— Да не, нормально все, мне все равно на дежурство скоро, как раз выспаться успел. А вам-то чего не спится?
— Так, ерунда… мысли разные.
— За Сашку переживаете? — угадал безошибочно. — Ну чего вы, в самом деле… Недавно же с ним разговаривали. Учится парень, с новой страной знакомится, все нормально у него, да и бабушка с ним…
— Вот именно, — невесело усмехнулась Ирина Сергеевна, опуская голову и сосредоточенно размешивая в чашке сахар. Паша несколько секунд недоуменно смотрел на нее и тут же, врубившись, мысленно себя обругал. Нетрудно же догадаться, как она чувствует себя в теперешнем положении после всех событий, стрессовых ситуаций, замороченная работой — одна, без близких рядом.
Сгустившаяся тишина обрушилась давящим монолитом — лишь ровное тиканье часов и мерное звяканье чайной ложки разрывали безмолвие. И, глядя на спутанная рыжие завитки, Паша решительно не понимал, что сказать, хотя ясно чувствовал — нужно сказать хоть что-то.
— Ирин Сергевна, ну холодно же, чего вы там сели, простудитесь ведь… — пробормотал скомканно. Осторожно опустил на плечи мягкий плед; прикрыл форточку, в которую рвался гулкий февральский ветер — кажется, он по привычке оставил окно распахнутым.
— Ткачев, ты меня своей заботой добьешь когда-нибудь, — фыркнула Ира, насмешливо приподнимая бровь. Паша, вскинув взгляд на часы, язвительный выпад проигнорировал, тут же заторопившись.
— Ну все, я помчал, а то этот Земцов меня убьет, если еще раз опоздаю… Поборник дисциплины, блин… — выпалил на одном дыхании. Наклонившись, коснулся губами теплой разрумянившейся щеки и, прежде чем осознал, что это было, выскочил в коридор. Не заметив, с каким неприкрытым охренением посмотрела ему вслед Зимина, видимо, тоже не особо въехавшая в происходящее.
***
Паша вернулся рано утром — Ира, выходя из ванной, слышала привычно-изученные звуки — стук входной двери, звон ключей, брошенных на тумбочку, неторопливые усталые шаги.
— Доброе утро, — буркнул сонно на автомате. Видимо, дежурство выдалось веселым, промелькнуло в голове. Ира отступила на полшага, освобождая ему путь к ванной — чутко уловила удивительно родной запах парфюма, снежного теплого утра и усталости. Не отрываясь, смотрела как крепкие пальцы легли на ручку двери, медленно повернули…
— Паш. — Собственный негромкий голос, простреливший странно-взволнованной хрипотцой, показался оглушительным. Ткачев недоуменно обернулся, вздрагивая от прикосновения теплой ладони к плечу.
Тихо лязгнула молния джинсовой куртки, поддаваясь на удивление легко.
— Ирина Сергевна, вы чего… — вопросительный выдох потонул в напористо-жарком, настойчиво-нежном поцелуе.
Белым флагом скользнул на пол чуть влажный от воды махровый халат.
========== III. 16. Ветрено ==========
Как она могла так просто все забыть? Эти руки, эти губы, эти осторожные поцелуи и мягкие прикосновения, этот горячий чуть слышный шепот и невыносимо-сладостный жар тела… И это пронзительно-острое, невыразимо-восторженное ощущение, пробравшее насквозь до томительного холодка где-то под ребрами…
— Ирин Сергевна, вы спите?
Теплая ладонь легонько коснулась плеча. Ира, вздрогнув, дернулась и почувствовала, что куда-то летит. И тут же тупой болью прострелило лодыжку, а в уши ворвался какой-то грохот.
— Ай!
— Ушиблись? Давайте помогу вам.
Ира, растерянно-сонно моргая, перевела взгляд с опрокинутого стула на возвышавшегося перед ней Ткачева с протянутой рукой и, зажмурившись, мысленно высказалась такой витиеватой матерной тирадой, что удивилась сама. Твою же мать!..
— А я смотрю, что-то заспались вы сегодня, вот и решил разбудить, — Ткачев, недоуменно отметив, как начальница едва ли не испуганно шарахнулась в сторону, когда помогал подняться, поспешно убрал руку. — Ударились? Давайте посмотрю.
— Я сама!
Неловко придерживаясь за край кровати, Зимина медленно поднялась, отчего-то избегая смотреть на него. Накинула поверх тонкой пижамы халат и, доставая из шкафа полотенце, уточнила, все также глядя мимо:
— Лед у нас есть в холодильнике?
