“В следующий раз дома запру”, — злобно пообещал Паша, пытаясь одеться. Будущая мать, мать ее! Нормальные бабы в ее положении дома на диване сидят, морально готовятся к изменениям в жизни, книжки умные читают и мужей капризами достают, а эта… Неугомонная, блин, натура!
Только на то, чтобы одеться, ушло минут двадцать — руки тряслись как с перепоя, ноги подгибались, в ушах звенело. Кое-как восстановив дыхание, Паша с трудом поднялся, привычно нашарив за поясом пистолет, и сгреб с полочки ключи. Оставался еще подвиг добраться до машины, а вот что делать дальше… Ну вот где прикажете искать это недоразумение, называющееся женой? Куда ее вообще понесло? Куда опять умудрилась вляпаться? Нет, точно — до родов под замок! Будет вязать учиться, пироги печь и спать по десять часов в сутки. А форму вообще нахрен ножницами искромсать, чтоб неповадно было! Будущая, так ее растак, мамаша!
Ткачев уже взялся за ручку двери, но та распахнулась сама — он едва успел отпрянуть. Зимина, белая как мел, ввалилась в прихожую, тут же схватившись рукой за стену, и все сердитые мысли, готовые к озвучиванию, моментально выветрились из головы.
— Ирин Сергевна… Ирин Сергевна, что с вами? — сам едва держась на ногах, Паша в последний миг успел подхватить начальницу, помогая усесться на стул.
— Что-то мне… нехорошо, — слабым, едва различимым голосом выговорила Зимина. Совершенно бледные губы беспомощно подрагивали. — Все… кружится… Дышать… трудно…
— Сейчас, Ирин Сергевна… сейчас, — забормотал Паша, неловко снимая с полковницы шубу. О том, что какую-то минуту назад готов был прибить это создание на месте, он даже не вспомнил, да и о собственной слабости и невыносимо ноющей ране, впрочем, тоже. Торопливо стянул с начальницы сапоги, ослабил галстук и даже расстегнул пару пуговиц на рубашке, встревоженно всматриваясь в по-прежнему бледное лицо Ирины Сергеевны. Осторожно придерживая за талию дрожащими руками, помог приподняться — от неуклюжего движения форменная юбка неприлично задралась, обнажая идеально-стройные ноги. Но открывшиеся взгляду прелести произвели не такое сильное впечатление, какое могли бы — темная плотная ткань оказалась пропитана кровью.
========== II. 19. Семейная сцена ==========
Никогда в жизни на Иру так никто не орал. Ни мама, обычно пытавшаяся выстроить диалог и лишь в самых крайних случаях повышавшая голос; ни ее немногочисленные кавалеры, даже в пылу ссоры не забывавшие о том, что из себя представляет хрупкая на вид Ирочка Зимина; ни даже генералы, брызжущие раздражением и недовольством, подобного не допускали. Разве что в незапамятные времена, когда она была совсем “зеленой” глупой следачкой, начальство позволяло себе топать ногами, кричать и переходить на личности. Но теперь…
— Ткачев, прекрати на меня орать! — рявкнула, едва дождавшись паузы, когда разошедшийся “муженек” ненадолго замолк, набирая в легкие воздух. — Что ты себе вообще позво!..
— Что я себе позволяю?! — еще сильнее завелся Паша и, не находя выхода эмоциям, подорвался со стула — белый халат на плечах взвился как парус под устрашающим штормом. — Нет, это что вы себе позволяете?! Вы о чем вообще думаете?! Чем — даже спрашивать не буду, тут все и так ясно!
В палате повисла оглушительная тишина, прерываемая только разгоряченно-участившимся дыханием Ткачева. Сказать, что Ира опешила от подобного хамства — значит, не сказать ничего. Даже выдать адекватный ответ не смогла, расширенными от неподдельного охренения глазами уставившись на разбушевавшегося будущего отца — в другое время Ткачев бы не удержался от улыбки, увидев подобную картину: сидящая на кровати начальница в смешных ярко-желтых пуховых носках, теплом пушистом халате и с чуть приоткрытым от изумления кукольно-маленьким ртом.
— Ткачев, ты с кем вообще разговариваешь? — кое-как отмерла Ирина Сергеевна, и в голосе начали медленно набирать обороты привычные грозовые нотки. — Ты…
— Ответил бы я вам, да только маму моего ребенка оскорблять не хочется, — на тон ниже парировал Паша, с шумом выдыхая. Не дожидаясь достойного ответа, опустился на койку рядом с начальницей. — Вы о чем думаете вообще, Ирина Сергевна? Вы хоть понимаете, что бы случилось, если бы до дома не добрались? Истекли бы кровью где-нибудь на улице и вся недолга! — Снова не выдержав, вскочил на ноги. — Вы ребенка потерять могли, вы хоть это понимаете?!
