было раньше, Ирин. Главное — это то, что дальше. А дальше я всегда буду с тобой. Всегда. Как там? И в горе, и в радости. — Бережно коснулся щеки, отвел от лица непослушную рыжую прядку. — Мы уже столько всякой фигни пережили… Вместе пережили, понимаешь? Вот это, наверное, и есть самое главное… неважно, что где-то там происходит… то, что мы вместе, вот это важно. А остальное… переживем.
— Переживем, — эхом отозвалась Ирина, зажмурившись в попытке сдержать вновь подкатившие слезы — впервые в жизни слезы неизведанного и тем пугающего абсолютного счастья.
Впервые в жизни, пройдя огромный тяжелый путь, она знала: если что-то рушится — это не страшно. Не страшно, потому что рядом есть тот, кто не допустит, чтобы на тебя рухнул весь мир. И за одно это осознание ей не жаль было бы отдать свою жизнь.
***
Звонок раздался вечером. Ира, кое-как успокоив неожиданно раскапризничавшуюся Маришку, наконец занялась ужином: долго колдовала на кухне, приготовила ароматную утку в апельсиновом соусе, накрыла на стол, выложила в красивую вазу фрукты, принялась выбирать вино. Впервые ждала Пашу с работы с каким-то странным волнительным чувством, ну совсем как девчонка перед первым свиданием — и это давно забытое ощущение будто отбрасывало на много лет назад, когда была совсем еще молодой и беззаботной. Когда в замке заворочался ключ, испуганно метнулась к зеркалу в ванной: поправить прическу, сменить уютный пушистый халат на что-нибудь более легкомысленное и притягивающее взгляд.
— А чего, праздник какой-то? — сосредоточенно нахмурился Ткачев, оглядывая все это великолепие: нарядную жену, красиво накрытый стол, кухню в мягком интимном полумраке. — Я чего, какую-то важную дату забыл?
— Нет, — засмеялась Ира. Подошла сзади, обняла за плечи, неторопливо прошлась ладонями, разминая напряженные мышцы. — Это я забыла. Я совершенно забыла, какой у меня обалденный муж, — наклонилась, легко коснувшись губами щеки. — Устал?
Ткачев повернулся, одарив хитрой улыбкой и моментально притягивая к себе.
— Да уже не очень, — заявил многозначительно, окинув Ирину Сергеевну с ног до головы тем-самым-взглядом.
— Паш, ну а ужин? — наигранно возмутилась Ира, с удовольствием позволяя стянуть с себя легкое шелковое одеяние.
— Ужин подождет, — выдохнул Паша, нетерпеливо расправляясь с крючками и бретельками. — А вот я нет.
Настойчиво завибрировавший мобильник не дал Ирине ответить что-то игривое в тон.
— Тьфу ты! — потянувшись к телефону, выругалась от души. — Слушаю, — отчеканила раздраженно, одновременно млея: Паша, настороженно вслушиваясь в ее реплики, пыла не поубавил и как ни в чем не бывало скользнул рукой по затянутому в соблазнительное кружево бедру.
— Зимина Ирина Сергеевна? Полковник ФСБ Немиров. Нужно встретиться, есть серьезный разговор.
========== V. 4. И рухнул мир ==========
— Тело от удара выбросило из машины, скорость огромная, так что, сами понимаете…
Пашу ощутимо качнуло — только крепкая рука Савицкого немного удержала в равновесии. На ватных ногах прошел несколько метров, склонился, еще не совсем веря в реальность происходящего. Кошмарный сон, галлюцинация, бред — что это? Ведь это не может, просто не может быть правдой!
Бессмысленным взглядом скользнул по светлой куртке в черных и багровых пятнах, по рыжим волосам на фоне промерзших листьев, по залитому кровью лицу. Ошибка, наверное какая-то ошибка… И горло тут же перехватило так, что стало нечем дышать: в не застегнутом воротнике куртки мелькнуло замысловатое золотое плетение и россыпь крохотных сияющих камешков.
Кулон. Тот самый кулон, который он подарил Ирине на Восьмое марта… еще тогда, давно, целую вечность назад…
Все мутилось и кружилось перед глазами безумной каруселью; в голове мерно и очень больно гудело. Уже выходя за ленту оцепления, наткнулся взглядом на стоявшего возле машины полковника Немирова — чистенького, гладенького, блядски спокойного. Тяжелая, горячая волна злости затопила с головой — прежде, чем Рома успел что-то понять и как-то отреагировать, рванулся вперед, с размаху нанося отработанно-крепкий удар.
