<p>
- Ну, что же… Давайте пообщаемся и на эту тему… Скажу вам прямо: в молодые годы о космосе даже и не мечтал.</p>
<p>
Он достает из пачки на столе сигарету, не спеша закуривает и начинает рассказ. Биография у Бабакова и в самом деле неяркая. После школы стал радиомонтером, был призван на военную службу, но вскоре комиссован из-за болезни сердца.</p>
<p>
- Во время кросса мой моторчик меня подвел, голуба. Такие вот дела… - он аккуратно сбивает с сигареты пепел в стеклянную пепельницу на столе и улыбается:</p>
<p>
- Помню, расстроился я тогда страшно. Все думаю, отбегался ты, Жорка… А потом, уже когда вернулся на гражданку, подумал, трезво оценил ситуацию и сказал себе: “Не боись! Еще не вечер! Еще подышим!” Сказал и забыл про эту свою болячку. Вот нет ее совсем – и все тут! Стал жить так, как и раньше жил. Вернулся на работу в Центральный парк культуры и отдыха, сдал экстерном экзамены за десятый класс и поступил в заочный институт связи. Ну, а в 1937 году женился на Аннушке… Когда началась война перешел на работу в институт автоматики. Был заведующим лабораторией, потом начальником конструкторского бюро. Ну, а потом получил назначение на должность главного конструктора…</p>
<p>
Георгий Николаевич на несколько секунд замолкает, задумывается. </p>
<p>
- А уже после победы, с 1946 года, началась моя работа по ракетной тематике. Занимался я разработкой многоцелевого комплекса обнаружения целей и поражения их зенитными ракетами. С работой наше конструкторское бюро справилось успешно. Поэтому в октябре 1951 года по приказу правительства меня перевели в ОКБ Семена Лавочкина начальником отдела. Ну, а дальше моя дорожка была уже совсем простенькой… В 60-м я был назначен заместителем главного конструктора по управлению ракетными системами. А второго марта 1963 года стал главным конструктором автоматических станций для исследования Луны и планет Солнечной системы. Так вот теперь называлась совершенно официально моя новая должность. </p>
<p>
Он снова улыбается своей мягкой и доброй улыбкой и продолжает:</p>
<p>
- Весной 1963 года Сергей Павлович Королевин и Василий Павлович Михеев передали в наше КБ весь своей задел по исследованию Луны и дальнего космоса. Наследство мы получили и славное, и богатое. Поэтому и ответственность была высокой. Стыдно было бы после всех предыдущих наших космических успехов ударить лицом в грязь, правда?</p>
<p>
- Да, успехи наши к тому времени были уже на настоящей космической высоте, - соглашаюсь я. – Старт за стартом, победа за победой…</p>
<p>
- Все-таки доля везения в нашей космической программе есть, - говорит Георгий Николаевич. – У американ за океаном – одни проблемы и аварии, а у нас как заговорено: ни одной крупной аварийной ситуации! Смотрите сами, 23 сентября 1958 года успешно стартует “Луна-1”, первая в мире межпланетная ракета “Мечта”…</p>
<p>
- Но ведь в Луну она все-таки не попала, - замечаю я. – Пролетела мимо на расстоянии нескольких тысяч километров.</p>
<p>
- Но зато, - Георгий Николаевич поднимает указательный палец, - мы получили первую в мире искусственную планету. Первый искусственный спутник нашего Солнышка… А в Луну мы попали меньше, чем через месяц, 14 октября. И не просто попали, а выбросили на ее поверхность наш советский вымпел. Ну, а с третьей “Луны”, которую запустили 4 декабря 1958 года, и по пятую включительно мы уже ставили на наших ракетах высокоскоростные фотокамеры. Не просто попадали в Луну, а еще и успевали передать на Землю целую серию космических фотографий. Сергей Павлович Королевин уже тогда думал о лунных экспедициях и искал места для посадок наших лунных кораблей. Американ с их программой “Рейнджер” мы опередили почти на четыре года. А потом начался уже качественно новый этап лунных исследований…</p>