— Конечно, — моментально принял низкий старт Ткачев. — Принести?
— Сама, — не слишком-то любезно вторично буркнула Ирина Сергеевна, все больше вгоняя в недоумение. Сон ей плохой приснился, что ли…
— Ну, может мазь какую принести?.. Точно ничего серьезного? Может…
— Ткачев, иди уже! — почти прорычала начальница, стремительно краснея. Не, ну точно — плохой сон…
***
Злилась Ирина весь день. Злилась все больше на себя — за утреннюю неловкость, за всколыхнувшиеся воспоминания, за игру чертовых гормонов, из-за которых настроение менялось чуть ли не каждые пять минут, за это давно забытое волнующе-жаркое ощущение во всем теле, но больше всего — за этот дурацкий сон. И с участием не абы кого, а именно Ткачева…
— Да чтоб тебя! — выругалась в сердцах, раздраженно захлопывая крышку ноутбука. Она уже устроила разнос дрыхнувшему дежурному, наорала на двух пэпсов, проворонивших сбежавшего у них из-под носа нарушителя, и построила двух молоденьких следаков, точивших лясы в курилке, когда у их кабинета дожидалась очередь терпил. Но у самой все просто валилось из рук — мыслей о работе не было ну вот совсем.
— Лен, занята? Обед уже, может, зайдешь?
Измайлова, в дверях столкнувшись с вылетевшим из кабинета начальства Ткачевым, только многозначительно хмыкнула. Устроившись на соседнем с подругой стуле, выразительно оглядела заставленный тарелками поднос и не менее выразительно протянула “ну нифига себе!”, в ответ получив мрачный взгляд.
— И не стыдно тебе мужика на “сухом пайке” держать? — улыбнулась хитро, приканчивая пятую по счету конфету, пока Ира вяло возила ложкой в тарелке с пюре.
— Чего?
— Чего, чего… Ир, ты школьницу-то из себя не строй, — поддела дружески. — Мужик вон вокруг тебя вьется, пылинки сдувает, чуть ли на руках не носит… Могла бы, так сказать, и благодарность объявить…
— Измайлова, меня твои эвфемизмы доконают когда-нибудь, — Ирина, поперхнувшись, закашлялась и тут же схватилась за стакан с водой. — Вот че ты несешь, а?
— Разумное, доброе, вечное. Не, Ир, серьезно, не стыдно тебе? Ну золото же, а не мужик — готовит тебе, заботится, обеды таскает… Уважает, типа, твое положение. А ты теперь подумай, ему-то каково? Не, я не о том, — предупреждающе выставила ладонь, видя, что Ира готовится что-то сказать, — что он, бедный такой, вынужден твое общество терпеть, это вообще фигня и заморочки ваши общие. Я про то… Ой, да можно подумать, ты сама не в курсе, какие о его подвигах легенды ходили… А вот теперь прикинь, каково ему сейчас? Изменить совесть не позволит, а тут еще ты из себя неприступную крепость строишь… Ну пожалела бы мужика, приласкала, а там, глядишь, все наладилось бы у вас, как в семье настоящей.
— Лен, ты че, издеваешься?! — Почувствовала, как щеки мучительно заливаются румянцем. Опять двадцать пять! Да что ж такое…
— Да нет, Ир, это как раз ты издеваешься. Причем капитально. Он, поди, извелся весь, а ты…
— Щас как дам по башке! — не найдя больше достойных аргументов, Ира шутливо замахнулась ложкой. — Семейный психолог, тоже мне…
***
— Ирин Сергевна, вы чего-то не едите ничего совсем, нормально себя чувствуете? Проблемы какие-то, неприятности?
— Нет, — хмуро буркнула Зимина, не поднимая глаз. Похоже, ее утреннее настроение к вечеру только закрепилось — домой она явилась еще более злая, дерганая и мрачная, чем была утром. Но вот понять, что с ней происходит, у Паши не получалось ни в какую.
— Точно? Может помощь какая нужна? Вы же знаете, я всегда…
— Спасибо за ужин, я отдыхать, — оборвала начальница, отодвигая тарелку — от неловкого движения раздраженно грохнул фарфор.
— Ирина Сергевна, — Паша в последний момент перехватил ее руку, останавливая, отметив, как полковник снова вздрогнула, — я что-то не то сделал? Обидел вас чем-то?
— Что за ерунда? — привычно-заученно приподняла бровь.