— Не кричи! — тоже повысила голос Ира. — И прекрати разговаривать со мной как с полной дурой!
— Ну а как вас назвать-то еще?! — снова вспыхнул Ткачев. — Ну ладно на ребенка наплевать, ваш материнский инстинкт, похоже, вообще в глубокой коме! Но хоть о себе-то подумать могли?! Или даже чувство самосохранения у вас напрочь отшибло?!
— Паш, ну все же обошлось, — поняв, что демонстрация силы тут не действует, Ира решила “включить” женщину. Даже, собрав все свои актерские данные, уставилась на него беспомощно-мягким взглядом из-под по-детски растрепавшейся челки.
— Железная логика! — раздраженно фыркнул Ткачев, рывком поправив упрямо сползающий с плеч халат. — С точно таким же успехом могло и не обойтись.
— Паш… — Болезненно и горько укололо запоздалым сдавленным ужасом, а еще — внезапным чувством вины: он ведь действительно волновался. Пусть и не за нее, но все же… Искренне, неподдельно, сильно. Даже забыв о своем собственном состоянии, о ранении, о том, что должен соблюдать постельный режим, а не изводить себя переживаниями и нервной суетой… Уловив что-то в ее тоне, Ткачев снова судорожно выдохнул — утомленно, уже без возмущения. Устроился на стуле, вытянул из пакета на тумбочке солнечно-оранжевый мандарин, принявшись терзать подрагивающими пальцами тонкую кожуру.
— Сколько раз вас просил быть осторожней, за руль не садиться… Сознание на дороге потеряете… — не договорив, будто испугался озвучить, протянул начальнице очищенный фрукт. Все пальцы у него оказались в липком соке — Ира, не отдавая себе отчета, чисто автоматически извлекла из упаковки салфетку, пройдясь влажной тканью по крепким горячим ладоням. Паша, дернувшись, удивленно взглянул на нее, но Зимина, опустившая глаза, ничего не заметила.
— Прости, — выдохнула едва слышно, не убирая рук, — Ткачев с каким-то необъяснимо-горьким волнением смотрел на тонкие бледные пальцы, унизанные кольцами, и что-то непонятное, незнакомое тянуще-нежной болью отзывалось в груди. И, сам прекрасно понимая, что не должен, не имеет права на подобные странно-трогательные ощущения, Паша порывисто сжал ее прохладные ладони — просто забыть, отогнать, вытравить те жуткие минуты в коридоре, когда дожидался приговора врача, готовясь к самому страшному. Хотя разве можно подготовиться к такому?.. Но вот она, живая, здоровая, в этом смешном мягком халате, с забавно выбившимися прядями, замечательно пахнущая каким-то приятно-фруктовым шампунем, сидит напротив, совершенно непривычно растерянная, даже испуганная — а значит, все обошлось.
Все обошлось.
***
— Ирин Сергевна, потеряли что-то? — Паша, прислонившись к косяку, иронично наблюдал, как Зимина безуспешно переворачивает все вокруг: обшаривает карманы шубы, роется в сумке, обыскивает полочку со всевозможными мелочами, заглядывает за тумбочку у стены. — Не это случайно? — вдоволь налюбовавшись видом начальницы со спины (на спину он как раз и не смотрел), Паша жестом фокусника продемонстрировал невесть откуда взявшиеся ключи.
— Не поняла? — медленно протянула Ирина Сергеевна, угрожающе нахмурившись. — Так, а ну дай сюда!
— Да щас прям! Вам прошлого раза мало было?
— Ткачев, ты охренел?! Немедленно верни ключи! — рявкнула Зимина, моментально доходя до состояния тихого бешенства.
— А теперь послушайте что я вам скажу! — Паша недобро прищурился, моментально теряя беззаботно-легкомысленный вид. — В ближайшие месяцы вообще можете забыть о том, что у вас есть машина! За руль я вас больше не пущу! Такси — пожалуйста, служебная машина с водилой — сколько угодно. Но сами вы за руль больше не сядете!
— Ты посмотри какой умный! — возмущенно фыркнула начальница, дернув плечом. — На все встречи и на разборки тоже предлагаешь с водителем ездить? Юморист!
