Все, кажется, осталось прежним: небольшая уютная кухня с заставленным расписной посудой круглым столиком, бьющий в окно золотисто-розоватый утренний свет, мерно тикающие часы на стене… Все осталось прежним — и в то же время стало совершенно иным. Стоило лишь крепче сжать худенькую ладонь, прямо и вопросительно ввинчиваясь взглядом в бездонную черноту неожиданно потеплевших глаз…
Резкий звонок мобильного вонзился в паутину тишины раздражающе-острой иглой.
***
Случайная встреча для уже бывшего майора Афанасьева оказалась более чем неожиданной в нескончаемой цепи неудач: вынужденное увольнение, безуспешные попытки найти новую работу, нотации жены по поводу приостановленных выплат по кредиту, наезд коллекторов, поначалу просто угрожавших, а после перешедших к решительным мерам (“меры” заключались в неисчислимых синяках, вывихе руки и трещине в ребре), а под занавес прямо из-под окон какая-то сволочь угнала машину, которую Афанасьев скрепя сердце решил продать, чтобы рассчитаться с долгами. А нетерпеливые граждане тем временем начали усиленно намекать, что если в ближайшее время денег не будет, прекрасная трехкомнатная квартирка со всем добром, нажитым непосильным и не очень праведным трудом, перейдет из собственности Афанасьева в совершенно чужую собственность.
И ничем иным, кроме как несказанной удачей, показалась в данных обстоятельствах встреча с человеком, которого в их непрезентабельном райончике Афанасьев уж точно увидеть не ожидал. И простое решение навалившихся разом проблем явилось в тот же миг…
Тем же вечером бывший майор набрал раздобытый всеми правдами и неправдами номер телефона, произнеся несколько вполне невинных, но очень многозначительных слов и сразу же добившись встречи. Случаются, случаются все-таки в жизни чудеса — всего несколько ничем не примечательных фраз, и твои проблемы волшебным образом ложатся на чужие плечи. Ведь существуют такие фразы, которые в одночасье могут разрушить все — размеренную благополучную жизнь, вполне успешную карьеру, а то и вовсе лишить свободы. Вот она, великая сила слова!
Из дома Афанасьев впервые за последнее время выходил без страха и в весьма приподнятом настроении. В его расслабленном воображении уже вовсю рисовались картины счастливого будущего: полученной суммы должно было хватить не только на погашение долга, но и еще на многие и многие приятные мелочи…
У входа в парк, где была назначена встреча, несмотря на время, оказалось безлюдно, но данное обстоятельство только порадовало: мало ли что мог задумать его собеседник, не желая делиться… Бодрым шагом бывший майор приблизился к лавочке в отдалении, облегченно переводя дух и опускаясь прямо на подернутое снежком сиденье: никакой слежки он за собой не заметил. Нет, хорошо все-таки иметь дело с разумными и сговорчивыми людьми…
Вкрадчивый скрип ветки за своей спиной Афанасьев уловил слишком поздно.
***
— Что тут? — Ирина решительно пробилась сквозь толпу зевак и мельтешащих людей из следственной группы. Криминалист, увлеченно щелкавший камерой, вопрос не услышал — за него ответил находившийся здесь же новый начальник оперов.
— Банальная история, товарищ полковник. Мужчина вышел в парк собаку выгуливать, ну и наткнулся… Задушили бедолагу вчера вечером, эксперт точное время смерти не установил еще. Свидетелей, понятное дело, никаких, место отдаленное, да и холодно вчера было, кому придет в голову по такой погоде шататься? Непонятно только, что он тут делал. Кстати, он ведь, если не путаю, у вас в отделе раньше работал?
— Работал, — криво усмехнулась Зимина, с досадливой раздраженностью подумав, что, пожалуй, совершила большую ошибку, приняв на веру то, в чем Афанасьев счел нужным покаяться. Нет, было, было что-то еще, что он скрыл, то ли понадеялся на удачу, то ли так сильно боялся того, кого прикрывал… Это его, впрочем не сильно спасло. Ире, если откровенно, было наплевать: поплатился он за дело, нехрен связываться со всякой отморозью и покрывать их, но вот тот факт, что рассказать им он больше ничего не сможет, серьезно огорчал. А то, что Афанасьев погиб именно из-за своих лишних знаний, сомнений у нее не вызывал. Как же она умудрилась так лопухнуться…
— Ирин Сергевна, так можно подумать, что вы по работе рядового мента соскучились, — поддел Паша, когда столкнулись в кафе в одной остановке от парка. — Сами приехали, сами расспрашивали… Дело-то все равно к нам ни при каком раскладе не попадет.
