Нет, подумал он, даже этого будет недостаточно. Он не мог представить себе, что бы он почувствовал, если бы она тогда вздохнула в последний раз. Это прикончит его.

  И так, как в огне, он пошел вперед, потому что это был единственный выход.

  Он двинулся со скоростью, которая была бы нормальной в повседневных условиях, но которая в темноте казалась определенно самоубийственной.

  Родни кричал на Герберта, что он сумасшедший, он собирался убить их всех.

  Затем Родни бросился на Герберта и схватился за руль, но Герберт ударил его по голове полузакрытым кулаком, и Родни понял, что нападение на него только ухудшит ситуацию.

  Внезапно появился светофор, и Герберт резко повернул руль влево.

  «Скорая помощь» свернула за угол с визгом шин и, несомненно, какофонией подобных звуков из заднего отсека, но Герберт слишком сильно концентрировался, чтобы обращать на них внимание.

  Когда они проезжали под железнодорожным мостом, по которому рельсы от магистральной станции Блэкфрайарс к северу от реки, слышалось легкое эхо, и Герберт пытался вспомнить, какой длины была эта дорога - Саутварк-стрит и в какую сторону она изгибалась.

  На рациональном уровне он знал, что это безумие. Видимость была слишком плохой, чтобы избегать объектов при торможении, а не на той скорости, на которой он ехал. Ему пришлось свернуть туда и сюда, как если бы скорая помощь была уловкой, стараясь не поддаваться металлическому нытью, когда он скреб по стенке припаркованного «Воксхолл Велокса», и игнорируя бормотание Родни, когда пешеход выскочил на несколько дюймов от их бампера.

  Первая серьезная ошибка Герберта станет для них последней. Если бы он врезался во что-нибудь спереди, он и Родни оба вылетели бы через лобовое стекло. Если он слишком резко свернет, то скорую помощь перевернет на крышу. Любой из них мог быть фатальным.

  Убил бы Герберт остальных в машине скорой помощи, чтобы спасти Ханну? Он не мог знать. Но да, он был готов рискнуть ради этого своей жизнью; его тоже.

  По любым разумным стандартам это было ужасно и высокомерно безответственно; но Герберт бросил вызов любому мужчине, который когда-либо любил сказать ему, что он не сделал бы того же.

  Они плыли между светофорами и припаркованными автомобилями, полагаясь только на надежду, что они одни и что за ними наблюдает высшая сила.

  Еще одно гулкое эхо, когда над головой появился и исчез еще один мост; Он вспомнил, что снова железнодорожный мост, на этот раз ведущий к Лондонскому мосту и Кэннон-стрит.

  Он знал, что после этого моста дорога немного поворачивает влево, и поэтому повернул колесо в том же направлении; ни на мгновение раньше, потому что как только он это сделал, он мельком увидел твердую каменную стену, скользящую по его окну.

  «Мое окно, - подумал он. он съехал на противоположную сторону дороги, не осознавая этого.

  Родни смотрел на Герберта так, будто тот совсем сошёл с ума.

  Герберт вряд ли мог его винить, но он чувствовал себя очень тихим и пустым, как глаз смерча; Вокруг него шум, и все же он двигался с тупой безмятежностью.

  Под колесами образовывались выбоины, из-за которых машина скорой помощи тряслась, а Родни и Герберт подпрыгивали на сиденьях, но теперь Герберт не собирался ни для чего останавливаться, даже для того, чтобы спустить колесо; они были так же хороши, как и там.

  Герберт поискал последний светофор, на котором хотел повернуть направо; но они не приходили и все не приходили.

  Когда они прошли под третьим мостом, Герберт понял, что они зашли слишком далеко, потому что этот мост был последним подходом к станции «Лондонский мост», и они хотели быть на ближней стороне от него.

  Герберт резко повернул «скорую» по дуге, прищурившись от мрака, ища поворот налево, не увидел ни одного и решил довериться судьбе.

  Снова резко налево, на тротуар, готовый уклониться от любых натисков стен… но нет, он каким-то образом рассудил это правильно, и они были на том, что, как он был уверен, было улицей Святого Томаса, а это означало, что улица Гая была справа от них.

  Это означало, что они это сделали.

  Он подъехал к ближайшему зданию и вышел за дверь почти до того, как скорая помощь остановилась. Дерек уже был на тротуаре, таща за собой Ханну. Дерек жестом показал Родни, чтобы тот взял другой конец носилок, и они вместе побежали в больницу, неся Ханну, как мешок с цементом.

  Герберт быстро заглянул внутрь машины скорой помощи и почувствовал прилив облегчения, увидев, что оба выживших пациента, если не сказать особо, все еще живы.

  Они уставились на него.

  «Ты проклятый позор», - сказал мужчина.

  «Вы, должно быть, действительно любите ее», - сказала женщина.

  Герберту следовало остаться, чтобы помочь им выбраться из машины скорой помощи в главное здание, но, дай ему Бог, он хотел быть с Ханной.

  Он взял ее трость изнутри, слабо улыбнулся женщине и поспешил в том направлении, в котором приняли Дерек и Родни, слегка успокоив свою совесть, сказав первому санитару, что он обнаружил, что снаружи в машине скорой помощи находятся двое пациентов, которым нужно срочно уделить внимание. .

  «У нас закончились носилки», - крикнул он уходящему обратно Герберту, и в любое другое время Герберт нашел бы эту иронию забавной; Половина перил в Лондоне была сделана из старых носилок, концы слегка изогнуты, чтобы служить ножками, а металлическая сетка между каждой стороной все еще не повреждена. После войны не хватало строительных материалов. Возможно, сейчас, когда возникнет дефицит медицинского оборудования, процесс обратный.