<p>
Георгий Николаевич очень подробно рассказывает мне о становлении нашего “межпланетного космоса”. Рассказывает эмоционально, с огоньком, словно еще раз переживает события не таких уж и далеких лет.</p>
<p>
- А потом, - Бабаков вздыхает, – были четыре неудачных пуска подряд. Не все ж коту масленица, правда? Удача на какое-то время показала нам свою спину. Судьба как бы взяла с нас плату за все успешные пуски в предыдущие годы.</p>
<p>
- Нелегкое тогда было время?</p>
<p>
- Нелегкое… - он хмурится. - После аварии “Луны–17” нас, главных конструкторов космических систем, собрал на Старой площади, в здании Центрального Комитета партии секретарь ЦК КПСС Дмитрий Федорович Устинин и устроил настоящий разнос… Главным “виновником торжества”, конечно, был я. Много чего было сказано в мой адрес. И что “Луну–15” мы пускали 9 мая 1965 года, в день двадцатилетия Победы над фашистской Германией. Пуск закончился неудачей, отказала тормозная двигательная установка и 12 мая наша станция разбилась где-то в районе лунного Моря Дождей. “А в это время, - зловещим тоном сообщил Устинин, потрясая пачкой зарубежных газет, - за океаном фашистский недобиток фон Браух успешно запустил ракету “Сатурн”. Вы можете ознакомиться с публикациями, товарищ Бабаков!” И бросил эту пачку газет прямо передо мной на стол. Ну, а дальше разборка пошла еще круче. Ведь семнадцатую “Луну” мы пускали 4 октября 1965 года. Произошла ошибка телеметрии при определении высоты, слишком поздно включились двигатели. Посадочный аппарат разбился о лунную поверхность чуть западнее кратера Кеплера. “Вы что специально подгадали свой пуск к восьмой годовщине запуска нашего первого спутника?! – витийствовал Устинин. – Вы представляете себе международный резонанс?!” Тут за меня вступился Сергей Павлович Королевин. “Даты пусков к Луне, уважаемый Дмитрий Федорович, - совершенно спокойно произнес он, - определяются не пожеланиями Георгия Николаевича, а законами баллистики”. Устинин буквально запнулся на половине слова. Лицо его побагровело. Ну, думаю, сейчас всем достанется, не только мне одному. “Эх, - думаю, - зря ты, Сергей Павлович, голуба, стал на мою защиту. В итоге будет еще хуже”… Но сказать Устинин ничего не успел. Тихонько скрипнула входная дверь и в кабинет вошел Никита Сергеевич Хрущев. Собственной персоной. Остановился на пороге, окинул присутствующих на заседании внимательным взглядом и спросил: “Что, товарищи, совещаетесь?” “Никита Сергеевич, - повернулся к нему Устинин, - третья подряд наша лунная станция не выполняет свою полетную задачу…” “Да, знаю я, Дмитрий Федорович, знаю, - Хрущев отмахнулся от него как от надоевшей мухи. – Я пока еще газеты читаю и радио слушаю”. Он подошел к длинному столу заседаний, уперся кулаками в столешницу и произнес: “Разбор полетов – это хорошо! Разбор полетов может уберечь нас от ошибок в будущем. Космическая техника очень сложная. Да и задачи, которые она решает в космосе, от пуска к пуску становятся все труднее и труднее. ЦК партии, товарищи, это хорошо понимает. ЦК партии верит, что неудачи наши временные и уже в ближайших пусках мы добьемся новых успехов и вернемся на Луну. Так ведь, товарищи?” “Совершенно верно, Никита Сергеевич, - Королевин поднялся со своего места. – Еще один – два пуска – и мы устраним все неполадки”. “Верю, - Хрущев кивнул. – Поэтому хватит совещаться, давайте за работу”. Он повернулся и шагнул к двери. На пороге остановился, снова повернулся к нам лицом и погрозил пальцем: “Но помните: незаменимых людей у нас нет!” И вышел…</p>