— Это вообще-то пока еще мой район, — фирменно вздернув бровь, осадила полковник. — И я должна знать, что здесь происходит, тем более что это может быть связано с тем делом, я думаю, ты понимаешь.
— Думаете? — Ткачев, поморщившись, отодвинул от себя тарелку с нетронутым завтраком, искренне позавидовав выдержке и аппетиту начальницы — похоже, ни дурная новость, ни малоприятная суета возле трупа ее ничуть не смутили. А вот ему после вчерашних “отмечаний” кусок в горло не лез до сих пор.
— Сам подумай, — Ирина Сергеевна увлеченно взмахнула вилкой, с явным удовольствием пускаясь в рассуждения. — После увольнения у Афанасьева наверняка были проблемы с бабками, с работой опять же… А если он знал кого-то еще, кто прикрывал все это дело или даже заведовал им, то вполне мог захотеть поживиться. Это объясняет, зачем он поперся в парк на ночь глядя в такую погоду, выбрал укромное место — наверняка ждал того, кого решил шантажировать… Паш, может рассольчику? — предложила ехидно-участливо, заметив, что Ткачев слушает ее не слишком-то воодушевленно. Ткачев, отставив огромную кружку из-под кофе, только вздохнул: что-что, а понимание участия у товарища полковника очень и очень своеобразное.
========== III. 3. Горькое эхо ушедшего ==========
— Паш, Олю убили.
Тобольцев, плюхнувшись на стул, залпом опрокинул в себя полстакана воды — Ткачев с сочувствием подумал, что в подобной ситуации нужно что покрепче, но ни предложить “успокоительное”, ни задать тяжелый, но предсказуемо-необходимый в данных обстоятельствах вопрос не успел: Виктор, бессильно опустив голову, заговорил сам.
— До сих пор ее лицо перед глазами… Сколько опером работал, трупов повидал, привык вроде как… А тут… Она, Олька, и — мертвая, понимаешь?.. Кто только посмел…
Потонули, заглушились, увязли в пространстве остальные слова, какие-то детали, подробности, бессмысленно-отчаянные вопросы.
Понимаешь?
Понимал, так хорошо понимал, что все разом обледенело внутри — прерывистой рябью кадров, как на экране старого заглючившего телевизора, замелькали, вспыхивая, жуткие обрывки воспоминаний: глянцевитая лужа крови, копна светлых волос контрастом с темной гладкостью линолеумных прямоугольников, безжизненно-опустошенное лицо еще совсем недавно близкого, а самое главное — живого, живого человека…
— А что следак говорит?
Тобольцев выпрямился, криво ухмыльнулся.
— Да что он может говорить? У них там две шикарные версии: случайный грабитель и…
— И?..
— И я, — с нервным смешком договорил Виктор. — Стандартная, мать их, версия! Да еще подружки ее сразу бучу подняли, типа и ссорились мы в последнее время часто, и вообще…
— Да ладно тебе, ты ж сам понимаешь, работа такая. Не могут же они реально думать, что ты… — Понимал, насколько бессмысленны, незначительны все произносимые слова, но должен был, просто обязан сказать хоть что-то, хоть что-то сделать. — Слушай, ты мне фамилию следака скажи, я попробую через знакомых что-нибудь выяснить, ладно? И ты это… я все понимаю… но ты держись, ладно?..
***
Дома Ткачев очутился только поздно вечером — забегавшийся, замотанный, раздраженный. Помимо привычной надоедливой рутины, пришлось еще посуетиться сразу в нескольких направлениях: Зимина озадачила поиском зацепок в деле об убийстве Афанасьева — похоже, была уверена, что, ухватившись за эту ниточку, получится довести до логического конца ту мутную историю с борделем и высокими покровителями. Так что Паше довелось изрядно побегать: навестить вдову с обычными, но бесполезными в таких случаях расспросами; проверить все камеры на пути от дома Афанасьева до места убийства; даже, не особо надеясь на удачу, пробить его последние звонки. Потом еще, помня о своем обещании, Ткачев попытался выяснить что-нибудь по делу об убийстве Ольги Тобольцевой, но тут вообще натолкнулся на глухую стену — никакими подробностями следователь делиться не пожелал. Ничего удивительного, впрочем: убийство генеральской дочки, жены капитана ФСБ… Мало кому понравится, если в такое дело будут лезть какие-то левые опера…
